Академия на краю гибели
Шрифт:
– Говорю тебе: я ничего не боюсь.
– А я тебе еще раз повторяю: боишься. Если не чего-то еще, то как минимум возложенной на тебя ответственности. Совершенно очевидно: от тебя зависит судьба целого мира и, если у тебя не получится, тебе придется жить дальше с сознанием того, что ты повинен в его гибели. Ты думаешь примерно так: «какое право они имеют возлагать на меня такую ответственность? Ответственность за мир, который для меня ровным счетом ничего не значит?» Ты боишься не только неудачи, как любой на твоем месте, но тебя попросту
– Все неправда, от начала до конца.
– Не думаю. Позволь мне встать на твое место. Я все сделаю. Чего бы ни ждали от тебя, я добровольно согласен заменить тебя. Я думаю, большой физической силы не потребуется, иначе любое техническое устройство заменило бы тебя с успехом. Не думаю я также, что это нечто такое, чтобы потребовалась менталика – этим Гея располагает в достаточном количестве. Это что-то такое… ну, в общем, я не знаю, но если для этого не надо ни силы, ни менталики, то все остальное у меня точно такое же, как у тебя, и я готов принять ответственность на себя.
Тревайз резко и подозрительно спросил:
– С чего это вдруг ты так рвешься в бой?
Пелорат стыдливо потупил взор.
– Голан… – хрипло проговорил он. – У меня была жена. Я знал женщин. Но они никогда много не значили для меня. Было забавно. Иногда приятно. Но никогда ничего такого важного. Но она…
– Кто? Блисс?!
– Она другая… почему-то… для меня…
– Клянусь Терминусом, Джен, ей известно каждое слово, которое ты произносишь.
– Неважно. Она и так все знает… Мне хочется сделать ей приятное. Я готов взять на себя это дело, рискнуть как угодно, только для того, чтобы она… хорошо обо мне подумала.
– Джен, она – ребенок!
– Нет, не ребенок… впрочем, мне все равно, что ты о ней думаешь.
– А тебе не приходит в голову, что она о тебе думает?
– Что я старик? Какая разница? Она – часть великого целого, а я – нет. Одно это – непреодолимая стена между нами. Ты думаешь, я ослеп и не вижу этого? Но я ничего не прошу у нее. Ничего мне не надо, только, чтобы она…
– Думала о тебе хорошо?
– Да. Нет. Мне все равно, как она ко мне относится. Лишь бы относилась… как-то.
– И ради этого ты готов взять на себя мою работу? Но, Джен, разве ты не слышал? Ты им не нужен. По какой-то непонятной причине, космос их раздери, им нужен я.
– Но если ты не можешь, значит, им кто-нибудь нужен, а я – все-таки лучше, чем ничего, правда же?
Тревайз покачал головой:
– Просто в голове не укладывается… Седина в бороду – бес в ребро. Джен, ты пытаешься корчить из себя героя, готового погибнуть за ее тело.
– Не говори так, Голан. Сейчас не до шуток.
Тревайз был готов рассмеяться, но встретился глазами с отчаянным взглядом Пелората, и вместо улыбки откашлялся.
– Наверное, ты прав, Джен. Позови ее. Позови.
Блисс вошла, слегка поеживаясь.
– Мне очень жаль. Пел, – сказала
– Отлично, – кивнул Тревайз. – Я буду спокоен. Что бы там ни было, постараюсь все сделать. Что угодно, лишь бы не заставлять Джена корчить из себя героя любовного романа – в его-то возрасте.
– Да знаю я свой возраст… – промямлил Пелорат и махнул рукой.
Блисс подошла к нему, нежно коснулась рукой его плеча.
– Пел, – сказала она ласково, – я… я думаю о тебе хорошо.
Пелорат отвернулся.
– Все нормально, Блисс. Не надо меня утешать.
– Я тебя не утешаю, Пел. Я очень, очень хорошо о тебе думаю.
Вначале отдаленно, туманно, потом все сильнее и яснее Сура Нови стала ощущать, что она – Сурановирембластриан, вспомнила, что, когда была маленькая, родители звали ее «Су», а друзья – «Ви».
На самом деле она никогда не забывала об этом, но все это таилось где-то очень глубоко в ней. И никогда ее воспоминания не были захоронены столь надежно, как в этот, последний месяц. Никогда раньше ей не доводилось находиться так близко к человеку, чье сознание было столь могущественно…
Но теперь ее час пробил. Сама она не хотела этого, но сопротивляться не могла. Огромный океан ее внутреннего мира выталкивал на поверхность, уносил могучими волнами маленькую ее частичку ради великой цели.
Творившиеся в ней перемены давались ей нелегко, но вскоре наступила радость – как у всякого, кто сбрасывает маску. Впервые за долгие годы она оказалась так близко от Геи.
Она радостно вспомнила одно животное, форму жизни, которая так нравилась ей, когда она маленькой девочкой жила на Гее. Поняв чувства этого существа как свои собственные, она ощутила еще острее происходящие с ней метаморфозы. Она ощутила себя бабочкой, выходящей из кокона.
Стор Гендибаль сурово, не отрываясь, смотрел в глаза Суры Нови. Он был настолько поражен, что на мгновение ослабил соединение с сознанием Мэра Бранно. Но ничего ужасного не случилось – он получил поддержку, на которую вовсе не рассчитывал.
– Что тебе известно о Советнике Тревайзе, Нови?
И тут же, потрясенный тем, как видоизменилось ее сознание, в ужасе прокричал:
– Что ты такое?!
Он попытался схватить и удержать ее сознание, но обнаружил, что это ему не под силу.
Трагическая тень промелькнула по лицу Нови.
– Господин, – начала она и тут же поправилась: – Оратор Гендибаль, мое настоящее имя – Сурановирембластриан, и я с Геи.
Вот и все, что она сказала словами, а Гендибаль, охваченный дикой яростью, до предела усилил свое ментальное излучение и ударил по ее сознанию так, что ему показалось, будто кровь вскипела у него в сосудах! Ничего не вышло – она умело и решительно отвела его удар. Но сознание свое не закрыла. Не могла или не хотела?