Акция в Страсбурге
Шрифт:
— В городе?! Я полагал, нам не следует показываться вместе…
Норкотт поставил на место заслонку и стянул перчатки.
— Вы директор рекламного агентства и можете появляться всюду, за исключением мест, где ваше присутствие вызовет недоумение. А у меня всегда в запасе подходящая тема для статьи…
Они молча прошли несколько кварталов. Фасады старинных домов с двойными окнами, утопленными в толще стен, производили впечатление надежности. За ними стояли века нелегкого труда, упрямой бюргерской независимости, отвергавшей феодальную опеку.
На площади Катедраль они остановились. Посреди вздымался собор из розового
Норкотт показал на эльзасский дом с островерхой крышей, почерневшей голубятней и резными балками. «Хауз Каммерцель» — «Торговый дом».
— У этого сыроторговца был отменный вкус. Мы всегда говорим об искусстве мастера. Но ведь есть и искусство заказчика. Право слово, жаль, что на новый Ренессанс не приходится рассчитывать…
На втором этаже «Каммерцеля» в ресторанном зале плавал аромат соусов.
— Что вы скажете, Ален, о консоме на закуску и петухе в вине по-эльзасски?
— Я и не знал, что вас интересует кухня.
— Просто я отличаю потребность в пище от наслаждения ею. Нюанс.
— В вас открываются все новые черты, Норкотт. Хотя до конца вас разгадать, очевидно, невозможно. К примеру, я так и не понял, состоите ли в штутгартской фирме…
Англичанин прислушался к разговорам за дальними столиками, оценивая акустику, и развернул салфетку.
— Нет, я не состою членом этого клуба. Он слишком уязвим. Сейчас это дом со стеклянными стенами. После войны оставшиеся не у дел агенты создали несколько частных контор, продавая информацию тому, кто лучше заплатит. Но теперь, когда экономика теснейшим образом сплетена с национальными интересами, экономический шпионаж полностью попал под контроль государства. Некоторые американские химические и нефтяные картели завели свои разведывательные службы лет за двадцать до того, как Вашингтон придумал Управление стратегических служб. Когда с появлением ЦРУ потребовалась централизация всех усилий в области разведки, бизнесмены сочли это посягательством на их любимый принцип свободного предпринимательства. Последовало кровавое сведение счетов между частными и федеральными агентами. Драка велась в Европе, в Южной Америке, на Ближнем Востоке. И концерны поняли, что им не совладать. Теперь они стараются внедрять своих людей в правительственные разведслужбы и делают это успешно. Западная Германия — особый случай. Расчленение на полуавтономные «земли» во многом парализует работу полиции. Здесь полно «перемещенных лиц», которые ведут свою игру, — достаточно назвать вам хорватских усташей. Подобная среда притягивает секретные службы точно так же, как Швейцария притягивает деньги. Хеннеке довольно ловко удит свою рыбу в этой мутной воде. Но время работает против него. В один прекрасный день федеральное правительство начнет расчищать джунгли, и Западная Германия перестанет быть заповедным полем для шпионажа.
Шовель кивнул.
— Я это предчувствовал. Вот почему мне хотелось добиться независимого положения.
Консоме было чудесным.
— Иными словами, свободы, которые есть у вас, Норкотт…
— Данный продукт идет по очень дорогой цене. И это справедливо, учитывая, сколь редко он встречается.
— И вы… счастливы?
— Счастлив? Ален, рекламное дело оказывает пагубное влияние на тех, кто им занимается. Поэтому, продавая тигра! в моторы, настоящую скандинавскую мужественность, подлинный французский вкус и огуречный крем для молодоженов, не поддавайтесь всей этой отраве… Счастье! От этого слова разит пошлостью. Торгаши кишат на нем как мухи на навозе.
Лицо Норкотта исказилось такой гримасой отвращения, что метрдотель в тревоге двинулся к столику.
— Ну вот. Не хватает еще, чтобы шеф-повар покончил с собой от горя.
Англичанин чуть склонился к серебряному блюду, на котором покоился петух, и изобразил райское блаженство.
— Извините за резкость. У меня развилась нетерпимость к идее счастья в ее нынешнем виде. Я не маньяк, романтизирующий страдания или доброе старое время. Римская поговорка гласит: «Женщинам, детям, животным и рабам надлежит быть счастливыми». Но у мужчин, достойных этого имени, должны быть иные заботы.
— Например?
— Стремиться к невозможному — заглянуть богам в лицо.
— У вашей программы большой замах, как сказал де Голль своему адъютанту, воскликнувшему: «Смерть дуракам!»
— Возможно. Но, согласитесь, куда заманчивей, чем жениться на дочери сталеплавильного короля. Кто ваши боги, Ален?
Шовель отодвинул тарелку.
— У меня никогда не было досуга, чтобы заниматься теологией, абстрактной живописью или игрой в поло, с другой стороны, я не был столь нищ, чтобы впасть в суеверие.
— Ваши боги, Ален, — это племенные идолы. Древние поклонялись Магна Матер, Великой Матери. Сегодня на Западе она выродилась в Биг-Мам, чей пророк — Санта-Клаус. Богиня промышленного изобилия, паранойяльной рекламы — будьте счастливы сегодня, платите завтра! Религия потребления правит бал. Черт, пожалуй, уже поздно. Сыр, десерт?
— Вы отбили мне аппетит. Вернее, мою способность к потреблению.
— Боже, рекламист в припадке аскетизма — дивный сюжет для комедии! Кофе и счет, пожалуйста. Поздравьте повара — петух был великолепен, — милостиво произнес англичанин метрдотелю.
Выходя из «Торгового дома», Шовель поднял глаза на собор. Каменные фигуры показались ему угрожающими.
— С Ромоло постарайтесь быть помягче. Как большинство виртуозов, он очень чувствителен, — сказал Норкотт сухим тоном. — Надо непременно найти что-нибудь у наших подопечных. Иначе все затянется до бесконечности.
«Мерседес», еще более заляпанный, чем в Штутгарте, стоял на площади Гутенберга.
— Грязная машина не запоминается, — заметил Норкотт. — У вас, конечно, она блестит и сверкает? Когда мы начнем работать вместе, сделайте одолжение, обзаведитесь серийным «рено» или «ситроеном».
— Слушаюсь, сэр.
— Вольно. Как только что-нибудь нащупаете, позвоните мне в Базель. Спокойной ночи, Ален.
— Счастливого пути, Норкотт.
Англичанин дружески поднял руку в перчатке Шовель какое-то время стоял, глядя на удалявшиеся красные огоньки.
— Ну вот, — почему-то промолвил он вслух.
Выслушивать уроки морали от шпиона — поистине мир встал на голову! Впрочем, тут Норкотт не оригинален в последние годы моралистом объявляет себя каждый встречный. Если нас учат жить идолы модных песенок, отставные генералы и каторжники, почему же шпионам оставаться в стороне?..