Ахэрээну
Шрифт:
Выход все-таки был, такой, чтобы и непоправимого не совершить, и по возможности пресечь досужие разговоры.
— Что ж, я услышал довольно, чтобы доложить обо всем. И для всеобщего блага я прошу вас не выходить из покоев, пока не будет получен ответ. Я поставлю людей у двери. Если что-то понадобится, говорите им.
Энори холодно посмотрел на него; сейчас он, несмотря на умеренно-скромное одеяние, походил на сына высокого рода, а не на светлого, дружелюбного юношу-охотника с гор, каким явился в крепость.
— Как мило. Всё это называется другим
Уже выходя, приостановился, и сказал, не оборачиваясь:
— Когда будете писать господину генералу, напомните, что он уже ошибся однажды. Не стоит вновь делать то же самое.
— Народ в крепости бурлит, хотя пока они знают лишь о твоем появлении. Этого бедолагу тоже заперли, только куда в худших условиях.
Охрана не могла услышать голоса женщины — она умела говорить очень тихо, едва не уподобляясь летучим мышам, и для Энори сейчас это оказалось удобно.
— Ты не ожидал, что угодишь в ловушку? — она была весела и оживлена, порхала по комнате; сейчас, кажется, ее радовало и то, что недавно она облилапрезрением.
— Я знал, что Асума будет писать обо мне, и никак бы не смог избежать этого, — Энори устроился на подоконнике, смотрел через деревянную решетку, чудом не тронутую огнем.
— Но ты не ждал, что появится этот выживший и узнает тебя.
— Да, этого я не ждал… Но придется пока оставаться взаперти, вот и вся разница.
— И у тебя есть план? — недоверчиво спросила женщина.
— Есть. Действовать по обстоятельствам. Если им не достаточно будет сказанного. Это… всего лишь люди. А один плотник и вовсе не имеет значения.
— Может быть, мне убить этого… свидетеля?
— Уж точно не сейчас. И нет никакого смысла. Да, кстати… — он наконец отвернулся от созерцания рабочих на стене через двор напротив: — Если захочешь убить, чтобы навредить мне, тоже бессмысленно. Стража знает, что я не выходил из покоев. Они меня только скорее выпустят, найти убийцу.
Яаррин только хмыкнула.
— Я предложила… просто как помощь.
— Ты меня ненавидишь, откуда такая забота? — Энори вновь повернулся к окну.
— Меня увлекла твоя игра, — неохотно призналась женщина, вертя в руках бронзовую статуэтку в виде дракона. — Даже не думала…
— А вот это я дал тебе, — сказал он рассеянно.
— Что?
— Интерес. Тори-ай редко могут испытывать что-то, помимо голода, ненависти и короткого удовольствия.
— Мог бы и промолчать, — женщина со стуком поставила статуэтку на стол. — Ладно… как я сказала уже, люди в крепости гомонят, словно воробьи, — она на миг оскалила мелкие зубки в усмешке. — Не хочешь понаблюдать втайне? Пищи там тебе хватит надолго…
— Не хочу.
— Так и будешь тут сидеть? Ведь можешь уйти в любой миг. Даже через дверь — охрана не посмеет остановить. Вернешься потом, раз под надзором быть тебе нравится.
— Уймись уже… ты говоришь слишком громко, услышат тебя.
— Не о тебе беспокоюсь. Но ты и мне велишь голодать!
— Они мне нужны.
— Даже крестьяне, которых согнали сюда для подсобных работ? Их никто и не хватится.
— Все.
— О да… не поверила бы, — фыркнула женщина, — Ты готов на всё ради их обожания? А получив письмо, они, может, еще смертный приговор тебе вынесут, — сказала она мечтательно.
— Не надейся… Все еще повернется, как надо, а под замком несколько дней побыть мне не трудно.
— Несколько дней? Твоя самоуверенность все-таки запредельна. Ты знаешь ведь, что напишут в ответном письме!
— Что же? О моей смерти от руки генерала?! Но, скорее всего, меня сами выпустят раньше. Ты видела — они меня любят. Это не рухэй, которых нужно было каждый раз приручать заново.
— Ты потому и отпустил того недоумка? Что он в самом деле привязался к тебе? Я многое могла бы тебе рассказать о людях, — засмеялась она, — Только ведь ты никого не слушаешь. Но я полюбуюсь на то, как они обойдутся с тобой. Уже начали, ведь ты ожидал не этого? И не этого, — острым ноготком она провела себе по горлу.
Но заметила, что он снова отвлекся, и не как обычно — равнодушно к ее колкостям. Что-то произошло.
Энори застыл у окна, расширенными глазами глядя на край двора. Лицо побледнело, будто свежевыбеленный холст, и, похоже, дышать Энори перестал.
— Что с тобой?
Что-то произнес одними губами. Женщина не была уверена, правильно ли она расслышала.
Он очнулся не сразу.
— Ахэрээну…
Яаррин метнулась к окну, вгляделась, вытягивая шею, и так прижалась к узорной решетке, что выскочила одна из шпилек.
— Что может напугать Забирающего души? — спросила она. — Белый крылатый зверь… где же он?
— Тебя учили, что ахэрээну выглядит так. Но это… белая туманная бездна, из которой к тебе тянется множество рук…
— Ты ошибся, — она отодвинулась от окна. — Я вижу только горстку людей. Кто там Опора, по-твоему? Может, вон те рабочие скопом?
Энори молчал, покусывая нижнюю губу, и все смотрел во двор.
— Ты прямо как младенец во время грозы, — обронила Яаррин, — Вот уж не думала, что тебя можно так напугать…
— Дура! — оборвал ее Энори, — Сразу видно, мозги твои давно превратились в пыль! Приход Опоры может пошатнуть мироздание.
— Пока только ты шатаешься от страха, — сказала она недовольно; давно пыталась вывести его из себя, сейчас вроде и получилось, и что-то не так. Не на ее слова он злится. А и впрямь перепуган… Может, и ей стоило бы?
Асума скомкал начатый загодя набросок письма, встал, смерил шагами комнату взад и вперед. Мысли не шли. Верить ли бывшему советнику — или этому случайному человечку, утверждавшему, что Энори в тот страшный час был слишком спокоен и уверен в себе? За плотника поручилось несколько местных жителей, но сами-то эти порученцы что из себя представляют?