Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь
Шрифт:
Продолжить стихотворение мальчику не удалось. За дверью послышались шаркающие шаги, и в комнату вернулась няня. Коля торопливо закрыл тетрадь, пряча от нее заветные строчки, потом открыл ее на той странице, где писал буквы, и тут же, спохватившись, что не промокнул свою последнюю запись и теперь она должна смазаться, снова открыл тетрадку на последней странице… Больше он ничего сделать не успел, потому что Мавра Ивановна подошла к столу, поставила рядом с ним полную воды чашку и заглянула в тетрадь.
– Что это ты тут написал? – с интересом спросила она, рассматривая четыре загибающиеся вверх расплывшиеся строчки. – Дай-ка посмотреть!..
Коля покорно придвинул ей тетрадь. Что-то няня скажет теперь? Будет ворчать, что ему еще рано писать такие сложные слова, сначала он должен освоить буквы?
Мавра Ивановна наклонилась над исписанной страницей. Всматриваясь в неровные детские каракули, она прищурила свои близорукие глаза, и на ее старом лице появилось еще больше морщинок. Читала она медленно, и ей не сразу удавалось понять, что за слово написал ее юный воспитанник. Коля, напряженно следивший за ее лицом, увидел, как няня постепенно расплывается в улыбке. Она прочитала про Ниагару, и ей это понравилось.
– Ты сам придумал? – спросила она мальчика.
– Сам… – сияя глазами, кивнул он.
Лишь теперь Коля окончательно убедился, что не сделал ничего запретного или неправильного. Ему даже стало жаль, что он не сказал няне сразу о своем намерении записать сочиненное стихотворение. Не пришлось бы столько хитрить, а потом торопиться все написать, боясь, что его застукают! Хотя писать тайком все-таки было очень интересно…
– Молодец, Коленька. – Морщинистая нянина рука погладила ребенка по голове. – Ты очень красиво написал. А маме с папой ты эти стихи покажешь?
– Конечно, покажу! – радостно закивал Коля. Теперь, когда его первые в жизни стихи похвалили, он готов был показать их всем, и родителям, и старшим брату с сестрой, и вообще всему миру. Чтобы услышать еще раз эти слова: «Молодец, очень красиво».
– Тогда мы им дадим сегодня это прочитать? – уточнила няня.
– Дадим! Только… я еще не все написал, – отозвался мальчик.
– Ты еще что-то сочинил? – удивилась Мавра Ивановна. – Давай я помогу тебе тогда и это записать! Подскажу, как правильно.
– Помоги! – еще больше обрадовался Коля и через секунду, вспомнив, как мать учила его вежливости, добавил: – Пожалуйста!
Он снова сунул перо в чернильницу, аккуратно провел им по ее краю, снимая повисшую на кончике каплю, и принялся писать следующую строчку. Он писал о джунглях и саваннах, о диких зверях и странных туземцах, а няня следила за скрипящим в его руке пером и иногда тихо подсказывала, как надо писать то или иное слово. А Коля все писал, путался в буквах, ставил на бумаге кляксы и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
В детскую заглянула его старшая сестра Александра, вернувшаяся с прогулки раньше остальных и собиравшаяся что-то спросить у няни, но та приложила палец к губам и знаком попросила девушку подождать. Александра удивленно вскинула брови при виде старательно пишущего Коли и, осторожно приблизившись к столу, заглянула в его тетрадь. Мавра Ивановна продолжала делать ей знаки, призывающие не отвлекать мальчика, и девушка, согласно кивнув, отступила на пару шагов. Но Коля даже не посмотрел на нее. Он слышал, что кто-то вошел в комнату, видел, как на тетрадную страницу на мгновение упала и снова исчезла тень, но оторваться от записи своих первых стихов было для него абсолютно непосильным делом. Он должен дописать их до конца, пока не забыл. А потом уже можно будет посмотреть, кто пришел в детскую, и показать написанное всем желающим.
Последнюю точку мальчик поставил неудачно, посадив на бумагу очередную кляксу. Лишь после этого он поднял голову и, увидев сестру, залился краской от смущения.
– Что там у тебя, Коля? – спросила Александра, снова подходя к столу. – Дашь посмотреть?
Мальчик еще раз молча кивнул и спрятал руки под стол. Девушка взяла тетрадь в руки, внимательно прочитала написанное в ней стихотворение и снова положила ее на стол.
– Это я сам! – сообщил Коля, догадавшись, что сейчас она задаст ему тот же вопрос, что и Мавра Ивановна. Сестра улыбнулась и погладила его по тонким светлым волосам.
– Я так и думала, что ты сам. Умница! – сказала она и, наклонившись к лицу мальчика, вкрадчиво спросила: – А маме с папой дашь эти стихи прочитать?
– Дам! – вновь с готовностью подтвердил Коля. Смущение, которое он испытывал поначалу, собираясь записать стихотворение, прошло окончательно. Теперь он всегда будет делать так: если ему на ум придут сложившиеся в рифму слова – запишет их, а потом покажет взрослым. Они будут этому только рады!
Вскоре домой вернулись родители и Митя. Александра, услышав стук входной двери, выбежала к ним навстречу с загадочным выражением лица.
– А вы знаете, что сделал наш Коля? – спросила она отца с мачехой, лукаво улыбаясь.
Степан и Анна Гумилевы с любопытством переглянулись.
– И что же он натворил? – подхватывая игру старшей дочери, поинтересовался глава семейства.
– Ни за что не догадаетесь! – все тем же интригующим тоном произнесла девушка.
Выглянувший из-за ее спины Коля тоже улыбнулся родителям, и его глаза загорелись таким же хитрым огоньком. Сгорающий от любопытства Митя, глядя на него и на старшую сестру, едва не запрыгал на месте от нетерпения:
– Что он натворил, что?! Шура, скажи, скажи!
– Сейчас узнаете, Коля сам вам все покажет, – ответила Александра. – Проходите сюда! – и она жестом поманила всю семью в детскую.
Митя бросился туда первым, забыв вытереть ноги, супруги Гумилевы поспешили за ним, не сделав сыну замечания, любопытство всех троих было сильнее правил и условностей. Они подошли к столу, и Мавра Ивановна с гордостью продемонстрировала им последнюю страницу Колиной тетрадки. Степан Гумилев взял ее в руки, и они с женой углубились в чтение.