Академия Горгулий. Тайна ректора
Шрифт:
Однако спорить с судьбой – дело безнадежное. И если она свела двоих, родившихся в разных мирах, то уже не даст им уйти друг от друга. Спустя время Колт вернулся к тому тоннелю и снова нашел Лёлю, а та ждала, и ей не нужно было ничего, кроме него самого.
Так начались их отношения, продлившиеся чуть больше четырех лет, но вместе они провели не больше года. У них родилась дочь Вероника, но беременность словно что-то сломала в организме Лёли. А может быть, дремавшая в ее теле болезнь проснулась бы в любом случае. Так или иначе, а после третьего дня рождения Ники Лёля умерла. Война продлилась
Колт никогда не рассматривал возможность поселиться в мире возлюбленной, с ней и их ребенком, оставив позади гибнущее Содружество, в котором родился, и безнадежную, разрушительную войну. Ему не приходило это в голову, его служба и долг просто существовали, являясь частью объективной реальности, и их нельзя было отбросить в сторону. Лёля никогда об этом и не просила. Она ждала. Ждала и не смогла дождаться.
С ним навсегда осталось только чувство вины. Поэтому вот уже одиннадцатый год он видит ее призрак по утрам, говорит с ним, как с живым человеком, хотя прекрасно знает, что это лишь иллюзия, созданная его воспоминаниями и магией смерти. Для него это своего рода наркотик: приносит краткосрочное облегчение и в то же время губит.
До начала занятий было еще далеко, но рассиживаться Колт не стал – не для того просыпался в замке одним из первых. Встал с кровати и сразу сделал несколько движений, разминая мышцы и разгоняя кровь. Прожитые годы и полученные в боях травмы давали о себе знать: в теле уже не было прежней легкости и гибкости, всегда где-то ныло или тянуло, да и недавно раздавленная рухнувшей стеной нога все еще болела, а по утрам особенно сильно. Но он знал, как с этим справляться. И старался держать себя в форме. В конце концов, даже дочь сказала, что он еще не так уж стар.
За легкой разминкой последовал привычный завтрак в полном одиночестве. В это время суток никто не мог составить ему компанию за столом: и бывшая жена, и дочь еще сладко спали. Обычно некоторое время после еды он тратил на обход замковой стены и общение со стражей: узнавал, не заметил ли кто ночью чего-то подозрительного. Но сегодня предпочел заглянуть в личную библиотеку и полистать альбомы.
Лёля стала мастерить их после рождения дочери, собирая фотографии, сделанные во время его визитов и между ними. Это чудо стало для Колта еще одним открытием: в истинном мире подобного не существовало. Но всю ценность альбомов и снимков он прочувствовал только тогда, когда Лёли не стало, а он оказался разлучен с Никой на долгие годы.
Теперь Колт уже не понимал, как мог оставить дочь в другом мире с дядей и тетей, но тогда это решение казалось правильным. Ника его едва знала и, увидев, испугалась, а он сам был раздавлен войной и потерями. Казалось, он просто не в состоянии дать маленькой девочке достаточно любви, хотя любил ее с того момента, как узнал о том, что она должна появиться на свет. Колт позволил Глебу, брату Лёли, убедить себя оставить дочь с ним и его женой. И надо отдать ему должное: все эти годы он прекрасно заботился о Нике, отдав ей в своем сердце все то место, что раньше занимала сестра.
Дочь и сейчас к нему очень привязана. В зимние каникулы даже навещала дядю и тетю вместе с новоявленным женихом – знакомила. И хотя Колт в какой-то степени ревновал – самую малость! – этой поездке не препятствовал. И не собирался в дальнейшем препятствовать их общению. Теперь он знал наверняка, что дочь останется с ним в истинном мире. И это делало его по-настоящему счастливым. Возможно, впервые в жизни.
Как бы ни хотелось остаться в библиотеке на пару часов, рассматривая снимки и погружаясь в сладко-горькие воспоминания, пришлось ограничить себя. Перед началом занятий его еще ждали тренировка и работа с документами. Опыт показывал, что днем времени на это может и не хватить.
Но все же эти несколько минут помогли прогнать из груди холод, всегда появлявшийся после общения с призрачным наваждением, и набраться сил для нового рабочего дня.
И как оказалось, силы эти были Колту очень даже нужны.
Глава 2
Неладное Колт почувствовал, еще спускаясь по лестнице на этаж, на котором находился его кабинет. В их семейной башне всегда было довольно тихо, потому что жили здесь только трое: он сам, его бывшая жена Мелиса и Ника. Последняя к тому же частенько норовила сбежать на ночь в апартаменты жениха. Колт старательно закрывал на это глаза, делая вид, что ничего такого даже не подозревает. Но и когда дочь ночевала у себя, она никогда не вставала так рано. И уж тем более не спускалась в его кабинет. Мелиса тоже не имела привычки шуршать там в его отсутствие.
Однако этим утром в кабинете определенно кто-то находился. Дверь была приоткрыта, поэтому еще на лестнице было слышно, как шелестят бумаги и стучат по каменному полу каблучки. Колту показалось, что кто-то еще и беззаботно мурлычет себе под нос незнакомую ему мелодию. Все это было настолько дико и нереально, что впору заподозрить чрезмерно реалистичный сон.
Ощущение это усугубилось, когда Колт добрался до кабинета, распахнул дверь и шагнул внутрь. Он так и остался стоять у самого порога, растерянно глядя на незнакомку, по непостижимой причине хозяйничающую в помещении.
Это определенно была не студентка: слишком взрослая, по возрасту, пожалуй, ближе к Мелисе. Но если кого-то из студенток он теоретически мог и не помнить, то всех преподавателей прекрасно знал, а женщину видел впервые. Впрочем, никто из его преподавателей все равно не стал бы ходить по его кабинету, доставать из шкафов папки с документами и журналы и беззастенчиво их листать.
Наконец заметив его, незнакомка замерла у стола, прижимая к груди очередную папку, улыбнулась и без тени смущения поздоровалась:
– Доброе утро, ректор Колт.
Это ясно свидетельствовало о том, что она не считает себя застигнутой врасплох или пойманной на чем-то противозаконном или по меньшей мере дурном. Нет, женщина считала себя вправе находиться здесь и делать то, что она делала.
Это несколько выбило почву у него из-под ног. Давно Колт не сталкивался с подобным хамством.
Но ему все-таки удалось совладать с собой. Скрестив руки на груди и грозно нахмурившись, он мрачно отозвался:
– Доброе, если вы так считаете. Могу я узнать, кто вы и что делаете в моем кабинете?