Акселерандо
Шрифт:
„У него грамматика с сознательно внедренной порочностью“ — бормочет Ан. „Сообщение было в ярости“. Она с хлопком телепортируется в направлении приемного зала Амбер. Похоже, у Вунч на редкость дурная репутация по ту сторону маршрутизатора, и Амбер должна обо всем этом узнать.
Глашвитц, преодолевая сосущее чувство под ложечкой, наклоняется к Омару Номер Один. В настоящем мире после интервью в баре прошла всего килосекунда, но за прошедшее субъективное время он успел отменить похмелье, отточить свой план, и решить действовать. Причем — отправившись прямо в Тьюильри. „Вам солгали“ — говорит он тихим доверительным голосом, надеясь про себя, что вытрясенные из матери Амбер ключи доступа к робокошке дадут ему возможность контролировать и созданную кошкой виртуальную вселенную.
„Солгали? Контекст нивелирован в прошлом, или подвержен грамматической коррупции? Лингвистическое зло?“
„Последнее“. Глашвитцу приходится находиься гораздо ближе к двухметровому виртуальному ракообразному, чем он бы хотел, но он все равно наслаждается происходящим. Объяснять простофиле, как его одурачили — всегда удовольствие, особенно если он сидит, пойманный, в клетке, а у тебя есть ключи. „Они не рассказали вам правды об этой системе“.
„Мы получили уверения“ — ясным голосом говорит Первый Омар. Части его рта непрестанно мельтешат, но голос рождается где-то еще в его голове. „Вы не публиковали ваш фенотип. Почему?“
„Это платная информация“ — говорит Глашвитц. „Но я могу предоставить ее в кредит“.
Следует краткий спор. Достигается соглашение об спорных курсах обмена и оговаривается метрика доверия для оценки ответов. „Разгласите все“ — настаивает Вунч-парламентер.
„В том мире, откуда мы пришли, есть много разумных видов“ — говорит адвокат. „Форма, которую вы носите, принадлежит только одному из них — тем, кто пожелал удалиться от вида, который начал использовать инструменты первым. И к которому принадлежу я. Некоторые из видов созданы искусственно, но мы все торгуем информацией ради собственной выгоды“.
„Это знание радует нас“ — уверяет его омар. „Мы любим покупать виды“.
„Вы покупаете виды?“ Глашвитц чуть наклоняет голову.
„Мы неутолимо жаждем быть не теми кем являемся“ — говорит омар. „Чувство нового, способность удивляться! Плоть разлагается и дерево гниет. Мы ищем нового бытия чужих. Отдай нам соматотип, отдай нам свои мысли, и живи в наших снах и мечтах!“
„Полагаю, мы можем что-нибудь устроить“ — допускает Глашвитц. „Так значит, вы хотите быть… то есть, получить в кредит право временно быть людьми? Почему вы так хотите?“
„:Непереводимое представление 3: — значит :непереводимое представление 4:. Бог сказал нам так“.
„Ладно, я полагаю, этому надо просто поверить. Что является вашей истинной формой?“ — спрашивает он.
„Подожди, и я покажу тебе“ — говорит омар, и начинает содрогаться.
„Что вы делаете?“
„Жди“. Омар дергается, слегка изворачиваясь — как будто упитанный бизнесмен, поправляющий трусы после плотного бизнес-завтрака. Под толстой хитиновой броней, движутся формы, еле видимые, но тревожащие взгляд. „Нам желать вашей поддержки“ — объясняет омар. Его голос любопытным образом звучит приглушенно. „Желаем установить прямые торговые связи. Физические посланники, да?“
„Да, это очень хорошо!“ — восторженно соглашается Глашвитц. Вот оно, то, чего он долго искал. Это станет соревновательным преимуществом, это докажет Амбер в установленным ей порядке испытаний корпоративным поединком, что его дела имеют высокий приоритет рассмотрения! Именно на что-то подобное он и надеялся. „Заключим сделку напрямую, без использования этого интерфейса-оболочки?“
„Соглас-с-сны“. Голос омара сменяется приглушенной тишиной. Из-под панциря доносятся тихие похрустывающие звуки. Но тут Глашвитц слышит шаги на гравийной дорожке за спиной.
„Что вы здесь делаете?“ — требовательно спрашивает он, оглядываясь. Это Пьер, снова в стандартном человеческом обличье, и с его пояса свисает меч, а в руках — большой револьвер. „Эй!“
„Адвокат, отойди от инопланетянина!“ — кричит Пьер, предупреждая, и поднимает пушку.
Глашвитц снова смотрит на Омара Номер Один. Тот втянул переднюю часть тела внутрь защитной оболочки и извивается, пугающе раскачиваясь из стороны в сторону. Внутри его панциря что-то темнеет, приобретая черноту, глубину и текстуру. „Пользуясь привилегиями советника..“ — набирает Глашвитц воздух в легкие, — „…и говоря как представитель этого инопланетянина, я должен выразить самый решительный протест…“
Безо всякого предупреждения омар, вдруг рванувшись вперед, встает на дыбы. Его передние ноги, покрытые шипастыми отростками и снабженные огромными клешнями, хватают Глашвитца за плечи. „Ой-й!“
Глашвитц пытается вывернуться, но омар уже нависает над ним, выдвигая из головы жвалы и ногочелюсти. Плечо адвоката, сдавленное гигантской клешней, ломается с тошнотворным хрустом. Он втягивает воздух, чтобы закричать, но четыре маленьких ногочелюсти хватают его за голову и тащат к жадно вертящимся жвалам.
Пьер устремляется вбок, пытаясь найти линию огня, не проходящую через тело адвоката. Омар не собирается облегчать ему дело. Он разворачивается на месте, прижимая к себе агонизирующее тело Глашвитца. Волной накатывается мерзкий запах, а из пасти омара брызжет кровь. Что-то очень не в порядке с биофизической моделью — степень реалистичности поднялась гораздо выше нормы.
„Дьявол…“ — шепчет Пьер. Он покрепче цепляется пальцем за курок, и жмет. Раздается тихий звук вращения барабана, но больше ничего не происходит.
Влажный хруст продолжается — омар перемалывает лицо адвоката, а потом, судорожно сглатывая, втягивает его голову и плечи в желудок-мельницу.
Пьер смотрит на свой здоровенный револьвер. „Вашу мать!“. Глянув на омара еще раз, он разворачивается и бежит к ближайшей стене. В саду-приемной есть и другие омары, и ничто их не сдерживает. „Амбер! Тревога! — — кричит он по личному каналу. — Враги в Лувре!“
Омар, схвативший Глашвитца, опускается над телом обратно на лапы, и начинает сотрясаться. Пьер в отчаянии давит курок и крутит барабан, в спешке даже не пытаясь проверить, есть ли в нем патроны. Он снова смотрит на вторгшихся инопланетян. „Они взломали биофизическую модель“ — передает он. Накатывается потрясение. „Я могу умереть здесь — осознает Пьер. Эта версия меня может исчезнуть навсегда“.