Аккорды сердца
Шрифт:
– Что здесь происходит?
У чужака ожидаемо мужской голос, и мне совсем не нравится, как он вылупил свои зенки на мою птичку. Долговязый такой, но жилистый — это видно даже под одеждой. Тёмные патлы лежат идеально, и, в отличие от меня, он гладко выбрит, будто не в универ пришёл, а на свиданку.
– Переэкзаменовка, - отвечаю, вспоминая, наконец, что здесь ещё валяются два тела, и нужно бы как-то объяснить их состояние, да вот беда — не привык я оправдываться за себя. Тем более, оба начинают медленно приходить в себя.
–
– видит её состояние, и мне знакомо то, что плещется в его глазах.
– Это Савицкая из другой группы. Мы просто повздорили, - отвечает со вздохом птичка, а мне хочется встряхнуть её. Нельзя покрывать тех, кто один раз пытался тебе навредить — будут считать, что им вообще всё можно. Это я и собираюсь ей донести, но та словно чует, предупреждающе щипая меня за бочину.
– Повздорили… - ни на грамм не верит препод.
– У тебя губа разбита потому что вы просто повздорили? Она сама, я так понимаю, сбежала?
Он явно хочет подойти к ней, но мой взгляд останавливает его на полпути, и это правильное решение. Когда я на взводе, сам не знаю, что случится в следующее мгновение.
– Всё уже в порядке, - отмахивается та, таща меня на выход.
– Когда эти в себя придут, лучше их спросите, что произошло, а то я даже не поняла претензий. Всего доброго, Константин Евгеньевич.
Костя, значит?
На выходе торможу, выуживая визитку, и протягиваю мужику, глазами намекая, чтобы даже не думал втягивать в это Нику.
– Будут проблемы — набери. Меня, - уточняю.
– С наступающим.
А потом позволяю белокурой заразе утащить меня прочь, втайне наслаждаясь тем, как крепко она сжимает мою ладонь, и представляя, как эти пальцы будут сжимать мой член. Твою мать, какой же я конченый…
Пока я летаю в стране фантазий, даже не замечаю, что меня усаживают на скамейку, куда птичка вываливает содержимое рюкзака, пугающее меня наличием некоторых вещей. Отвёртка, кассетный плеер из прошлого столетия с такими же наушниками, потрёпанный блокнот, а вместо косметички огромная такая аптечка, откуда появляется пачка пластырей и мазь от ссадин.
До меня же с опозданием доходит, что сбил костяшки на одной руке. Ника подхватывает раненую лапу, придирчиво её рассматривая, а я не могу перестать пялиться на неё, пока на нас начинают таращиться редкие прохожие, но мне по бую. Я ловлю неадекватные звуки в своей груди, когда она так близко, что можно ощутить её дыхание, и нового поцелуя хочется всё сильнее.
– Думал о тебе всю ночь, - срывается с языка.
– Холодный душ обычно помогает.
Не смотрит на меня, увлечённая оказанием первой помощи, а у меня во рту от слюны уже места нет.
– Не в этот раз, птичка.
Поднимает потемневший взгляд, и я, видимо, в шаге от нового удара.
– Чего ты хочешь от меня? Благодарности за героическое спасение? Я не просила лезть.
Как же злит, блять, эта упёртость… С Костиком она такой не была, и
– А это что тогда?
– киваю на пластырь, что она тут же с силой припечатывает к свежей ране, но боли я вовсе не замечаю.
– Аванс. Чтобы держался от меня подальше, ясно?
– Пасмурно.
– Чего?
– Пасмурно, говорю, - смотрю на небо и хочется курить.
– Снег будет.
И через пару мгновений первые белые хлопья на самом деле падают на голову, рождая в душе кучу ненужных ассоциаций.
Ненавижу снег.
Он всегда отбирает у меня то, что дорого, но в этот раз я не позволю этому случиться.
***
Сердце до сих пор не сбавляет обороты, но я не понимаю, почему — из-за опасной ситуации, из которой удалось выйти почти без потерь или поцелуя, который позволила ему так легко, словно только этим и занималась всю жизнь.
Дура.
Он смотрит так, что против воли кровь приливает к щекам, а такого со мной не бывало, наверное, с детства. Судя по взгляду, точно знает, что у меня из-за него мозги набекрень, и только что это окончательно подтвердилось.
– Поплыла уже?
– скалится.
– В твоих мечтах.
Чудовище, ещё недавно казавшееся агрессивным, довольно и не скрывает этого, хватая мои пальцы.
– Я подвезу, и мы поговорим, - опять ставит ультиматум.
– Прости, никак. Дела, - пытаюсь мило улыбнуться, вырывая руку и собирая свои вещи обратно в рюкзак.
– У меня весь день сегодня посвящён самым лучшим существам на свете, и ты не входишь в их число.
На хмуром лице читается напряжённая мыслительная работа, однако сбить с толка его не удаётся.
– Дети или животные?
– Второе, - вынуждена признать с неохотой.
– И что будешь делать?
– Помогать медведя кастрировать.
Секундная пауза и недоумение:
– За что?
– Ради его же блага, - тяну с намёком, поднимаясь и отмечая, что даже почти в этом безлюдном закутке находятся те, кому всё ещё интересная бывшая певица. Кто-то быстро делает фото, прикидываясь, будто снимает пруд с утками, не улетевшими на юг, и я уже предвкушаю, как Тая расскажет мне об очередной сплетне.
В принципе, мне плевать, кто и что напишет в жёлтых статьях — я всё равно ничего о себе не читаю и никогда этим не страдала. За всю карьеру у меня было столько «романов» с самыми невероятными кандидатами, что от моей репутации уже мало что осталось… Вот только почему-то сейчас совсем не хочется, чтобы каждый увидел меня в компании Михаэля. Как будто этот бородатый чёрт какой-то особенный.
Спятила?
Какие только глупости не придут в голову с утра пораньше…
– Я о тебе, оказывается, ещё многого не знаю, - тянет, глядя как-то иначе, словно увидел меня с иной стороны, и это вовсе не приятное чувство.