Агнец в львиной шкуре
Шрифт:
Юли замолчала, глядя на меня огромными, полными ужаса глазами.
— Глупышка! — Я обнял ее за плечи, прижал к груди. — Ничего страшного не происходит! На тебя просто плохо действует жара, поэтому и снятся всякие кошмары. Это от переутомления, от непривычного климата, и от этого ужасного красного света.
— Ты думаешь, это из-за жары? — В ее голосе послышалась надежда.
— Конечно! Успокойся и не думай больше об этом сне.
Я вернулся в комнату, поискал глазами одежду, которую вчера разбросал, где попало. Поднял с пола брюки, надел их.
Юли вошла в комнату следом, присела на подлокотник
— Максим! Может быть мы не правы, вмешиваясь в жизнь чужого народа, чужой планеты? — неожиданно спросила она. Вид у нее был такой серьезный, как перед экзаменом. — Как мы можем знать, что для них хорошо, а что плохо?
Я подсел к ней в кресло, заглянул в глаза: в самой глубине их застыла тревожная грусть. Странно, почему она заговорила об этом именно сейчас? Я положил ладонь на ее горячее колено и голосом школьного наставника-гуру нравоучительно произнес:
— Во-первых, мы не вмешиваемся ни в чью жизнь. Мы здесь по приглашению и воле этого народа: я — как представитель Охранных Систем Общества Земли, а ты… ты — как моя жена и верный товарищ! Разве помогать людям строить новую жизнь так уж плохо? И потом, народ Гивеи совсем не чужой для нас! В наших жилах течет та же кровь, у нас общая история, у нас одна родина — Земля! Не стоит забывать об этом.
— Ты говоришь сейчас, как агитаторы из местного революционного комитета! — нахмурилась Юли. — Мне иногда кажется, что они сами не верят в то, о чем говорят. Ты не задумывался над тем, что слова здесь все чаще начинают подменять действительность? Ты не замечаешь этого? Все вокруг о чем-то спорят, что-то доказывают друг другу, строят какие-то планы на будущее, но совершенно никто ничего не делает для претворения этих планов в жизнь! От этого теряется восприимчивость к действительности и остается только восприимчивость к словам. Разве я не права? — Она испытующе посмотрела на меня.
Я нежно погладил ее колено.
— Тебе плохо здесь? Ты скучаешь по дому? Да?
— Нет, что ты! Мне здесь очень нравится!
Юли попыталась изобразить на лице оживление, но в глазах ее осталась все та же грусть.
— Скажи мне правду, Юли! Я все пойму.
— Да нет же, Максим! Все хорошо!
Она погладила меня по щеке.
— Просто я сама не пойму что со мной происходит. Это где-то внутри меня, — она приложила руку к груди около сердца, — и это как-то непонятно и тревожно…
Юли замолчала, глядя в окно, полузакрытое жалюзи. Проникавший сквозь них красный свет висел в воздухе широкими невесомыми полосами. Дальние предметы комнаты тонули в угольно-черной тени. Неожиданная мысль пришла мне в голову.
— Может быть это?.. — Я вопросительно посмотрел ей в глаза. Она поняла, улыбнулась немного снисходительно.
— Глупенький! Нет, это совсем не то, о чем ты подумал. Все гораздо сложнее. Не беспокойся об этом.
Я выпрямился, откинулся на спинку кресла.
— А почему я должен беспокоиться? Я был бы этому только рад!
Несколько секунд она пристально смотрела мне в глаза. Потом улыбнулась: нежно и устало.
— Какой ты у меня все-таки хороший… Очень!
Я отнес ее на постель, по пути целуя и наслаждаясь ароматом ее волос. Полы розового в полоску купального халата на ней развивались в потоках воздуха, гонимого вентилятором.
— Опусти штору! — попросила она, откинув волосы на подушку.
Да, правда, я тоже никак не могу привыкнуть к этому свету. Я закрыл жалюзи и вернулся к ней. Сел рядом на край дивана. Она лежала, слегка повернув голову на бок, и смотрела на меня из-под полу прикрытых век: задумчиво и немного грустно. Кожа ее была почти медной, а тени на лице глубокими и черными, такими же, как волосы. Юли слегка приподняла левую руку, протянула ее ко мне. Я взял ее горячие пальцы, осторожно поцеловал их. Она улыбнулась, откинулась на спину. Глаза ее сделались глубокими и призывными, в этом красном свете, казалось, горящими.
Я осторожно распахнул полы ее халата и склонился над ней, чувствуя соприкосновение наших горячих тел, неотрывно глядя ее в глаза. Я, словно, тонул в них, ощущая легкое головокружение. Она не улыбалась. Глаза ее оставались сосредоточенными и внимательными, словно она исполняла какой-то торжественный обряд. Но это длилось минуту, не больше. Затем их затянула туманная завеса, и веки ее сомкнулись, как только губы наши слились в долгом сладостном поцелуе. Тонкие ноздри ее тревожно и часто затрепетали. Влажная, горячая тропическая ночь медленно истекала из нее, поглощая меня, заставляя дрожать во мне каждый нерв…
Мы лежали, обнявшись, в полнейшей тишине, чувствуя биенье сердец друг друга.
— Знаешь, о чем я подумала, Максим? — ее тихий шепот защекотал теплом мою щеку.
— О чем?
— Как хорошо было бы укрыться на каком-нибудь острове, где нас никто не найдет. Чтобы кругом было море — прозрачное, синее-синее и теплое!.. Чтобы был лес, и на деревьях росли цветы, и в лесу пели птицы… И чтобы тебе не нужно было уходить каждое утро… Мы жили бы там вдвоем — только ты и я — и никого больше бы не было…
Она положила теплую ладонь мне на грудь. В темноте не было видно ее глаз, но я чувствовал, что она смотрит на меня. Я крепче обнял ее за плечи, прижимая к себе.
— Разве сейчас мы с тобой не вдвоем, малыш? Только ты и я?
— Да, но это только с утра, а потом ты опять уйдешь, и я останусь одна… совсем одна в этом чужом городе!
— Может быть, отправить тебя в столицу? — осторожно предложил я, заранее зная, что это не выход.
— А разве там лучше? — грусть прозвучала в ее голосе.
— Наверное, тебе не стоило улетать с Земли…
Она быстро прикрыла пальцами мои губы, шепнула:
— Замолчи! Я вовсе не жалуюсь, не жалуюсь! Просто я так долго ждала тебя, что эти расставания по утрам становятся для меня невыносимыми. Я скоро, наверное, сойду с ума от них! Провожать тебя каждое утро, и думать о том, что ты можешь не вернуться… Это ужасно!
— Я понимаю.
— Нет! Ты не можешь этого понять! Это надо пережить самому. Ты не можешь знать, сколько ночей еще там, на Земле, я лежала вот так же: одна, глядя в черную пустоту пред собой, и ждала, ждала, ждала!.. — Голос ее стал громче и задрожал. Почувствовав это, она замолчала. Справившись с волнением, продолжала: — Я не знала, чего я жду. Весь мир казался мне потерянным… Ты можешь себе представить такое — черная пустота вокруг и ничего больше? Ни лучика надежды!