Академия наездников. Игрок
Шрифт:
– Думаю, адепт Нессен прекрасно справится с задачей и…
Но Чейз Нессен не справлялся. Он, по ходу дела, решил согреть ее при помощи Дара, но немного не справился с управлением. Его руки уже между делом нагло лапали вожделенное тело. На наших с академиком глазах девушка прикрыла веки и стала сползать вниз, открывая нам очень соблазнительный вид на… Да почти на все.
– Адепт! Что вы творите?!
Зеленый юнец! На кой он помимо обогрева включил и вожделение?! Она же не соображает ничего! Девушка стонала и что-то бормотала.
– Не собираюсь терять невинность в коридоре Академии! Не сейчас! Да что вы все мешаете? В кровать меня неси!
Она отшатнулась и, если бы не подхватил ее, рухнула бы на пол. Полы пиджака распахнулись, и я сглотнул, так как ко мне без всякого стеснения прижалась девичья грудь. Голая, естественно. Ее где учили белье игнорировать? Сегодня же отправлю брату весточку о недостатке воспитания его драконовой дочери.
– Яяя… Я не могу. Я хочу ее, я люблю ее. Отнесите ее сами. Я не выдержу. Я вам доверяю.
Чейз облокотился на стену, потирая пах. М-да… Ситуация. Единственный, кому тут явно было весело, Ксавье Монтесорри. Старый дракон щурился от удовольствия и наверняка прикидывал, как расскажет занятную историю о любовном треугольнике своему другу ректору.
Я же ехидно прорычал:
– Благодарю, адепт, за доверие. Можно подумать, я в нем нуждаюсь.
Невинна! Твоего дракона за ногу! Она еще и невинна! Только вместо возмущения этот факт почему-то вызывал неуместный восторг. Ох, не тому ты, Нессен, такую ношу доверил, не тому…
– Магистр Бекойн. Я бы сегодня ее в таком состоянии никуда не отпускал. Надо бы понаблюдать за адепткой Сицил. А то как бы кто не воспользовался ее положением.
Глаза его смеялись, а вид выражал крайнюю степень сосредоточенности. Гелида вонючая, я тебе это еще припомню. Сапфир много чего про тебя рассказывала, и я найду способ отыграться.
Подкинул мне соблазнов на ночь глядя. Язвительно сообщил:
– Конечно, академик Монтесорри, не переживайте. Внучка ректора в надежных и не так уж чтобы сильно возбужденных руках, так сказать. Хотя не могу не отметить, что держать такое невинное… создание несколько тяжело с точки зрения выдержки для нормального половозрелого мужчины.
Нессен, очевидно немного успокоившись, уже с большим подозрением покосился на меня. Правильно, парень, десять раз подумаешь в следующий раз, как поддаваться страсти. Я этот урок усвоил еще много лет назад с одной рыжей особой, залезшей мне в трусы и сыгравшей на чувствах обозленного мужчины.
Я выдержу. Сейчас отнесу ее к себе и положу на кровать. И пальцем не трону. И смотреть не буду на молочную кожу со следами загара. Когда успела только? Или ихтрамарское солнце настолько въелось?
Кивнул Монтесорри, развернулся и зашагал прочь в сторону своей комнаты. Она доверчиво жалась ко мне, тяжело дыша. Утром Мими меня прикончит. Испепелит фирменным взглядом.
Но сама виновата! Каким местом думала, гуляя в ночи в таком состоянии? Убил бы. Вернее, залюбил до состояния, когда не останется сил сопротивляться, только стоны…
Бекойн! Где твоя хваленая выдержка? Не думать об этом, не думать!
Толкнул дверь ногой, занося ее внутрь. Она, то ли в бреду, то ли во сне, пискнула что-то и выгнулась прямо у меня в руках. Ничего не понимал, но втайне любовался недоступной красотой.
Положил на постель, аккуратно снимая пиджак. Давно здесь не лежало нагой женщины. Черные как смоль вьющиеся волосы немного распрямились, разметавшись по белоснежным простыням. На щеках горел лихорадочный румянец, а алые губки бантиком были приоткрыты.
Она металась и что-то бубнила. Наклонился ниже, чтобы услышать:
– Холодно, больно! Согрей меня, прошу! Пожалуйста…
Накрыл ее пуховым одеялом, но она все равно не успокаивалась:
– Я замерзаю, мне холодно! Согрей меня, прошу… Мне страшно!
Положил руку ей на лоб, и тонкая девичья ладонь тут же вцепилась в нее мертвой хваткой. Пытался забрать, отстраниться, пока не поздно, но она положила ее прямо на вздымавшиеся полушария, прямо к сердцу:
– Тим, согрей… Умоляю…
А потом она резко поднялась и прижалась к моим губам. Мягкая, податливая и такая манящая. Скинула одеяло и всем телом льнула ко мне, явно не ведая, что творит.
Пытался отстраниться, пытался отпихнуть, но где уж тут. И вот уже как бы между прочим позволил себе провести ладонью по ее животу. Случайно пальцами поправил шелковистые волосы.
Наслаждался вкусом ее губ, ведь когда еще удастся такое снова испытать. Никогда! Потому как не собирался приближаться к ней в ближайшие несколько столетий уж точно.
Пусть заканчивает Академию, становится суперзвездой, сходится с Чейзом и рожает ему добрую сотню детей. А он будет любить ее, будет первым. Первым, кто коснется горячего совершенного тела и окажется в нем.
Эти мысли отравляли, заставляли мучиться, невыносимо сжимая голову. А губы целовали ее, жадно, властно, не отпуская ни на миг. Если не остановиться, если не прекратить это, то утром сам себя буду ненавидеть. Но разве так не было? Разве не готов я снова ради одной лишь такой ночи снова вступить в лабиринт?
Может, тогда он отпустит меня, выберет новую жертву для инициации? Но чем дальше ее руки зарывались в волосы, чем теснее бедра прижимались к моим…
Я не хотел останавливаться. Хотел снова наплевать на все, что сделал ради того, чтобы измениться. Получить искупление. Простить самого себя. Борьба шла не на жизнь, а на смерть.
И тут по ее щекам заструились слезы. Замер, нависая над самой прекрасной девушкой, что видел в своей жизни. Она плакала. Так горько, словно была маленькой девочкой, потерявшейся в этой жизни. Хотя… Она же ею и была.