Акции небесного электричества
Шрифт:
Юля вскочила на ноги, куртка слетела. Снова завернувшись в нее и привычным движением набросив на плечо ручку сумки, Юля побежала вдоль дома. Что происходит? Всех хватает полиция? Или выборочно? Надо узнать, что там, с той стороны.
Пока Юля бежала, стихли крики, послышался рев машин; вот он сошел на нет – уехали… Юля решила вернуться в сгороженную Володей комнатку, которая ей казалась самой теплой в доме.
Но хорошо, что она не успела обойти дом и зайти со стороны подъезда – мелькнула одна фигура в сером бушлате, вторая, третья. Это была охрана. Если Юля сунется, ее моментально схватят тоже. А Володя велел ждать. Неужели он выберется? Неужели не попадет на заводы? На заводах плохо – заводы отбирают жизнь, и никакая страховка не спасет здоровье неценных рабочих: на место
Володя, Володя… Неужели ему удастся? Как хорошо бы было, если бы ему повезло! Повезло бы если бы…
Повезло. Но как ему могло бы повезти? Если не завод, то что? Интим-услуги по новому трудовому законодательству могли предоставлять только те, кто начинал свое обучение этому еще с детства, как балету, и трудился на данном поприще, тщательно охраняемый медициной. Здоровье нации не должно ставиться под угрозу. Было сказано столь решительное «НЕТ» призраку смертельных болезней – что он испугался и отступил куда-то на окраины миров. Спрос на услуги был большой, рынок трудящихся на этом фронте огромный – и все с хорошим образованием и вполне легально, поэтому нелегалов-индивидуалов сурово теснили с рынка – и ждали их или те же заводы, или рабочая тюрьма за полярным кругом. Поэтому можно было не переживать за то, что Володю принудительно заставят эти услуги оказывать. Учиться поздно, а так не возьмут. Хотя наверняка услуги легче, чем завод…
Легче… Как московский подпольщик-нелегал со стажем, Юля знала и еще один способ приложения сил этих самых подпольщиков. Небольшие аптеки – яркие, лучезарно манящие позитивными словами о здоровье, призывами приходить за лекарствами именно к ним. Бесплатные, совершенно бесплатные аптеки. Возьми, больной, себе лекарство, лечись на здоровье. Да, оно экспериментальное, поэтому и даром, без гарантии. Пойдет на пользу: приди, расскажи, врач бесплатно тебя осмотрит. Ну а не пойдет на пользу то лекарство, что он выпишет, – приходи за другим, ради счастья будущих поколений их производится много. Если уже не сможешь прийти – значит, не повезло… Пусть только родственники или знакомые сообщат о смерти – похороны за счет завода-изготовителя, вскрытие и тщательное изучение причины смерти – тоже. Вот на такую работу завербовывали – жить при заводе и испытывать на себе то, что затем появляется в аптеке и испытывается последующими счастливцами. Аптек бояться нечего – там продается почти до конца испытанное, проверенное. Но еще одна проверка не помешает. Поэтому они и существовали – бесплатные.
Юля и Володя обходили стороной такие аптеки. И если вдруг болели – шли за лекарством в аптеку дорогую, но первой категории настоящести. Ну или хотя бы второй, где если и были лекарства поддельные, то не все или частично настоящие. Хотя многие думали: эх, пропадать все одно, а вдруг поможет экспериментальное лекарство? Для людей же делается… Володя и Юля не слушали этих отчаянных. Да и, по счастью, не болели.
«Только бы, – думала Юля, – Володя не попал в отряд тех, кого завербуют на фармацевтический завод! На первичные испытания – только бы не туда! Хотя у него отличное здоровье – но ведь можно его сначала испортить, а потом начать лечить новыми лекарствами?! Не думать об этом, не думать!» – так командовала она, пробираясь вдоль стены. Пробираясь и оглядываясь – вдруг вернутся, вдруг схватят и ее…
Нужно было уходить, скорее уходить прочь отсюда.
