Академия Темных Искусств
Шрифт:
Вот такая интонация была у голоса, зазвучавшего из–под сводов театральной залы, ставшей личным адом для неосторожного студента.
Питер вдохнул. Боль в спине и происходящие на сцене безумие были уже невыносимы. Питер выдохнул. И решил зайти с козырей:
– Профессор Гадес, с такими преподавательскими методиками у вас так снова студентов не останется…– еле слышно пробормотал он.
Детская песня резко оборвалась. Брат и сестра застыли в танцевальных па, замерев от ужаса. В стенах театра повисла гробовая тишина, которую нарушал только кашель склизкой черной пиявки, от неожиданности поперхнувшейся останками
– Что?! Что ты сейчас сказал?! А НУ ЖИВО К ДОСКЕ!!!
Демоны в ужасе закричали, предметы и стены начали извиваться как ошпаренные змеи, глаза Питера закрылись. А открывшись, глаза увидели лишь тетрадный лист, занявший все поле зрения. Питер поднял голову, и уже было открыл рот для зевка, как его тело без каких–либо команд со стороны владельца вскочило, и вытянулось по стойке смирно. Прямо перед его любимым куратором.
Скажите спасибо, что вам никогда не доведется испытывать тех чувств, которые вызывал профессор Гадес у своих студентов. Никто не знал, настоящее это имя или нет. Сам он эту интригу раскрывать не собирался, словно твердо решил, что тайну своего имени и происхождения он заберет с собой в могилу.
Куратор некромантов выглядел как поджарый, высокий, смуглый мужчина, возраст которого невозможно было определить. Но по слухам, ему было далеко за пару тысячелетий. Густая кучерявая борода полностью закрывала шею и была черной, как смоль. Однако, в длинных и густых волосах время успело отметиться серебром. А еще у профессора Гадеса была очень занимательная особенность, которую люди, не знающие его, могли посчитать забавной. Старик решительно не принимал никакой другой обуви, кроме кожаных сандалий.
Никто не исключал возможности, что «Гадес» всего лишь псевдоним, но с полной уверенностью об этом говорить не может никто. Кто–то считал его божеством, кто–то обманщиком, а кто–то был уверен, что он и то, и другое. Сам профессор Гадес о своей личной жизни не распространялся. Кто знает, может, оно было и к лучшему?
Если вы попробуете узнать жизни Гадеса до его преподавательской деятельности, то не услышите ничего, кроме сомнительных баек и историй, которые передавались из уст в уста среди студентов академии.
Однажды к профессору пришел колон, просивший избавить его жену от дурной привычки превращаться каждую ночь в волчицу. Гадес принял гостя, напоил вином, выслушал его душещипательную историю и дал ему копье с серебряным наконечником, вместе с добрым советом целиться в голову.
Теперь понимаете, за что Гадеса не особо любили в народе?
В середине четырнадцатого века один потомственный охотник на чудовищ поклялся, что охота за Гадесом отныне будет делом наследников его фамилии. Для профессора тогда это не стало сюрпризом, более того, он даже дурного в этом ничего не увидел. Наоборот, следующие полвека он вел научную работу над исследованием, носившим название: «Правила пропорциональной зависимости ужасных смертей к количеству героев в отдельно взятой благородной семье». Ну, или простыми словами: «Откуда берется новый семнадцатилетний охотник с гербом на дублете, если вся его семья была зверски убита двадцать лет назад?». Гадес так и не получил ответа на этот вопрос, но усвоил, что охотники за чудовищами плодятся лучше кроликов. Сделав вывод, что это очередной вселенский закон, профессор нарек его «Феноменом
А как, по слухам, он развлекался во время Усобиц … Вам, наверняка, известно, что до появления единой магической администрации дуэли не запрещались, а даже приветствовались. И вот, в то время профессор был действительно на высоте. Никто не скажет, насколько часто, но не раз и не два происходило так, что после победы в дуэли раззадоренный Гадес пленял душу опочившего соперника, после чего отправлялся к его семье. После таких визитов семьи куда–то пропадали, души несчастных соперников рвали глотки, в немом крике заливаясь призрачными слезами, а Гадес становился более улыбчивым часа эдак на четыре.
Но студенты знали Гадеса как древнего, злобного и невероятно злопамятного сухаря. И в тот момент этот древний, злобный и невероятно злопамятный сухарь был еще более озлоблен. И виной тому был Питер.
– Херрит … –полусказал–полупрошипел Профессор.
Голова Питера уже была готова вжаться в плечи настолько, что сделала бы его похожим на худощавую испуганную черепаху, а не на человека. Но Питер неожиданно осознал, что не владеет своим телом, и даже сжаться от страха у него не выходит.
– Херрит, это что БУНТ? Ты почему еще не у доски? – продолжал профессор. В аудитории заметно похолодало. Непонятно откуда опустились сумерки и затмили солнечные лучи, бившие из не зашторенных окон. Пять пар глаз, до того сочувственно смотревшие на остолбеневшего Питера, в ужасе зажмурились в ожидании чего–то ужасного, но обладательница шестой пары глаз резко вскинула руку:
– Профессор Гадес, он сразу пойдет, как только вы перестанете его держать – как всегда спокойным голосом произнесла староста.
Знаете, как оно бывает? На черном фоне серое кажется белым. И в тот момент Питер, да и все сидящие в аудитории, были рады голосу Доры, хотя до этого бы трусливо поежились. Нет-нет, во внешности этой низенькой, хрупкой черноволосой девушки не было ничего отторгающего, не подумайте. Наоборот, внешность её была очень и даже очень привлекательная. Бледная кожа, правильные черты лица, большие синие глаза могли влюблять в себя мужчин с первого взгляда. Если не одно «но». Это «но» заключалось в том, что, когда она проходила по улочкам своей родной деревни, соседские собаки скулили, скот начинал беситься в стойлах, а еще не умеющие ходить дети начинали плакать. Уже умеющие, в свою очередь, спешно учились убегать. Дора Тенебрис была потомственной ведьмой. Её род был настолько древний и знаменитый, что, если всех Тенебрисов вычеркнуть из учебника по истории магии, то он потеряет четверть своего объема и треть мерзких и кровавых деталей.
Но, тем не менее, после её вмешательства хватка профессора Гадеса начала слабеть. Питер обмяк и выдохнул.
– Долго стоять будешь? К доске, – сказал профессор уже совершенно спокойным голосом.
Питер подошел к грязно–зеленой учебной доске и уставился на неё коровьим взглядом. На доске был нарисован отрезок с тремя точками, подписанными буквами “V”, “M” и “PM”, – И так, Питер, что же тут нарисовано? – поглаживая бороду, спросил Гадес.
Питер тяжело вздохнул и начал отвечать.