Академия Дивинат, или Принцесса для Темного
Шрифт:
Думалось там хорошо. И не думалось тоже. Мой личный райский уголок, где на несколько мгновений можно забыть обо всех хлопотах и проблемах, в обычное время давящих на плечи.
Пусть на сей раз я была не одна, а в компании маленькой пушистой кошки, подумать и разложить все по полочкам мне удалось.
Самое главное: я поняла, что ничуть не уверовала в жестокие слова матери. И злилась вовсе не на нее и уж тем более не на Деймона, а на саму себя. За ту слабость, которую вновь проявила рядом с Церрией. За то, что сдалась эмоциям
Мне даже не хотелось, чтобы он объяснялся. Глупо? Возможно…
Слепое доверие. Но оно как никогда казалось правильным. Это то немногое, в чем я была уверена наверняка, — Деймон не способен на убийства невинных. А об остальном мне знать необязательно.
Белый и пушистый. Как этот же котенок. Иногда злой и суровый, но справедливый и терпеливый. Со своими тайнами, но у кого их не бывает…
— Ну что? — вздыбилась, вскинув на мужчину раздраженные глаза, всем телом чувствуя его недовольный взгляд. — Не смотри так. Это всего лишь безобидная кошка.
— Эта безобидная кошка… — он приблизился и ухватил мою прелесть за шкирку, — … одним махом может убить любого некроманта и чернокнижника.Даже насс тобой.
— Ей же больно, что творишь? — Выхватила котенка, прижала к груди, а она тут же вонзила коготки в шелковую ткань халата и взобралась повыше. — Глупости говоришь.
— Она мелкая, — бурчит, сложив руки на обнаженной груди. — Поэтому хватание за шкирку для нее безболезненно. Но ты бы лучше за себя переживала… Она к тебе не зря так прикипела.
— Ты боишься ее?
Было крайне странно наблюдать за такой реакцией обычно ко всему стойко относящегося ректора. Хоть он и говорил так, будто она самое опасное существо во всем мире, страха в его глазах не было. Лишь сомнение и бурный океан раздражения.
— Не совсем. — Умудрившись согнать с лица хмурость, приблизился, аккуратно погладил котейку по голове под ее пристальным взглядом и моим — напряженным. — Она очаровательна, но опасна. И гораздо старше и сильнее, чем ты думаешь.
— Ну и пусть. Раз сейчас она такая — маленький беззащитный котенок, — то нуждается в любви и внимании.
— Ты достаточно подарила ей внимания за эти два дня, — отчеканил тотчас. Уже осторожнее, невзирая на мой протест в глазах, взял ее на руки и отпустил на пол. — А я этого страстно желанного внимания был бездушно лишен. Иди сюда…
Не дожидаясь моего первого шага, хватает за плечи и решительно припечатывает к груди. Большие сильные руки сжимают в крепких, таких теплых объятиях, что на какой-то миг из головы вылетают все мысли.
— Жадный какой… — прошептала с глупой, несвойственной мне улыбкой. Обвила торс, прижимаясь грудью как можно сильнее, словно бы с ярым желанием слиться, и потерлась щекой о плечо, срывая с его уст тихий довольный вздох.
— Так и есть. Я ненасытен по отношению к тебе.
Повисла
Поэтому я начала бояться лишиться ее. Отберут — а я дернусь следом, и неважно, куда и как далеко. Понимание этого прошибло тело легкой дрожью, которую Дей воспринял по-своему.
— Замерзла? — спрашивает, обжигая дыханием волосы, и тихо, как будто в попытке сделать это незаметно, втягивает в себя воздух.
Не дает сразу ответить: обхватывает за ягодицы, резко отрывает от пола, едва я успеваю переместить руки выше и обвить его за шею.
Взгляды встречаются, и почему-то на этот раз его особая внимательность не только обволакивает густым жаром сердце, но и заставляет его затрепетать от какого-то необъяснимого волнения.
— Я все расскажу тебе, — говорит, садясь на кровать и усаживая меня на себя. Серьезный, непреклонный тон не на шутку растревожил сознание. — Обо всем, чтобы развеять сомнения.
Сглатываю, как-то судорожно, нервно, не в силах отвести от него глаз, но и почти не имея сил на то, чтобы продолжать выдерживать тяжелый взгляд.
Мягко касаюсь твердых скул, вынуждая его на краткое мгновение затаить дыхание.
— Ты не обязан.
— Нет, обязан.
Перехватывает руки, несильно сжимая, подносит к губам. Целует костяшки — осторожно и нежно, так, что у меня все внутри сжимается в тугой узелок. В груди растекается приятное теплое чувство. Такое, какое никогда не забудется.
— Церрия отчасти права: в моей жизни действительноестьэльфийская женщина.
Деймон замолкает, и за эту мучительную для нас двоих паузу он, кажется, собирается с мыслями, а я перестаю дышать, предчувствуя, что последующие слова ни за что не оставят меня равнодушной.
Как же страшно… Сердце сейчас извернется и разобьет мне ребра.
Он крепче сжимает мои пальцы, словно в страхе, что я могу отпрянуть, и его голос понижается до глубокого полушепота.
— Но она не возлюбленная. Она моя мать.
36. Особенные. Деймон
— Как это... мать?
То, чего я боялся, не происходит. Она не отшатывается, не выдергивает руки, напротив, лишь сильнее сжимает в ответ пальцы и хмурится, пытаясь уложить в голове новую информацию.
Нелегко будет такое уложить. Но рано или поздно ей все равно нужно было узнать.
— Я думала, у вас с королем общая мама… — сказала тихо, взглянув на меня как-то странно, по-новому. Словно в попытке залезть в голову и понять: я сбрендил и несу чушь или говорю всерьез. — Просто никто никогда не говорил, что ты бастард.