АкаДЕМОНиЯ. Я - не чудовище! Я только учусь!
Шрифт:
Я замахала руками, почувствовав себя Аллой Борисовной, которая надрывно пела во времена моего детства: «крикну, а в ответ тишина». Я подумала про амулет, но потом решила не тратить его на этого глухаря, тем более, что после уроков я решила сходить на «стрелку». Я молча встала и бочком направилась к выходу.
— Куда это ты собралась? Отвечай! — заорал дед мне в спину. Дверь перед моим носом закрылась, и как я ее не дергала, открываться не хотела. Вот это номер!
Я повернулась в сторону деда, явно желая душевненько
— Вы только посмотрите на это неуважение к предмету! Встала и делает, что хочет! Я никому не разрешал покидать лекцию! — крикнул дед так, что у меня заложило уши.
— Уважаемый учитель, мне нужно выйти! — я крикнула в ответ так, что в окнах зазвенели стекла. От такого крика где-то в девятнадцатом веке Бетховен, который Людвиг Ван, а не тот, который «гав-гав, кусь-кусь, ням-ням», выронил палочку изо рта, захлопнул крышку фортепиано, заорал: «Я снова слышу!»
— Унижаемый мучитель? — возмутился дед, злобно оглядываясь по сторонам, — Да как ты посмела меня так называть!
Идя… Глухих повезли. Интересно, по какому принципу они набирают преподавателей? «Внимание, требуются преподаватели! Нормальных, просьба не беспокоить. Озабоченные, припадочные, с дефектами речи и слуха, параноики и прочие человеконенавистники — добро пожаловать!»
— Я такого не говорила! — возмутилась я, дергая дверную ручку, — Откройте дверь, пожалуйста!
— Что значит «Попробуй, дед, пожалуйся…»? — проорал Нафаня, явно закипая, — Я тебя сейчас научу почтительно разговаривать со старшими!
— Может, лучше написать? Правда, у меня почерк плохой… — громко спросила я, доставая ручку и бумажку. В аудитории послышались сдавленные смешки. Смеялись явно не надо мной, а над ситуацией. Взглянув на хихикающих студентов, Нафаня разозлился еще больше. Его руки затряслись, а по телу побежала дрожь.
— Уши чесать потому, что глухой? Ах ты, маленькая, грязная невежда! — заорал дед и начал биться в конвульсиях. Зрелище было очень впечатляющим, но я не сдавалась.
— Вы, наверное, ослышались. Я даже не думала, Вас оскорблять! — выкрикнула я, понимая, что разговаривать с глухим параноиком дело явно неблагодарное.
— Знаешь, что бывает с учениками, которые употребляют нецензурную лексику в адрес своего учителя? Да в мое время за такое истязали ученика до полусмерти, приучая его к дисциплине! Я выбью дурь из твоей головы! — взгляд деда помутнел, а потом он заорал, — Постой! Я тебя узнал! Ты от меня не скроешься! Я узнаю тебя под любой личиной! Думал, что проведешь старика? Не на этот раз!
— Аверс! — сказала я на всякий случай, и тут же почувствовала, как невидимая волна больно ударила меня в грудь. Я отлетела в сторону стены, больно стукнувшись копчиком и лопатками. Я чуть не потеряла сознание. Из носа хлынула кровь, я сплюнула ее, прокашлялась и прошептала:
— Реверс!
Я снова стояла на прежнем месте, а потом дернулась
— Аверс! — успела прошептать я, почувствовав, что через мгновенье меня понимает в воздух и снова со всей силы колотит об стену, — Реверс!
Я бросилась вглубь зала. Парты и стулья разлетелись во все стороны. Один стул даже выбил окно. Студенты заорали, бросаясь врассыпную, пытаясь укрыться от сумасшедшего старика. Я бы тоже не стала ждать, когда меня прибьют на месте. Хотя, для начала, не мешало бы узнать, за что?
— Демоны… Демоны… Злобные маленький демоны! Вам не взять Заурака! Заурак сильнее вас! — Нафаня метал заклинания направо и налево, выискивая меня.
— Аверс! — прошептала я и тут же почувствовала, как летящий стул свалил меня на пол. По спине побежало что-то теплое и липкое. Я дотянулась до этого места рукой, но потом поняла, что лучше бы я этого не делала. Обломок деревяшки торчал в моей спине чуть выше лопатки.
— Реверс! — прошептала, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.
Увернувшись от летящего стула, я спряталась за колонну, переводя дух и проклиная тот день, когда меня сюда затащили. Моя «любовь» к Академии крепла с каждым днем. Осторожно выглянув из-за колонны, я тут же дернулась обратно. По колонне пошла трещина от пущенного и попавшего в нее заклинания. Дела плохи. Совсем плохи. Никогда не думала, что невинная просьба «выйти» может повлечь за собой такие последствия.
Дед с закатившимися глазами ходил по аудитории и орал, трясясь:
— Где ты, демон, вылезай! Я вижу тебя насквозь! Я вижу твои нечестивые помыслы! Ты пришел сюда, чтобы отомстить мне за тот бой двадцать лет назад? Хорошо! Я принимаю твой вызов.
Я сглотнула, понимая, что пора бы вызывать санитаров! Престарелые мушкетеры, которые по воле личного финансового кризиса Александра Дюма решили тряхнуть стариной двадцать лет спустя, с криком: «Один на всех и все на одного!», молча отошли в сторонку, жалуясь на ревматизм и радикулит. Я тоже не хотела быть Д’Артаньяном. Интересно? А где наш Избранный? Чего он не шевелится? А? Он должен всех спасать, а не я. Я выглянула из своего убежища и увидела, как Эпик повис на дверной ручке, пытаясь ее открыть. Он размазывал по щекам сопли и слезы, умоляя дверь открыться.
Дед тоже обратил внимание на попытку покинуть класс до звонка и устремился к нему. Досматривать сцену я не хотела, но дослушивать пришлось. Раздался страшный грохот и тонкий писк. В туалет нужно было только мне, а судя по воплям сходили все!
— Аверс! — прошептала я, сглатывая. Да, когда в моей школе престарелая учительница физики била железной линейкой по рукам учеников до тех пор, пока случайно не сломала кому-то палец, и ее не уволили, показалось мне просто сказкой, по сравнению с этим.