«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1
Шрифт:
Андрей Труд воспрял духом. Накануне он столкнулся с опытным немецким асом в лобовой атаке и думал, что все, конец… Немец отвернул в последнее мгновение и бросил машину на горку. Андрей повторил маневр, но от перегрузки потемнело в глазах, и на миг он потерял из вида длинный тонкий фюзеляж «худого» с крупно нарисованной на нем кистью винограда. «Винодел какой-то, черт бы тебя побрал», – со злостью подумал Андрей. В верхней точке он перевел машину в разворот и приготовился, помня наставления Покрышкина, что «мессеры» не любят иммельмана. Так и есть, но немец, сделав резкий переворот, сразу ушел в крутое
Покрышкин со своими возвращался на аэродром, когда навстречу им поднялась шестерка майора Крюкова – Моисеенко, Искрин, Старчиков, Сутырин, Никитин. Все уже достаточно опытные пилоты.
Погода начала улучшаться: облака поднялись до двух с половиной тысяч метров, в просветы выглянуло голубое небо.
Немцы, не мешкая, начали массированные налеты бомбардировщиков. Шестерка Крюкова столкнулась с двенадцатью «Дорнье-217» и сопровождающей их восьмеркой трехпушечных «Ме-109 Г-2».
Умело маневрируя, Крюков с подчиненными расстроили боевой порядок бомберов, два из них сбили, а также сняли двух истребителей сопровождения. Остальные удрали.
В половине двенадцатого, подкрепившись и заправив машины всем необходимым, Покрышкин во главе своей шестерки вновь вылетел в район Крымской.
Облака под жарким солнцем уже растаяли, небо было чистым. Внизу, окутанные дымом и пылью, виднелись печальные сады станицы. Тускло сверкали при дневном свете вспышки выстрелов танковых орудий.
Покрышкин перевел шестерку на высоту четыре тысячи метров. Все напряженно всматривались в горизонт, стараясь пораньше увидеть немецкие самолеты. Вот мелькнула пара «Фокке-Вульфов-190». Это «охотники» из эскадры «Удет» высматривают зазевавшихся или тех, кто отстал от своих.
Саша только хотел предупредить всех, чтобы держались поближе друг к другу и не разбивали строй, как Фадеев кинулся на «охотников». Труд, с запозданием, за ним.
Дальнейшее все произошло мгновенно. Фадеев не успел занять выгодной позиции, как немцы, пользуясь преимуществом в высоте, стремительно спикировали, пустили пару очередей и крутой горкой ушли на солнце, а потом и вовсе скрылись.
Фадеев доложил, что ему надо вернуться: немцы прострочили хвост его машины, и она плохо слушается руля. Видимо, перебили трос. Труд пошел на Краснодар: пока он метался, вышло горючее. Оставшееся время патрулировали четверкой. После приземления Покрышкин метал громы и молнии. Ребята на всякий случай держались от него подальше. Наконец комэск успокоился и сам подошел к Фадееву.
– Вадим, ты точно когда-нибудь свернешь себе шею!
Надвинув на самый нос козырек своей потрепанной, мятой фуражки, заложив руки за спину, он неторопливо расхаживал перед самолетом, чуть прихрамывая на правую ногу – последствия двух вынужденных посадок. Фадеев, этот здоровенный детина, на этот раз непривычно сутулился, неловко притопывал рядом и казался меньше ростом. От его бравого артистического вида не осталось и следа. Он понимал, что грубо нарушил дисциплину в
– Сколько людей уже вот так погибло! И ты что, тоже туда торопишься? – выговаривал Покрышкин. – Пойми: ты талантливый летчик, у тебя большое будущее. Фашистов бьешь, как куропаток. Вон, к званию Героя тебя представили, а ты… Как пацан, понимаешь, с горячностью своей не можешь совладать… В чем дело?
Впервые Саша разговаривал с другом как начальник с подчиненным.
– Прости, Саша! Мне показалось, что они совсем рядом… Ну что ты так расстраиваешься, – удрученно бубнил гигант.
– Ему показалось. Если бы ты не торопился к своей любимой, а участвовал в каждом разборе полетов после вылета, тебе бы не казалось…
Удрученно махнув рукой, Покрышкин бросил:
– Ладно, иди получай новую машину! – и пошел на КП.
После обеда они поднялись в воздух в третий раз. В назидание Исаев поставил Вадима, командира эскадрильи, известного на всю дивизию, да что там дивизию, на весь фронт летчика, ведомым к Крюкову. Труд еще не вернулся из Краснодара.
В небе по-прежнему было много самолетов. В районе станицы Семенцовской группа вступила в бой с «мессершмиттами». Сбили три самолета: Покрышкин со Степановым одного, Речкалов с младшим лейтенантом Табаченко – второго, а третьего сбил Фадеев. На этот раз он вел себя безупречно.
Всего за день летчики 16-го гвардейского полка, совершив тридцать шесть боевых вылетов, сбили четыре немецких бомбардировщика и семь истребителей. Сами потерь не имели. Сказались результаты отличной боевой выучки, опыт и дисциплинированность в воздухе.
Вечером на командный пункт полка поступило сообщение, что станицу Крымскую очистили от вражеских войск. Все вздохнули с облегчением, но оказалось, что радость была преждевременной. Уже с утра пятого мая немцы пошли в контратаку, бросив в бой пехоту и танки.
Истребители спозаранку тоже поднялись в воздух. Шестерка наконец вылетела в своем обычном составе – накануне из Краснодара прилетел Труд.
Первый вылет прошел без столкновений с противником. После дозаправки машин они опять поднялись в воздух. Предстояло патрулировать в районе Греческой, Нижне-Баканской, Небережневской с выходом на Крымскую. Эшелонировать патруль по высоте, действовать привычной «этажеркой» не позволяла облачность. Фадееву с Трудом было приказано прикрывать ударную четверку сзади. На подходе к Крымской они отстали.
– Фадеев, подойди ближе! – потребовал Покрышкин.
В этот момент со станции наведения подал команду генерал Борманов:
– Над Крымской бомбардировщики. Сбейте их с курса!
– Вас понял. Иду на Крымскую! – ответил Покрышкин.
Как назло, над Крымской разошлась облачность, образовалось большое голубое окно, и фашистские бомбардировщики, стаями подходившие к станице, выскакивая из облаков, ныряли в это окно и сбрасывали на наших пехотинцев бомбы.
Четверка «кобр» бросилась навстречу немцам, пытаясь огнем из пушек и пулеметов отогнать их в сторону, но на смену одной волне бомберов подходила вторая, потом третья. Напряжение достигло предела, казалось, что их уже не удержать.