Академия героев
Шрифт:
– Спасибо, милашка, – усмехнулась девушка и прокралась к двери на цыпочках. – Ботинки сними. Босиком пойдем, а то громко будет.
Глеб заиграл желваками, но послушался и снял обувь. Парню явно не нравилось то, что командует Агния, а подчиняться приходится ему.
Ребята скрылись за дверью, а мы втроем остались в комнате.
– Мне кажется, до утра от голода никто бы не умер, – протянула Прасковья, задумчиво разглядывая свои худые руки.
– Да ты вообще почти ничего не ешь, ты бы спокойно выдержала, – буркнул Саша и отвернулся от нее. Его кровать стояла не у стены, поэтому отвернуться он смог только в сторону пустых кроватей Вениамина и Глеба, да моей.
– Да, я больна! Возможно, я не могу заставить себя нормально питаться. Но это не повод мне напоминать об этом, – девушка спрятала свои руки под одеяло.
– Ты не больна, – покачала я головой. – Сыворотка вылечила все болезни. И ты здесь поправилась. Так что сейчас все зависит от тебя.
– Анорексия – это психическое заболевание. И я думаю, что сыворотке не под силу его вылечить, – тихо произнесла она.
– Просто подумай о том, что если ты не станешь нормально питаться, то можешь погибнуть на задании, вот и все. Я не собираюсь спасать твою жизнь, заставляя поглощать пищу, – буркнула я и отвернулась к стене.
Минут через десять распахнулась с грохотом дверь.
– Ай-ай-ай! – пищала Агния.
– Да пустите, вы! Больно! – кричал Глеб.
Как только прозвучали их голоса, я распахнула глаза. Ян держал обоих ребят за уши. Глеб пытался вырваться, а Агния только тихонько попискивала.
– Еще раз увижу ночью вне своей комнаты, и вам не поздоровится, – предупредил Ян, отпуская детей.
– Уже, – потирая ухо, буркнул Глеб.
Лазурит обвел взглядом комнату и добавил.
– Это касается всех вас.
– А если в туалет? – тихо прошептала Прасковья, но мужчина ее услышал.
– Это ваши проблемы.
– Тогда можно мне сейчас?
– Живо.
Девушка подскочила и босяком выбежала из комнаты.
– Больше никому в туалет не надо? – нахмурившись, поинтересовался Ян. Мы дружно замотали головами. – Или может, кто пить хочет? Водички принести?
– Я бы не отказался, – нагло бросил Глеб, играя с огнем.
– Что из фразы: «Вы остаетесь без ужина и идете спать» – вам не понятно? – пропустив фразу Глеба мимо ушей, спросил Ян.
– Все понятно, – вразнобой пробормотали мы.
– Тогда…
– Могу я все-таки тоже выйти, – сжимаясь под злым взглядом Лазурита, тихо попросила я.
– Валяй! – махнул рукой Ян. – Да чего уж там мелочиться, идите все! Давайте, вы еще закатите вечеринку, чтобы уж точно не оставить выбора Создателям, которые считают, что на данный момент слишком много выживших.
Я поднялась с кровати и тихо прошмыгнула за дверь, услышав в самый последний момент слова Яна:
– И так из-за вас Акима потеряли…
Я бросилась бежать к туалетам, даже не задумываясь о том, что могу кого-то там встретить. Зачем Лазурит упомянул об Акиме? Я и так извелась вся, и так спать спокойно не могу.
Когда я добралась до санузла, то уже немного поостыла и спокойно зашла внутрь.
На полу, возле умывальников валялись осколки зеркала. Я подняла голову и увидела, что одно из зеркал разбито, а на осколках виднеется кровь.
– Кто здесь? – услышала я испуганный голос Прасковьи в одной из кабинок.
Я не знала, признаваться или нет, и решила пару минут помолчать, а из кабинки послышались всхлипы.
Прасковья плачет? За целые полгода, пока тут была, я никогда не видела, чтобы девушка плакала. Чаще всех из нашей комнаты ревела я. Неужели она живой человек, у которого есть чувства, а не ледяная королева?
Я сделала пару шагов и под ботинком скрипнуло.
– Да кто здесь? – кабинка открылась и из нее высунулась голова Прасковьи.
Красные глаза, распухший нос, а на щеках видны дорожки от слез.
– Чего тебе? – быстро вытирая слезы, чтобы я не заметила, поинтересовалась холодным голосом девушка.
– В туалет пришла, – ответила я.
– Ну, так иди. Чего застыла? – самообладание вернулась к Праше и она опять начала себя вести, как обычно.
– Ты плакала, – пробормотала я.
– Да, и что? Это запрещено?
– Нет, но я первый раз вижу… Почему ты ревела? – мне очень хотелось узнать причину слез девушки, которая не проронила ни одной слезинки в течение такого большого количества времени.
– Какая тебе разница? – дернула девушка плечом и подошла к зеркалу, с ненавистью взглянув на свое отражение.
Я хмыкнула и отправилась в кабинку. У умывальников полилась вода. Когда я вышла, Прасковья все еще была здесь. Быстро сполоснув руки, я решила вернуться в комнату, но выйдя за дверь, замешкалась и услышала то, что не должна была услышать.
– Ненавижу! Ненавижу! Уродина! – опять звук бьющегося стекла. – Вешалка! Жерд! Ненавижу себя!
И вновь рыдания.
Я прикусила губу. Мне просто нужно сделать вид, что я ничего не слышала. Бросься я сейчас к Прасковье с утешениями, и она меня возненавидит за то, что я узнала о ее страшных комплексах и слабой воле, чтобы их побороть.
Когда я вернулась в комнату, Яна там уже не было.
– А Праша где? – удивленно поинтересовался Глеб, которому все еще не спалось.
– У умывальников, – ответила я, стараясь не вдаваться в подробности, чтобы не сболтнуть лишнего.
Прасковья появилась только под утро с забинтованными ладонями и запястьями. Проснулась от ее появления только я, за что была одарена уничтожающим взглядом.
«Не расскажу», – мысленно пообещала я ей и закрыла глаза.
Утро наступило как-то быстро, мне даже показалось, что после прихода Прасковьи прошло от силы минут пятнадцать, но девушка успела уснуть, а это означало, по меньшей мере, полчаса – час. Завтрак прошел в молчании. За столом с нами сидел только Ян. У него были красные, опухшие от недосыпа, глаза и хмурое выражение лица. Я не рискнула задавать Лазуриту вопросы, боясь нарваться на неприятности, и переключила свое внимание на Прасковью. Девушка с огромным трудом впихивала в себя ложки каши, чуть ли не давясь ею, и казалась бледнее, чем обычно.