Аксиома Эскобара: вес не имеет значения
Шрифт:
— Аналогично. Не густо.
— Прорвемся. У Марвина на третьем есть запасец. К тому же, наверняка ребят из посольства уже вызвали, да и местные тоже должны мчаться.
— Ага. Грёбаная колумбийская кавалерия, — посмотрев на платок, Стаффорд отбросил его в сторону. Ему очень не нравилось происходящее, но он почему-то был уверен, что выйдет из заварушки более-менее невредимым. — Ладно, потащили.
И стукнувшись кулаками, агенты Секретной Службы подхватили тело своего мертвого подопечного и понесли его по лестнице вниз, подгоняемые звуками ожесточенной пальбы.
—
— «Хилтон» атаковали, эль Патрон. Пепе говорит, там человек тридцать, автоматическое оружие, в том числе пулеметы. Гранатометы тоже используют. Он запрашивает инструкции.
Эскобар, напряженно ждущий в своем кабинете новостей, растеряно посмотрел на кузена. Густаво выглядел столь же удивленным.
— Но кто? Какого? Что за бред… — прекратив бормотать, Пабло сделал серию глубоких вдохов-выдохов.
Встав из кресла, он подошел к окну. Там, за окном, стоял обычный летний день. Легкие облака на фоне голубого глубокого неба, буйство зелени, пение птиц. Ничего не говорило о том, что в паре десятков километров отсюда идёт небольшая война.
— Так. Пепе передай: ни при каких обстоятельствах не вмешиваться. Только наблюдать — но следить во все глаза. Мне нужна вся возможная информация, каждая деталь. Если поймет, какого хрена там происходит — получит премию.
Дождавшись, пока подручный стремительным шагом покинет кабинет, Эскобар перевел взгляд на кузена.
— Как думаешь, кто это? ФАРК?
Густаво пожал плечами и неопределенно махнул рукой.
— Вероятно. Они, наверное, не очень довольны, что «апрельские» проводят такие громкие операции и перехватывают повестку лидеров левых. Кстати, а не могут это быть как раз они?
— Думаешь? Эм-девятнадцать?
— Ну, на тебя они с гранатометами не постеснялись напасть, почему бы и не повторить, в большем масштабе, — подойдя к шкафу, Густаво налил себе виски на «два пальца». Сам Пабло алкоголь практически не употреблял — что в той жизни, что в этой — но для друзей и родни держал запас.
Гавириа посмотрел на «МакКалан» многолетней выдержки на просвет, а затем с видимым наслаждением сделал глоток, не обращая внимания на осуждающий взгляд двоюродного брата.
— Если это «апрельские», то мы в дамках просто, Пабло. Особенно если этот твой гринго помер уже.
— Да уж. Всё тогда точно спишут на них, даже если схема с отравлением вскроется.
— Но лучше бы не вскрылась, — закончил Густаво. — В любом случае, ты и сам понимаешь, что теперь просто так это дело не замнут.
— Будут копать, — мрачно согласился Эскобар. А потом, задумавшись, улыбнулся. — Небось целую толпу пришлют, так ведь?
— Ну…
— Сколько же конкурентов им можно будет скормить, — наркобарон аж зажмурился, став похожим на довольного собой кота.
— Главное, чтобы тебя — нас — не сожрали, — не согласился Густаво, допивая виски. — Что, сам понимаешь, легко может случиться. И бизнесу может поплохеть. До сих пор не понимаю, на кой нам сдался этот гринго.
— Как видишь, не только нам, — возразил Эскобар.
— Тем не менее.
Подойдя к кузену, Гавирия встал рядом. Высокий — на фоне Пабло — он нынче был одет заметно скромнее, чем заделавшийся последнее время модником Эскобар. Обычное поло, обычные джинсы. Часы — да, дорогие, но и только. Вместе братья смотрелись довольно контрастно.
— Знаешь, я иногда чувствую, что совсем тебя не понимаю, hermano. Раньше ты был как нечто неотделимое. Лучше, чем тебя, я не понимал и не чувствовал никого. Но ты изменился. И я пока не понимаю, к лучшему или к худшему. И…
— Я видел будущее, Густаво, — не дал договорить ему Эскобар. Сказал как-то буднично, хотя внутри бушевала буря. Он с самого начала думал поделиться всем с самым близким своим другом тем знанием, что получил свыше. Тем, что вспомнил. И очень долго не решался — частично потому, что внутренне так до конца и не верил в то, что не сошел просто-напросто с ума. Даже когда, казалось, полностью всё это осознал. И вот теперь — теперь он принял решение. Если он и мог кому-то доверять, то только Густаво. Даже родному брату он так не доверял, как ему.
— И нет, у меня не поехала крыша. И нет, я тебя не разыгрываю. Я проверял, то, что увидел.
Последнее он сказал так, что не проникнуться было…сложно.
— Но как?
— Я не знаю. Видимо, Божье провидение. Просто в какой-то момент вспомнил. Помню, как жил. Помню, как умер. Как жили и как умерли другие люди. Сложно объяснить, в общем. Если вообще возможно.
— И что там, в будущем? — осторожно поинтересовался Гавирия. Он видел, что сам Эскобар точно верил в то, что говорил. Было ли этого достаточно, чтобы поверить самому? Так сразу и не скажешь…
Не такого поворота он ожидал, когда начал этот разговор.
— Разное. Для нас — всё было плохо, очень плохо. Надеюсь, я сумел — сумею — это изменить.
— А вообще?
— В мире плохого тоже, в целом хватало… Были, конечно, всякие технологические чудеса — навроде смартфонов, например.
— Это что?
— Телефон, компьютер, видеокамера, фотоаппарат — и все в одном маленьком устройстве размером с блокнот. Это просто как пример, — Эскобар усмехнулся. — А так, ничего особенного. Самолеты, поезда, тачки…
— Звучит…
— «Так себе», да? А ты думал на Марс полетим? Не полетим… Даже «Конкорд» летать перестанет… Как Советы рухнут, так, лет через десять, и перестанет…
— В смысле «Советы рухнут»? — Гавириа в шоке всем телом развернулся к кузену.
— Да вот как-то… Я, если честно, думаю — не помочь ли им устоять, чтобы у гринго внимание им уделялось… Но понятия не имею, как это сделать.
О чем Пабло также не имел понятия, что неприметный человек, которого Бжезинский просил проверить Эскобара на предмет связей с коммунистами, уверился практически на сто процентов, что такая связь есть. И что все, что требуется — её откопать. Но видя, с какой отмороженностью повстанцы напали на высокопоставленного американца, он решил затаиться. Пока затаиться…