Академия Костлявой. Не будите в некромантке ведьму!
Шрифт:
– А теперь продолжим, записывайте плетения магии для «гула», – и профессор вернулся к доске, в то время, как его схема продолжала висеть прямо у нас перед глазами, искрясь силой и завораживая своей грациозной, чертежной красотой. – Зрил, на девушек будете слюни пускать после упокоения, а пока прошу все внимание обратить на лекцию, – скривил свои тонкие губы в усмешке профессор.
И мы продолжили делать важные записи, одновременно с этим посмеиваясь над Зрилом. Этот некромант никогда не умел разделять свои увлечения и правильно расставлять приоритеты. Профессор Грахдир был не тем, кто терпел, когда ученики не обращали
Глава вторая
– Ученикам четвертого года обучения факультета некромантии немедленно прибыть в кабинет директора! – громкий голос секретаря магистра Роттеля доносился прямо из зачарованных стен. От них невозможно было сбежать и фраза: «И у стен есть уши» стала не просто набором слов, а страшной реальностью всех учеников Школы Праха.
Мы все сейчас как раз сидели на лекции по продвинутому курсу целительства. Переглянувшись с Хел, одновременно нахмурились и поджали губы. С кем поведешься… как говорится, а потом взглянули на остальных некромантов.
– И что случилось сегодня? – флегматично поинтересовалась Хел без особого интереса и удивления. – Кто из нас снова что-то украл из запретного архива? – спросила девушка и посмотрела исключительно на меня, выразительно насупив тонкие брови.
– Такое было только один раз, Хел и прекрати уже обижаться, что я тебя с собой не взяла, – мрачно ответила я, сложив руки на груди и закатив глаза.
Было только раз на первом году и то, лишь потому, что наш куратор дал дурацкое задание. Я просто подошла к процессу творчески. И ничего, что после этого меня определили убирать в морге останки мертвецов и не только за вторым курсом. Зато было интересно, а это главное.
– НЕМЕДЛЕННО В КАБИНЕТ! – спустя несколько минут нашего бездействия, рявкнул уже непосредственно директор Роттель. Мы одновременно подпрыгнули на месте и, посмотрев на профессора Ромиль, стали ждать ее позволения уйти.
– Идите, не хочу, чтобы наш директор сорвал себе голос, – улыбнулась пожилая женщина с красивыми, акварельно-серыми глазами и самой большой душой, какую я только видела. – Задания я оставлю на столе, придете, заберете.
– ЖИВО Я СКАЗАЛ! – такой мощный крик, что мы сорвались со своих мест и под теплый смех профессора Ромиль, ученики Школы Праха практически вылетели из кабинета.
Надо ли говорить, что до приемной директора мы добрались в рекордные сроки, взлетели по лестницам, поднялись на восьмой этаж и остановились лишь перед столом секретаря, взиравшей на нас с сочувствием? Ее красивые, круглые красные глаза светились даже в полуденный час работы, а намазанные серой помадой губы были плотно сжаты. Эльфийские, чуть вытянутые вверх ушки едва заметно дернулись.
Я привалилась спиной к прохладной, темной, выложенной зачарованным гранитом, стене, пытаясь перевести дыхание после забега по ступенькам, и спросила у Сеф:
– Ч-ч-что… – воздух застрял где-то в горле, и я закашлялась, некрасиво краснея и несильно стуча кулаком по груди. – Что случилось? – все-таки сформулировала вопрос, и это был рекорд.
Ненавижу бегать, а бег отвечал мне тем же.
– О, вам понравится! – клыкасто улыбнулась девушка и махнула в сторону двери. – Директор, пришли некроманты, – сообщила она Роттелю.
– Пусть заходят, – прозвучал из небольшого, круглого камня голос магистра и мы, переглянувшись и перекрестившись, направились в сторону дубовой двери, что своим видом пугала многих. Она была красивой, креативной и особенно удалась форма – крышка от гроба. И вот теперь представьте, приходят ученики к директору, а у него вместо двери крышка от гроба. Как думаете, захочется после такого еще раз сюда наведаться? Вот и нам не хотелось.
Но никто нашего мнения не спрашивал, и, поправив порядком вздыбленную после пробежки форму, мы двинулись внутрь дружным строем. Пусть на практике мы были каждый сам за себя, но когда нас вызывали группой, то мы, надо отметить, шли единым фронтом и подминали под себя всех и вся. Некромантов могут обижать только некроманты, и только из одной группы. Попробуй только пикни на не своего – упокоят и закопают. Таков негласный закон школы.
Дверь за нами захлопнулась со скрежетом и громким хлопком. Я испуганно вздрогнула и едва не подпрыгнула на месте. Захотелось к маме.
Кабинет нашего директора был колоритным, как и сам его хозяин – высокие потолки, стены и пол из чистого, черного мрамора. Большой стол из какого-то древнего магического камня, заставленный бумагами и канцелярскими принадлежностями. По кругу стояли светильники – овальные торшеры на длинных ножках, которые горели с помощью магии света.
Бордовые, тяжелые шторы были подвязаны лентами, позволяя яркому солнцу окрасить кабинет в теплый оттенок золотой осени.
И вот в этой атмосфере мистической классики сидел он – пугающий и одновременно с этим спокойный и справедливый директор Школы Праха. Он был высокого роста, обсидианово-черная кожа блестела в свете солнца оттенками истинной тьмы, заставляя Хел рядом со мной томно вздохнуть и вцепиться пальцами в мою руку практически до хруста. Красные, раскосые глаза были обрамлены черными ресницами, а родовые, серые узоры на лице тянулись вниз и терялись под, воротом белой, шелковой рубашки.
– Ну-с, как ваши дела, некроманты? – с явным наслаждением издевался над нашими нервами директор.
Он переплел между собой свои длинные пальцы и положил их на живот, расслабленно откинувшись на спинку антикварного кресла. Послышался характерный скрип кожи, когда пиджак скользнул по обивке.
– Нормально, а как ваши дела, магистр? – решила я не изображать дурочку и ответила вопросом на вопрос.
Молчаливое пребывание в кабинете нас вряд ли к чему-то приведет, а мне было слишком уж любопытно, по какому вопросу нас всех вызвали сюда. Явно не ради светской беседы и обмена любезностями.
Это было не в характере Роттеля.
– О, просто превосходно, Ивэнджелин, – нарочито радостным голосом отозвался мужчина непонятного возраста. Просто он был дроу, и на вид ему было чуть за тридцать. Правда, в случае с этим темным эльфом, то ему могло быть и три-четыре сотни. – Сначала я занимался тем, что реставрировал кладбище, которое вы вчера немного порушили, – директор поднялся из-за стола, оправил и без того идеально отглаженную рубашку, и прислонился к столу бедром, сложив руки на груди. Хел, увидев мужчину в полный рост, еще раз вздохнула и начала дрожать от возбуждения. Просто девушка была влюблена в нашего директора, как русалки в морского царя, то есть пылко и, что печально, безответно. – А потом со мной связался знаешь кто? – момент молчания для, видимо, моей реплики.