Академия древнего лабиринта
Шрифт:
ПРОЛОГ
— Бабуля, ты плачешь? — Ясиана подошла к старой Нирсе, скребущей большой котел, и обняла ее. — Тебе тяжело? Ты отложи посуду, а я сейчас закончу с тестом и быстро выскребу все котлы и сковородки.
— Ну что ты, Ясенька, какие тебе теперь котлы. Тебе рученьки беречь нужно. Не обращай внимания на меня старую, это я так, от счастья плачу.
Несколько минут каждая делала свое дело. Бабка яростно скребла пригоревший котел, стараясь противным скрипом заглушить всхлипы, а внучка замешивала тесто. Тесто полагалось месить самой счастливой женщине
— Бабушка, — вновь заговорила Ясиана, — уж тебе ли меня не знать. Я же чувствую, когда человек счастлив, а когда у него горе. Сейчас я даже чувствую, что не ноги или спина у тебя болят, а сама душа плачет. Ты уж лучше расскажи мне правду, а то я начинаю переживать вместе с тобой.
— Ох, Ясенька, — бабка оставила тяжелый котел и присела на лавку. — Так и быть, расскажу я тебе тайну не мою. Имеешь ты право ее знать. А я, да что я. Зажилась уже на этом свете, да и заплатила сполна уже за все. Доченькой своей заплатила.
— Бабушка, но у тебя же одни сыновья?
— Была и доченька у меня. Да только уж двадцать лет как отдали ее замуж за Корреса Гайтарода. И не стало у меня с тех пор доченьки, — Нирса тяжело вздохнула.
— Бабушка, испокон веков так повелось, что каждые пятнадцать-двадцать лет повелитель Долины выбирает себе новую жену. Он же вечно молодой. И жена ему молодая нужна. А старая, коли пожелает, домой к тому времени вернется, а нет, то остается в его замке доживать свой век в неге и богатстве. Это же каждый младенец знает.
— И про многих жен ты знаешь, которые вернулись?
— Но кто же из неги и богатства к нашей тяжелой работе возвращаться-то захочет, бабушка?
— Вот и Исинга моя так думала. Тоже счастливая ходила. Как же, сам повелитель берет ее в жены. И меня ее счастьем накрывало. Связь у меня с ней была душевная, Ясенька. Чувствовала я каждый порыв ее, каждую радость. И горе тоже чувствовала, — бабка тяжело вздохнула, вытерла фартуком набежавшую слезу и продолжила: — Радовалась моя Исинга, пока дня свадебного ожидала, пока в колеснице волшебной ехала, радовалась. До самого вечера радовалась… А ночью ее страх черный накрыл, и горе сменило ее светлую радость. И никогда уже не отпускали они мою девочку. А недавно прервалась наша связь. И понадобилась новая жена проклятому Гайтароду.
— Бабушка, ты хочешь сказать, что повелитель обижает девушек, которых берет в жены? И разговоры про то, что они в неге и богатстве живут — обман?
— Зачем же обман? И холят жену повелителя, и лелеют. Люди поговаривают, что только в горничных да камеристках у нее двадцать девушек прислуживает. Все есть у нее: и одежды, и яства лучшие, это истинная правда. Только за те годы, что живет его жена в замке, превращается она из юной здоровой красавицы в старуху дряблую, — бабка перестала тереть свой котел и присела на лавку. — Силы он из девушек тянет, вот что я тебе скажу, внученька.
— Бабушка, ну много ли силы в девушке молодой? Разве ж сравнить ее с силой любого мужчины? Скажешь тоже. Ну какая у меня сила?
— Самая сильная сила для него и заключена в девице невинной, в самой ее невинности. Ее-то и вытягивает проклятый Гайтарод из жены своей. Оттого и вечно молодым остается. А как иссушит жену свою до предела, то и требуется ему другая.
— Бабушка, но что же мне тогда делать? — растерянно спросила Ясиана. — Папа уже и выкуп успел потратить на новое стадо и землю.
— А хоть бы и не потратил, не возьмет уж проклятый Гайтарод обратно деньги те, не больно-то они ему и нужны. Коли выбрал он кого себе в жертвы, то не упустит девицу уже. Только… — старая Нирса замолчала.
— Бабушка, что? Думаешь, я должна сбежать?
— Куда же ты убежишь из нашей Долины, внученька? У нас же все всех знают. А повелитель, он же колдун, он же каждого человека видит колдовскими глазами своими. Выбрал-то он тебя не за красоту. Хоть и не уродина ты, моя лапушка, но Рынька, мельникова дочка, куда как краше тебя будет. Да нет у нее той силы, что у тебя есть.
— Бабушка, ты хочешь сказать, что Рынька не невинна?
— Не знаю я про то, не бегаю я со свечками за Рынькой. Но точно знаю, что невинность девицы обязательна: и у Исинги моей о том справлялись, и, сама знаешь, тебя о том же спрашивали. А знаешь, внученька, в этом может быть твое спасение.
— Сказать, что я не невинна?
— Нет, девочка моя. Невинности той лишиться, да так, чтобы повелитель еще до свадьбы об этом прознал.
— Бабушка, — голос Ясианы дрогнул, — но это же позор на всю жизнь.
— Ты что такое говоришь, старая ведьма, — в комнату вошел отец Ясианы.
В последнее время Ядрет Рутенга не утруждал себя работами в поле — не дело будущему тестю самого повелителя долины с землей да скотиной возиться, для этого бедноты полно, которая за плату управится с его богатым хозяйством. А Ядрет лучше лишний раз расскажет своим многочисленным, особенно в последнее время, друзьям, о том, какой он теперь богатей. Ну, и угостит их всех заодно в кабачке Пайтеса Ладынги, как же без этого, чай, не жмот он какой, как некоторые. При этих его словах все собутыльники дружно кивали головами и косились в сторону добротного дома Хвайна Пирета, который с утра до ночи работал в поле со своими многочисленными сыновьями и никогда ни одной чарочки никому не поставил.
— Папа? Ты уже вернулся? — Ясинка кинулась помочь изрядно шатающемуся отцу добраться до лавки.
— Вернулся. Вернулся я, доченька. И что я слышу? Вы с твоей полоумной бабкой по миру пустить меня собрались? Хочешь, чтобы семья твоя на улице, в нищете жила? Старая дура плетет тебе чушь, а ты счастье свое и богатство папкино на ее россказни променять хочешь? — говоря так, Ядрет намотал на кулак длинную косу дочери и с силой стал пригибать ее голову к полу.
— Папа, мне больно, — закричала девушка.