Академонгородок
Шрифт:
— Ты человек?
Накхта презрительно скривила губы.
— Люди были домашними животными моего народа.
Миша все так же пожирал чашу глазами, не решаясь спросить о главном. Наконец, он собрался с духом.
— Ты можешь прочитать, что здесь написано?
Накхта пожала плечами.
— На это способен даже тот, кто вообще не умеет читать! «Ты станешь неподвластен старости и смерти после того, как отведаешь…»
— А дальше? — жадно спросил Миша. — Ты знаешь, что там дальше?
— Знаю.
— Скажи мне! — он протянул к ней
— Зачем? Такое условие слишком трудно выполнить.
— Я выполню! — крикнул Миша. — Что бы это ни было! Я! Я сделаю все! Говори!
— Нет… — Накхта покачала головой. — Ты уже не успеешь. Жизнь человеческая вообще коротка, а твоя и вовсе оборвалась в самом расцвете. Бедный мой, сумасшедший мальчик!
Она погладила Мишу по щетинистой щеке и протянула ему чашу. Дрожащими руками Симак принял вожделенный Остракон. Он хотел бережно прижать чашу к груди, но она вдруг легко, словно песочный кулич, рассыпалась в его руках. Струйки пыли потекли между пальцами, бесследно растворяясь в воздухе. Через мгновение чаши не стало.
Симак медленно поднял голову и с ужасом посмотрел в глаза Накхты — злые змеиные глаза.
— Нет, — прошептал он, отступая. — Не надо!
Нога его вдруг по колено провалилась в зыбкую податливую жижу. Миша завертел головой, оглядываясь по сторонам. Палатки не было. Вокруг парило теплое болото, покрытое сине-зеленой ряской. И только Накхта по-прежнему стояла перед ним.
— Не пугайся, — тихо сказала она. — Тебе будет хорошо — мягко и спокойно. Это гораздо лучше бессмертия, поверь мне!
Миша забился в трясине, пытаясь выбраться на твердое место. Но твердых мест здесь не было. Болото затягивало его все глубже.
— Не надо вырываться, — прошептала Накхта. — Это совсем не страшно. Хочешь, я буду с тобой до последней минуты?
Она шагнула к Мише, сразу погрузившись по грудь, и потянула его за собой, положив руки на плечи.
— Обними меня! Ты ведь всегда мечтал об этом! Ближе! Ты еще успеешь…
— На-та-ша… — ряска коснулась Мишиных губ, но Накхта накрыла их поцелуем.
Головы их медленно скрылись в трясине…
В лагере было тихо. На всякий случай Накхта подошла ближе к столу, чтобы проверить, все ли на месте. Тела валялись вперемешку с тарелками и котелками. Некоторые все еще сжимали в руках стаканы. Доцент Скрипко лежал на столе лицом вниз. Вероятно он произносил тост, когда остановилось сердце.
В стороне от других ярким пятном в траве светилась красная майка со спартаковским ромбиком на груди. Накхта вскрикнула и, запинаясь о тела, бросилась туда. Кешка Першак лежал, глядя в небо широко раскрытыми глазами, раскинув руки и ноги, будто лег позагорать. Рядом с ним сквозь траву синела эмалированная кружка. Но почему он здесь?! Неужели…
Накхта в панике принялась переворачивать мертвецов, обшарила все окрестные кусты, проверила все палатки. Игоря не было. С трудом переводя дух, она снова склонилась над Кешкой. Как он сюда попал? Взбунтовался все-таки? Эх, дурачок! Сидел бы себе в яме на берегу, может, жив бы остался…
Она велела червям приниматься за дело и укрыла лагерь Потеряевым заклинанием. Теперь это место будет не так просто найти. Дожидаться, пока колючка заплетет кухонный домик и в клочья порвет палатки, не стала. Нужно было спешить.
А хорошо, что Кешка здесь, думала она уже набегу. Беда была бы, побеги он сразу за Игорем, не закусив с коллективом. Это была новая, нечеловеческая мысль. Накхта рассуждала спокойно и почти без жалости. Русалка постепенно просыпалась в ней, вытесняя Наташу.
Игорь никогда не узнает о главном открытии пропавшей экспедиции. Нужно лишь увести его из этих мест, закружить по лесам, опоить, одурманить, чтобы не вспоминал, не спрашивал ни о чем хотя бы месяц. Потом можно придумать объяснение. Потом… как-нибудь. Главное — уйти подальше от Морока и его вурдалаков. Прятаться от них бесполезно, конечно, но есть надежда, что они и не станут разыскивать. Игорь ведь ничего не знает. Он никогда ни слова не произносил на запретном языке и даже не слышал. Надписи не видел! Он — чист! Его можно спасти!
— Есть надежда! Есть надежда! — повторяла она.
В лесу было уже совсем темно, здесь жили ночные шорохи. Зыбкие тени метались, перебегая дорогу, но Накхта не обращала на них внимания. Только бы он никуда не ушел! Только бы дожидался в своем раскопе!
Она вдруг остановилась. Что это там, впереди? Волчий глаз? Да нет же! Это костер на берегу! Сразу стало легче дышать.
Жив! Жив! Он здесь!
Она прибавила шагу и скоро вышла к реке. Костер ярко горел у самой кромки воды, но возле него никого не было. Накхта пошла по берегу, озираясь.
— И-и-горь!!!
Неужели, ушел?! Только не это!
Но вот — легкий шелест травы…
— Наташа! Слава богу! Я уже начал волноваться! — Игорь вышел на свет, прижимая к груди охапку валежника. — У нас тут такие новости!
— Не надо… — прошептала Накхта.
Больше всего на свете она сейчас ненавидела слово «новости».
— Какие новости?
— А Кешка разве не рассказал? Я же послал его за ребятами!
Игорь подошел к костру, бросил дрова, схватил Накхту за руку.
— Представляешь? Нашли обалденную керамику! Прекрасной сохранности половинка сосуда, да еще и с надписью: «…кровь шестисот шестидесяти шести собственноручно убиенных».
Игорь наклонился к мешку, лежащему в траве у костра, и вынул черепок.
— Никак не вспомню, что это за язык, но как звучит! «Кальма дехнем шалдох серсне серснат серсе»!
— Молчи!!! — пронзительно крикнула Накхта, но было поздно. Порыв ветра раскачал кроны сосен, странный звук, похожий на стон стволов, донесся из чащи. Стая потревоженных птиц пронеслась над костром и ушла за реку.
Накхта закрыла лицо руками.
— Что с тобой?! — испугался Игорь. — Тебе плохо?!
Она отрицательно помотала головой.