Ах, война, что ты сделала...
Шрифт:
К Геннадию подошли несколько человек, среди которых был знакомый ему полковник ГРУ, ставивший задачу на уничтожение главаря.
— Вот иду готовиться, — невесело ответил старший лейтенант.
— В рейд?
— В тюрьму. Начальник штаба сказал, что расстрелом дело мое пахнет. Собирается сейчас командующему докладывать.
— Ну-ка, сходи, пожалуйста, к начальнику штаба, успокой его, а то он в панике дров наломает, — попросил полковник своего товарища. — А мы пока поговорим с командиром.
Они вышли на улицу, закурили.
— Ну что, командир, получены точные данные. Вы действительно уничтожили нужного нам человека. За это большое спасибо тебе и твоим ребятам. Откуда информация
— А я уж в тюрьму собрался, — разоткровенничался командир роты, еще не веря в случившееся. — Сейчас шел и думал: дать себя расстрелять, как преступника, или самому пулю в лоб пустить? Как вы вовремя подошли!
Полковник крепко пожал Бондареву руку.
— Спасибо, командир! Когда-нибудь ты осознаешь, какое большое и важное дело сделал со своими ребятами. Ради этого я и находился здесь уже несколько месяцев. Но задание выполнено, и скоро я со своей группой убываю в Союз. Очень приятно было познакомиться. Всего хорошего!
— Ну а с орденом-то что? — спросил я капитана Бондарева.
— Подошел я к Шехтману, напомнил ему. Он мне такое наговорил, что я и не рад был. Сказал, чтобы я забыл про обещанное и что лучшим орденом для меня является то, что я не сел в тюрьму и не лишился всего, в том числе и тех двух орденов, которые уже имею. Вот такая история, — закончил он свое повествование. — А заметку эту оставлю себе на память. Вырастут дети, внуки — буду им рассказывать, кем я когда-то был, кем все мы здесь были.
Когда-то в Афганистане я мечтал: если останусь жив, обязательно напишу о тех трагических и героических событиях нашей молодости. Прошли годы. Стали забываться даты, имена, события, фамилии, названия кишлаков, притупилась острота пережитого. У меня нет специального литературного образования, но, несмотря на это, я очень хотел и хочу сказать людям о том, что Афганистан был, есть и долго еще будет отзываться в наших сердцах памятью, болью, покалеченными судьбами тысяч ни в чем не повинных людей. Моя первая статья о той войне была опубликована в январе 1994 года в газете «Хакасия». В ней я напомнил своим землякам о трагических событиях декабря 1979 года.
— Зачем ты пишешь, да и кому это теперь нужно? — как-то обратился ко мне один государственный чиновник.
Было больно слушать такие слова человека, абсолютно безразличного к чужому горю, истории своей страны. Иногда опускались руки, пропадало всякое желание говорить на эту тему, тем более писать. Но проходило
Растут дети: дочь Светлана, сын Юрий. И мне очень хочется, чтобы когда-нибудь они, их дети, внуки или просто кто-то из тех, кто прочитал мои воспоминания, задумались и поверили, что мы пережили очень жестокое время. Поверили, как трудно и страшно было убивать и самому каждодневно ждать своего конца как расплаты за содеянное. Чтобы поверили, что, несмотря ни на что, мы с честью выполнили приказ Родины, которая у всех нас была одна. Что своей кровью, жертвами, героическими подвигами и просто добросовестным исполнением воинского и интернационального долга, своих служебных обязанностей мы, и я в том числе, тоже вписали свои страницы в историю нашего государства и его Вооруженных Сил. И пускай историки и болтуны переставляют сейчас события и факты того времени в угоду президентам и их режимам с ног на голову и наоборот, история останется историей. Прошедшее время не сотрет из нашей памяти лица тех, с кем мы служили там, независимо от времени, условий службы и других жизненных обстоятельств.
Все труднее становится соединять разрозненные факты боевой жизни в одно целое. Их десятки, сотни…
Было время, когда один «афганец», кстати, офицер, даже упрекнул меня в нескромности, имея в виду мои публикации в газетах, и посоветовал подписывать их вымышленной фамилией. Я писал и пишу воспоминания о своей войне, своем Афганистане, своей боли, которые я пережил, и поэтому не хочу свою войну преподносить от чьего-то имени или лица. Хочу, чтобы все, кого я называл и называю, носили свои реальные имена, иначе это уже сочинение, а не память. Я писал и пишу только о тех фактах, событиях, где я сам был непосредственным участником, или слышал от друзей, знакомых, сослуживцев. Приукрашивать и врать, зачем?
К сожалению, записи, которые я делал там, в Афганистане, очень скудны и носят рабочий характер. Я допускаю нарушение последовательности событий, иногда путаю время, но не суть их самих. И не вини меня, мой читатель, за стиль и некоторые повторы. Я не литератор, я просто один из участников той кровавой жизни.
Кем мы были в ней и кем стали сейчас — право каждого считать, как он хочет. А осуждать нас уже слишком поздно. Надо осуждать и судить тех, кто нас туда направил, дал в руки оружие и отдал приказ. Осуждать вам и себя — за свое рабское и молчаливое согласие с властью в то время, когда нас там отстреливали, как зверей на охоте, когда мы, движимые единственным желанием — остаться живыми, беспощадно убивали, жгли и рушили. Такие мы, афганцы, а теперь и чеченцы есть и стали с вашей помощью. Какими? Разными. Война, кровь, жестокость нас добрее не сделали. И если кто-то из прошедших то горнило, чистилище, молчит и не ропщет на судьбу, то не исключено, что это пока, временно. Мы — не супергерои, а простые люди, которых судьба в разные годы свела там, на афганской земле.
Однажды в отпуске, когда об афганских событиях еще ничего не было известно, мне предложили выступить перед офицерами Управления армии.
Я согласился. Инструктируя меня перед выступлением, полковник порекомендовал по вопросу неуставных взаимоотношений среди личного состава сказать, что неуставных взаимоотношений, преступлений в «афганской» армии нет и все, сплоченные единой государственной задачей, живут дружно, без каких-либо конфликтов и эксцессов. Возможно, что на первом этапе войны так оно и было: шел процесс формирования воинских коллективов, притирка солдат, офицеров друг к другу.