Академия под ударом
Шрифт:
– Теперь придется проявлять чудеса изворотливости, – заметил Анри, когда они неспешным шагом двинулись к экипажу. – В этом году у нас куратор из Министерства магии и еще один тип от управления образования. Оба исключительно мерзкие, оба терпеть не могут друг друга, уже сунули нос в мою лабораторию и успели переругаться.
– Полагаю, ты тоже не молчал? – поинтересовался Оберон. Они прошли к стоянке, и он увидел красный экипаж академии, в который погрузили их с Элизой вещи. Возница Жан-Жак, которого в прошлом году леший три дня водил
– Еще бы я промолчал! – фыркнул Анри. – Ненавижу, когда министерские сморчки суют свои немытые лапы в мои сундуки. – Он покосился на Пайпера и вдруг улыбнулся. Щенок весело замахал хвостиком – зельевар ему тоже понравился. – Кстати, о лапах, миледи. Ваш квиссоле будет славным охотником на крыс, насколько я вижу.
Элиза одарила его хмурым взглядом из-под пушистых ресниц и, подхватив с земли щенка, прижала его к себе покрепче. Помогая ей устроиться в экипаже, Оберон поинтересовался:
– А что-нибудь еще интересное ты видишь?
Анри прищурился, пристально взглянул на Элизу, и в его взгляде мелькнул отчетливый мужской интерес.
– Я вижу цепочку между вами, – негромко сказал он. – Она потихоньку растягивается, исчезнет через пару недель. А еще на вас напали вчера. Нам нужно ждать незваных гостей?
– Боюсь, что нужно, – ответил Оберон. Элиза сидела рядом с ним, и он чувствовал, как где-то в глубине его души начинают звенеть невидимые струны. «Она мне нравится, – в очередной раз признал Оберон. – И то, что я вчера в очередной раз спас ее, привязывает нас друг к другу все крепче».
Утром между ними было уже двадцать шагов. Можно провести ночь в одной комнате, но на разных кроватях. Приказать домовым принести в его спальню диван…
Оберон сам поразился тому, насколько муторно от этого стало на душе.
Экипаж покатил по дорожке среди красно-рыжих кленов. Дорога уходила в гору, и отсюда уже был виден замок: массивный, подавляющий, даже грубый. Башни и башенки не украшали его, как чепцы и кружева не украшают уродливую женщину, а делают ее нелепой. Но Оберон любил этот замок – ему всегда здесь было спокойно и уютно.
Мы ведь любим матерей и бабушек не за красоту.
– Можешь на меня рассчитывать, – произнес Анри. – Как приедем, сварю для вас зелье. Отойдете друг от друга еще на десять шагов уже вечером.
Оберон усмехнулся. Наверно, это должно было обрадовать его, но он почему-то не испытывал радости.
Все случившееся казалось ему сном или миражом. Провел ночь с девушкой, несколько раз спас ее жизнь, привязался к ней, прикипел – и теперь с каждой минутой все возвращалось на круги своя. Они отдалялись друг от друга, и это, должно быть, было правильным.
– Благодарю вас. – Улыбка Элизы была по-настоящему чарующей. – Эта боль в груди – что-то невыносимое.
Лицо Анри озарилось той улыбкой, которой Оберон у него раньше не замечал. Вроде бы ничего особенного, но ему вдруг захотелось взять старого друга и коллегу за воротник и посоветовать вести себя прилично, как он позавчера посоветовал министерским сморчкам.
Раз уж пожираешь девушку взглядом, то хотя бы не чавкай.
«Я дурак, – признался Оберон. – Она совершенно свободна. Она не приняла моего предложения. Да, я называю ее своей невестой, а она этого не отрицает. Да, я сам предложил ее в помощницы Анри, никто не тянул меня за язык. Кто тут дурак? Я тут дурак, невесть чем набитый».
Он напомнил себе, что вообще-то выплатил долги покойного генерала, а Элиза выставила на подоконник сластолист. По всем законам, писаным и неписаным, он имел на нее права.
Почему-то от этой мысли стало еще хуже.
– Никогда не видела такого замка, – призналась Элиза, когда экипаж въехал в ворота. Она смотрела по сторонам с искренним любопытством, и Пайпер на ее руках тоже глазел с интересом. – Он странный. Но уютный.
Оберон улыбнулся. Экипаж въехал во внутренний двор, и Оберон подумал, что вернулся домой, к привычной, спокойной и предсказуемой жизни. Студенты, которые сидели на скамейках, наслаждаясь теплым деньком, помахали ему. На руке второкурсника Пауля Оберон заметил шнурок с волкудлачьим клыком.
Что ж, не он один охотился этим летом.
– Эти два типа, кто они? – поинтересовался Оберон, помогая Элизе спуститься из экипажа. Мелькнула неприятная мысль, что с этими министерскими господами в замок мог заявиться и убийца. Анри усмехнулся.
– Морис Лаваль и Николя Азуле. Приехали без слуг, – ответил он. – О, кажется, я уже слышу, как они скандалят.
Одно из окон открылось, во двор выглянула госпожа Бьянка и энергично замахала Оберону тонкой сухой рукой.
– О, господин декан, наконец-то! – воскликнула она. – Скорее! У нас проблемы в деканате!
Оберон вздохнул – начинался учебный год, и ему было тоскливо и в то же время как-то весело. Сейчас, вернувшись в академию, он ощущал биение жизни во всей ее полноте.
Он снова был на своем месте.
Элиза испуганно посмотрела на него. Оберон снова улыбнулся и взял ее за руку.
– При деканате есть комната отдыха, – сказал он. – Думаю, вам там понравится.
– Нам хватит двадцати шагов? – настороженно спросила Элиза. Оберон прикинул планировку и ответил:
– Хватит. Волноваться не о чем.
Комната отдыха оказалась вполне уютной. Опустившись на маленький диван возле окна, Элиза вытянула ноги и подумала, что страшно устала.
Эти несколько дней с нападениями и чудовищами вымотали ее полностью. Позавчера она и представить не могла, что окажется в академии, тем более в качестве невесты декана факультета, окруженного самой темной славой. Элиза вспомнила, каким было лицо Оберона, когда он называл ее невестой: наглец! Но наглец в своем праве, и она не будет с ним спорить.