Недалеко от места своего падения Юля подобрала зарядное устройство от мобильного телефона. Володя позаботился, выбросил в самый последний момент. Он хотел с ней связи. Телефонно-мобильным способом. Хотел – значит, уверен. Володя… А когда взгляд Юли упал на жареную рыбу, леденеющую на крупчатом снегу, горячие слезы удержаться в глазах больше не смогли. Володя, хороший Володя спас ее, а сам… Где он сейчас сам?
Он отличался от всех танцоров и артистов, к которым Юля тоже когда-то
Некому, кроме Володи, было верить Юле в этой жизни. Некого ждать. Юля была преступницей – она покинула свой маленький умирающий городок и отправилась за деньгами в столицу. Она нарушила визово-регистрационный режим – правила игры, которые придумали знающие дело люди, спасавшие переполненную столицу страны от остальных жителей страны. Страна против страны. И в эту страну Москву тянуло. Тянуло многих – вот ту же Юлю, виноватую в том, что она не смогла наладить себе жизнь там, где родилась. Это чувство вины и не позволяло ей и подобным субъектам качать права. Позволяло лишь таиться, приспосабливаться и выживать.
А ничего, это Юля давно поняла, люди не ценят дороже игры. Игра помогала тем, кто платит, жить интересно – поэтому у нее бывала работа.
Чтобы не рыдать на пустыре, не умереть тут же от одиночества, голода и отчаяния, у Юли тоже должна была получиться своя игра. Да, она дождется Володю, она переиграет этот город, она выживет. На мобильном телефоне еще есть деньги, и срок их истекает чуть меньше чем через месяц, как раз тридцатого декабря. С потенциальными нарушителями не церемонилась теперь и телефония – номера не зарегистрированных опять же в столице граждан быстро отслеживались и блокировались, так что вернуть эти номера к жизни можно было, только наведавшись на малую родину, в тот самый порт приписки. А купленные в Москве карточки имели вот такое свойство – сжигать деньги через месяц. Сколько бы на счету ни было.
Телефон должен работать, ожидая Володиного звонка. Юля должна жить. Юля должна работать. Юля должна.
Она застегнула куртку, съела верную рыбу, вкусную даже в замерзшем виде. Держась ближе к ограде, чтобы ее не видели охранники оцепления расселенного дома, Юля побежала вперед. Там было легче выйти к дороге незамеченной.
Подтянув застежки и сделав большую мужскую куртку поменьше, чтобы не привлекать внимания нероскошным внешним видом, Юля заторопилась вдоль забора заброшенного студенческого кладбища. Когда-то студенты массово бунтовали. И сначала были жестоко подавлены (и оказались здесь), затем записаны в герои, а вот сейчас просто прощены и забыты за неактуальностью их экстремистских идей. Кладбище тоже подвергалось сносу: слишком дорого иметь в черте города не заселенную никем площадь. Гудели за забором экскаваторы, рычали трактора. Но кладбище Юля прошла быстро – оно было маленьким. Прошла – и направилась к бесплатному подземному переходу (на центральных улицах таких уже было раз-два и обчелся, а здесь все же окраина).
Скоро она затерялась в толпе.
Всякие разговоры были запрещены. Задержанные во время облавы стояли сейчас вдоль стены длинного коридора. Между ними прохаживались вооруженные охранники. Медленно очередь подтаивала на одного человека – того, кто следующим заходил за черную пластиковую дверь кабинета. Больше очередь его не видела: человек уходил через кабинет в другую дверь дальнейшим этапом.
Там, в кабинете, выясняли личность преступника и определяли его судьбу на ближайшее и, насколько заслужит, отдаленное будущее.
И была судьба у всех, оказывается, разной.
Судьба Володи выглядела неплохо. Подтянутый молодой человек офисного типа в гладко сидящем костюме вошел в кабинет вслед за ним. Молодого человека кабинетные люди приветствовали с явным почтением. Он уселся за стол в дальнем углу, раскрыл компьютер и с интересом принялся рассматривать что-то на его мониторе.
Володе задавали вопросы, он отвечал. Да, отвечал, собираясь с мыслями, потому иногда подозрительно коротко, а пару раз даже невпопад. Володя думал сейчас о том, как же это будет происходить – то, когда ему придется подороже продавать свою жизнь. И не очень-то хотелось ему это представлять. Да и делать тоже. Жить вот хотелось. Но как-нибудь хорошо и свободно.