Академонгородок
Шрифт:
— «Мой отец в Октябре убежать не успел…» — затянул было я, но Санька больно ткнул меня в бок.
— Пока ты тут песни поешь, там комиссары мое золото приватизируют!
— Нациоа… — я поднял палец, -..оанализируют!
— Да мне без разницы! Вставай, пошли!
Он вынул меня из кресла и потащил в коридор.
— Чего это вы в такую рань засобирались? — удивилась Ася.
— Мы только за сигаретами, — объяснил Саня. — Бачиле подышать надо…
— А куда мы идем? — спросил я, едва поспевая за ним
— Как — куда? В Проблемы твои, где там у вас жлыга эта стоит?
— В Институт, что ли? — я остановился. — С ума сошел? У меня и пропуска с собой нет! А у тебя разве есть?
— Мой пропуск — голова! — изрек Саня.
Я представил, как он будет головой пробивать институтскую проходную, и мне стало нехорошо. Однако Тележкин ничего подобного устраивать не стал. Он повел меня кругом, вдоль забора, огораживающего территорию института, и, наконец, привел к тщательно замаскированной дыре.
Никакой особой секретности в нашем институте нет. Наоборот, все его достижения старательно выставляются напоказ. Иностранцы толпятся у нас круглые сутки, делегациями и по одиночке, охрана состоит из пожилых вахтеров, а на территорию не сможет пробраться только ленивый.
— Не ссымневайся! У меня все рассчитано! — заверил меня Тележкин.
— Да, но это, видишь ли, не совсем… А если шеф узнает? Знаешь, что мне будет?
Вместо ответа Санька выхватил из-за пазухи недопитую бутылку коньяка.
— Глотни-ка еще разок! — потребовал он. — А то завод кончается.
От глотка меня совсем повело. Я забыл про шефа и стал думать только о том, чтобы не загреметь вниз по лестнице. А лестниц в здании нашего Роторного Тороида было предостаточно. Пультовая находится на шестом подземном уровне, куда ведет целая паутина трапов, металлических мостиков и прочих пандусов.
К сожалению, в этот субботний вечер на лестницах не было ни души, никто не заметил двух нетрезвых нарушителей пропускной системы, никто не поднял тревогу, не предотвратил беды.
В помещении пультовой слабо мерцали контрольные огни, тихо гудели трубы, отводящие конденсат, шелестели пропеллеры вытяжной вентиляции, да бродил неприкаянно лабораторный кот Лоренц, приставленный следить, чтобы мыши не попортили изоляцию.
Я включил свет.
— Ишь, ты! — сказал Санька, оглядев пульты. — Красиво… как на электровозе! А с какого места в прошлое запиндюривают?
Из-за гудения и тепла сотен приборов у меня разболелась голова. Начинало мутить.
— Темпоральная камера — там, — я показал в окно пультовой, туда, где посреди огромного зала висела на растяжках наша РТТК.
— Ни хрена себе! — забеспокоился Саня. — А как туда забираться-то?!
— Там, внизу, подъемник…
— Ага, — Тележкин приник к окну, пытаясь разглядеть что-то в полумраке. — Понятно… Ну все, пошел!
— Куда?! —
— Как куда? Туда, в камеру!
— Погоди, Саш. Не глупи… — я без сил плюхнулся на стул. — Шутка это была, понял? Прикол! Никого мы ни в какое прошлое не посылаем. Эксперинем…тируем пока только на металлических болванках. Смещаем вер…ктор на несколько миллисекунд…
— А че так мало? — удивился Тележкин.
— А то!.. — я потер лицо ладонью. — Не помню точно… В общем, последствия могут быть. Опасно, понимаешь?
— Конечно, опасно! Додумались тоже — железные болванки в прошлое закидывать! А если она там кому по голове? Послали бы знающего человека, он на месте, поди, разобрался бы с последствиями!
— Может быть… — я закрыл глаза. Пультовая вдруг накренилась и пошла кругом. — Лет через пятьдесят, не раньше… а сейчас — поспать бы…
— Погоди спать!
Что-то тряхнуло меня, я снова открыл глаза.
— Чего надо? Эск-скурсия закончена. Иди домой. А я здесь, на диванчике…
— Не сразу! — Тележкин крепко держал меня за ворот. — Сначала покажи, как выставляешь триста параметров!
— Пжалста! — я, не глядя, ткнул пальцем в клавишу.
Экраны осветились, услужливо предлагая ввести новые данные.
— Геомагнитная кривая сегодня паршивая…
— Ничего, как-нибудь… — Саня, казалось, совсем протрезвел, — мы же не по правде, а так, для проверки. Вдруг, ты разучился?
— Да сам ты темень необразованная! Разучился! Как два пальца… Напряженность поля, скажем, двести, импульс — два по семь гиг… Вектор обратный, модуль — миллисекунд… сколько?
Тележкин смотрел на меня, что-то прикидывая.
— А до восемнадцатого года сколько в миллисекундах?
— Дался тебе этот восемнадцатый год! Ну, считай: Две тысячи три минус тысяча девятьсот восемнадцать, умножить на триста шестьдесят пять, на двадцать четыре, на шестьдесят, еще на шестьдесят, да на тысячу… — я с трудом попадал в клавиши, — будет двести шестьдесят восемь тысяч пятьдесят шесть на десять в седьмой.
— Че-то до хера… — Саня глотнул из бутылки.
— А ты хотел!.. Так, испаритель выставляем по макси… муму… му-му! Хе!
— Не отвлекайся!
— Полезная масса — один килограмм…
— Чего это — один?! Пиши — восемьдесят пять! Или слабо твоей жлыге?
— Да ей хоть тонну давай! Все полезно, что в камеру пролезло… Ха-ха!
Пальцы мои автоматически находили нужные кнопки, хотя перед глазами плыло уже не на шутку. Ничего! Я ему покажу, как я разучился! Дубина пэтэушная…
— Готово! Вот тебе поле, — я шлепнул пятерней по экрану монитора, на котором было изображено нечто вроде паутины с запутавшимися в ней мигающими числами. — Разучился! Да я пять лет за этим пультом сижу! Без меня ни одного экс…принемен… ну, ты понял.