Ахэрээну
Шрифт:
— Сколько их было?
— Двадцать, командир. Так, как и он сказал… ни один не скрылся.
Пока плачущие, перепуганные крестьяне всё благодарили уже не его — прочих, сотник задумчиво разглядывал листы бумаги, отданные ему Энори.
— Далеко забрались, блуждая вслепую-то… осталось третьих найти, если они не рассыпались снова.
— Они могли направиться к монастырю, — неуверенно сказал помощник. — Больно уж место приметное. А оттуда легче держать направление к Трем Дочерям.
— Вряд ли сейчас на монастырь нападут, побоятся, а остальное нам только на руку.
— Могут и напасть, осталась
Сотник ничего не ответил, сложил бумаги, сунул в рукав.
— Выступаем, тут нечего делать. Остатки пожара сами потушат.
**
Войско Окаэры наконец подошло к Долине Трех Дочерей — отряды Тагари стояли сейчас на ее северо-восточном краю, почти не давая рухэй возможности для маневра. Те еще пытались огрызаться, но, верно, старый опытный волк Мэнго понимал, что остается лишь признать поражение. Он бы и отступил, ушел из Хинаи, не желая больше терять людей, но племянник был против, и часть командиров. Еще на что-то надеялись.
Генерал готовился нанести новый удар — один из последних. Вились над светлыми шатрами его лагеря разноцветные флажки, малиновая рысь разминала лапы в ожидании окаэрцев.
Дрессированных голубей, способных лететь к Трем Дочерям, у тех не было, но в любом случае птице не доверили бы послание такой важности. Гонец явился лично, при специальном пропуске, с письмами в футлярах, на которых красовались печати большей и меньшей важности, от Золотой до печати командира войска. Гонец держался нахально и не попросил, а потребовал встречи с генералом. Тот мельком глянул на его фигуру с отменой выправкой и гордо приподнятым подбородком — судя по знакам на повязке и доспехе, кто-то из младших офицеров, — хмыкнул и увел своих командиров на другой конец лагеря, еще раз осмотреть с холма территорию, где предстояло очередное сражение. Гонец дождался встречи только глубокой ночью, и то — офицеры уговорили принять, не след все же пренебрегать Золотой печатью. Иначе так бы до утра торчал у шатров.
Спеси у того не поубавилось — похоже, наоборот, разозлился. Поклон был коротким, чуть ли не кивок получился. Рановато списали со счетов Дом Таэна… может, кого из окаэрцев готовят не только во главу войска, но и всей Хинаи?
— Вам предписано дождаться подхода командира четвертой ступени господина Кая и сложить командование, подчиняться его распоряжениям до окончания военных действий, — подуставший в ожидании гонец пытался наверстать свое хоть сейчас. — Также вам передан еще ряд писем и распоряжений…
Сабля свистнула, разрезав рукав, испуганный гонец уронил футляры, со стуком они раскатились по земляному полу.
— Командование, значит, сдать, и ожидать, пока пришлые здесь дел натворят, — зловещим шепотом произнес Тагари, и его офицеры, знавшие всю мощь этого голоса, невольно пригнулись — шепот оказался куда страшней громового раската.
Сабля уже оказалась у горла гонца.
— Ты забыл меня поприветствовать.
Посланник с видимой неохотой начал опускаться на одно колено, но кто-то сзади сильно толкнул его вперед и вниз, и он упал на оба, едва не ударившись лбом о пол.
— Вот так и стой.
Отошел к столу, что-то принялся быстро писать. Офицеры не решались вмешаться. Пожалели об отсутствии господина Кэраи — тот обычно принимал удар на себя и умудрялся при этом не пострадать, а дело решить миром.
Генерал тем временем продолжал молниеносно выводить что-то на бумаге, и, чем дальше, тем больше, лицо его прояснялось и озарялось какой-то злой радостью. Он вновь повернулся к посланнику, шагнул к нему, тучей нависая сверху:
— Мне все равно, что там понаписали. Это моя земля, мы почти разделались с захватчиками, вы же заявились на все готовое. Поскольку не в моей власти отправить вас восвояси, передай командиру, что не позволю мне помешать. Здесь, — он почти швырнул футляр в гонца, — сказано все. Куда ему отправляться и где стоять.
Командир четвертой ступени, имеющий свое знамя, Кая боялся задохнуться от ярости, и сам понимал, что стоило бы успокоиться. Но он был избран Столицей много лет как, и, потомок не самого знатного рода, успел привыкнуть, что его власть признана, а о происхождении забыли. Он рассчитывал на дальнейшее возвышение — возможно, кому-то из его сыновей или братьев отдадут эту провинцию.
— Каков наглец, он будет указывать людям, пришедшим к нему на помощь, после того, как допустил пожар всего севера! Клянусь именами предков, он пожалеет об этом!
— Что будете делать? — спросил офицер с чеканным знаком третьей ступени, тот поблескивал на нагрудном щитке доспеха, отражая полуденное солнце, — Не станете вмешиваться, пусть теряет эти холмы?
— Нет, я все же вмешаюсь. Эта война чересчур затянулась. Передай приказ лучникам и коннице правого крыла, пусть направляются к переправе и, когда Тагари завязнет в сражении, придут на помощь.
Утро выдалось тихим, ни одна травинка не шевелилась, и притихли люди; в такой тиши и дыхание коней казалось шумным. Тагари смотрел не в сторону врагов — в сторону нежеланной подмоги. Где-то там за южными холмами, синими в туманной дымке, целое войско, но и оттуда не доносится ни звука, словно и нет никого.
Знают ли они о перевороте? По всей видимости, да, но ему — ни слова, ни строчки в письмах. Что ж, и он промолчит. Все равно перед солдатами приходится делать вид, будто все в порядке. А возможно, кто-то из их близких уже пострадал — там, на мирных землях.
Запыхавшись, прибежал посланник:
— Господин генерал, Кая все же направил к переправе конный отряд и лучников!
— Идиот, — не сдержался молодой офицер, стоявший ближе всех, — свяжетесь с ними, пока не поздно?
— Делать мне больше нечего. К тому же им не я указ, а этот окаэрец. Вот пусть его и слушают.
— Но они собьют ваши планы.
— Не собьют. Кая дурак, он не знает здешних мест. Он толком и не воевал никогда, на их границу порой набегали только отряды молодых кочевников, желающих показать свою удаль, а это совсем другое.
Сейчас против них выступал У-Шен — со всей злостью молодости, загнанной в угол; дядя его был, по слухам, то ли ранен, то ли болен.
— Это наш шанс, — сказал Тагари, приложил ко лбу ладонь, чтобы глянуть на яркое небо — там в вышине плавала какая-то хищная птица, толком не разобрать очертаний. — Мэнго опытней, он еще мог огрызаться. У-Шен порывист и ошибется. Надо выдавить их к горам окончательно, а там окружить.