Ахиллесово сердце

Вознесенский Андрей Андреевич

Как плоты над огромной

и черной водой,

Я – ничей!

Я – не твой, я – не твой, я – не твой!

Ненавижу провал

твоих губ, твои волосы,

платье, жилье.

Я плевал

на святое и лживое имя твое!

Ненавижу за ложь

телеграмм

и открыток твоих,

Ненавижу, как нож

по ночам ненавидит живых,

Ненавижу твой шелк,

проливные нейлоны гардин,

Мне нужнее мешок, чем холстина картин!

Атаманша-тихоня,

телефон-автоматной Москвы,

Я страшон, как икона,

почернел и опух от мошки.

Блещет, точно сазан,

голубая щека рыбака,

«Нет» – слезам.

«Да» – мужским, продубленным рукам.

«Да» =– девчатам разбойным,

купающим МАЗ, как коня,

«Да» – брандспойтам,

Сбивающим горе с меня.

1959

Тайгой

Твои зубы смелы

в них усмешка ножа

и гудят как шмели

золотые глаза!

мы бредем от избушки

нам трава до ушей

ты пророчишь мне взбучку

от родных и друзей

ты отнюдь не монахиня

хоть в округе – скиты

бродят пчелы мохнатые

нагибая цветы

я не знаю – тайги

я не знаю – семьи

знаю только зрачки

знаю – зубы твои

на ромашках роса

как в буддийских пиалах

как она хороша

в длинных мочках фиалок!

в каждой капельке-мочке

отражаясь мигая

ты дрожишь как Дюймовочка

только кверху ногами

ты – живая вода

на губах на листке

ты себя раздала

всю до капли – тайге.

1960

Сентябрь

Загривок

сохатый как карагач –

невесткин хахаль,

снохач, снохач!..

Он шубу справил ей в ту весну.

Он сына сплавил на Колыму.

Он ночью стучит черпаком по бадье.

И лампами

капли

висят в бороде!

(Огромная осень, стара и юна,

в неистово-синем сиянье окна.)

А утром он в чайной подсядет ко мне,

дыша перегаром,

как листья в окне,

и скажет мне:

«Что ж я? Художник, утешь.

Мне страшно, художник!.. Я сыну– отец...»

И слезы стоят, как стакан первача,

В неистово синих глазах снохача.

1960

Вечер на стройке

Меня пугают формализмом.

Как вы от жизни далеки,

Пропахнувшие формалином

И фимиамом знатоки!

В вас, может, есть и целина,

Но нет жемчужного зерна.

Искусство мертвенно без искры,

Не столько божьей, как людской, –

Чтоб слушали бульдозеристы

Непроходимою тайгой.

Им приходилось зло и солоно,

Но чтоб стояли, как сейчас,

Они – небритые, как солнце,

И точно сосны – шелушась.

И чтобы девочка-чувашка,

Смахнувши синюю слезу,

Смахнувши – чисто и чумазо,

Смахнувши – точно стрекозу,

В ладоши хлопала раскатисто...

Мне ради этого легки

Любых ругателей рогатины

И яростные ярлыки.

1960

Баллада 41-го года

Партизанам Керченской каменоломни

Рояль вползал в каменоломню.

Его тащили на дрова

К замерзшим чанам и половням.

Он ждал удара топора!

<