Актовый зал. Выходные данные
Шрифт:
— А очаг Рика и есть такое слабое место? Вы это имеете в виду, господин директор?
Вёльшов предоставил отвечать Ангельхофу.
— Он мог бы им стать. Нельзя понимать это буквально, но с политической точки зрения он вполне мог бы им стать. Разберемся, что происходит? Заболевает студент Рик, пусть не по собственной вине, но заболевает. Случайно, совершенно случайно, как раз у студента Рика нет, как выясняется, родного дома. Что же происходит дальше? Товарищи по комнате из мнимой солидарности берут на себя заботу о нем. А результат? Результат следующий: уже не один, а четыре студента, то есть четыре рабочих студента, отвлеклись от своей непосредственной и главной задачи и, следовательно, позже, чем намечено, достигнут цели, поставленной перед ними их классом. Это
— Понимаю, — сказал Якоб.
— Я тоже, — откликнулся Трулезанд, — все совершенно ясно, если это так. Только вот я не знаю, так ли это. — И он вопросительно взглянул на Роберта.
Роберт пожал плечами.
— Предположим, что это так. Как же мы должны поступить? Скажем нашему Квази: «Отчаливай, брат, противник хочет поймать нас на удочку»? Что-то мне это не по душе. А ты что скажешь, Карл Гейнц?
— Врач показался мне славным парнем, — ответил Квази Рик, — будь он скотиной, написал бы просто «норма», и все. Ему интереснее было бы, чтобы я как следует разболелся и других заразил. Да и ассистентка вряд ли на такую подлость способна. Но решать должны вы.
Тут опять вмешался Ангельхоф.
— «Славный парень» — категория не политическая. А кто такая эта ассистентка? Вы ее знаете? Известно ли вам, в каких она отношениях с бывшим майором медслужбы? У противника много разных масок, и «славный парень», безусловно, одна из них.
Вёльшов принял решение:
— Случай слишком сложный, мы не можем взять на себя такую ответственность. Надо посоветоваться с партией. Пусть решает высшая инстанция. Я предлагаю вот что: товарищи Трулезанд и Исваль сходят в районный комитет и посоветуются. Я освобождаю их на сегодня от выполнения домашних заданий. И прежде чем идти на занятия, доложите мне о результатах да не забудьте попросить решение в письменном виде. Мы подошьем его в дело.
Вёльшов и Ангельхоф ушли, а Роберт с Трулезандом тут же вслед за ними отправились в районный комитет.
— Вот видишь, — сказал, уходя, Трулезанд Якобу, — придется тебе спрягать латинские глаголы одному, ты ведь беспартийный!
Районный комитет помещался в одном из красивых особняков неподалеку от Рыночной площади. В конце длинного темного коридора мерз вахтер.
— Да, — сказал он, — Хайдук у себя, только не знаю, пропустит ли вас Цербер.
Цербером была секретарша Хайдука, девица не первой молодости, с соломенно-желтыми волосами. Она накинулась на посетителей, строго спросила, когда же работать товарищу Хайдуку, если всякий будет являться без предварительного звонка, уточнила, не анархисты ли Роберт и Трулезанд, и в конце концов осведомилась, о чем же это они собираются беседовать с секретарем.
— О возможном наступлении противника, — заявил Трулезанд.
— Где?
— На РКФ.
— Противника?
— Да.
Секретарша встала и отворила дверь.
— Товарищ Хайдук, к вам посетители.
Секретарь райкома, растянувшись на полу перед письменным столом, отжимался на руках.
— Минуточку, — прокряхтел он, — еще два раза… девять, десять… все!
Поднявшись, он вытер ладони о брюки. И оказалось, что ростом он не выше Трулезанда, а худ, как Роберт.
— Садитесь, садитесь! Вы знаете, что такое свобода? Когда отжимаешься, хотя можешь этого и не делать. Да садитесь же и рассказывайте. Кому чего когда надо и почему?
Они рассказали ему о Рике, и о ТБЦ, и о противнике.
— Лола! — крикнул Хайдук. — Лолита, mi querida [4] , принеси, пожалуйста, мои записи о докторе Гропюне, знаешь, об этом…
— Знаю, — откликнулась Лола из-за двери
Секретарь полистал их и бросил на стол.
— Врач ваш — bueno [5] , первоклассный специалист и немножко чудак. Работает по шестнадцать часов в сутки, раз в месяц жалуется на что-нибудь в военную администрацию {25} или в райком, к спирту в клинике не притрагивается, разыгрывает из себя эдакого солдафона, а сам никогда им не был, ругает больных, если они явятся на прием с грязной шеей, а по вечерам посещает их на дому и ругается с домовладельцами. В Общество по изучению советской культуры записываться отказался, верно, он вообще ни в какие общества не записывается, говорит, что он, мол, член общества по изучению чахотки, а это общество международное и стоит всех остальных, вместе взятых, — одним словом, чудак! Но как врач — bueno. Можете успокоить Вёльшова.
4
Моя дорогая (исп.).
5
Хороший (исп.).
— Ему нужна бумага.
— Ясно, ясно, но он ничего не получит.
— Тогда Квази придется выметаться.
— Если товарищ Вёльшов так решил, то бумажка ничего не изменит.
— Товарищ Вёльшов очень ценит письменные указания.
— Ладно, получит письменное… Лола, Лолита, пиши: доктор Гропюн — bueno, контакт с интеллигенцией — дело важное, доверие — тоже дело важное, в райкоме ему доверяют, claro [6] ?
— Хорошо! — отозвалась Лола за дверью.
6
Ясно? (исп.).
— Она подслушивала? — спросил Роберт. — Откуда же она знает, что писать?
— Лола не подслушивает, она думает и вспоминает. Она уже написала несколько десятков таких писем. Думаете, недоверие — ваше изобретение? Я иногда кажусь себе чуть ли не королем Фридрихом, так и швырнул бы свою палку да крикнул: «Любите друг друга и доверяйте!» Пока мы не победим недоверие, мы вообще не победим.
— А как же быть с бдительностью? — спросил Трулезанд.
— Могу тебе объяснить. Потеряешь бдительность, так завтра, когда потянешься утром кудри расчесывать, заметишь, что ночью тебе голову отхватили. Если ты, брат, дорожишь кудрями, будь бдительным.
— Хорошо, — согласился Роберт, — это ясно. Но я все-таки хочу знать разницу между бдительностью и недоверием.
— Лола, — крикнул Хайдук, — зайди-ка! — И когда она вошла, попросил: — Прочти им абзац о недоверии и бдительности.
Лола взглянула на листок бумаги, который держала в руке, и прочла:
— «Дорогие товарищи, недоверие отравляет атмосферу, бдительность очищает ее. Бдительный человек внимательно наблюдает, точно рассчитывает и думает, думает, думает, всегда задается вопросом о возможных последствиях того или иного шага, но всегда движется — иногда назад, иногда в сторону, но в целом — всегда вперед. Бдительность присуща храбрым. Недоверие — удел трусов. Недоверие стреляет по призракам, попусту растрачивая боеприпасы. А подобные действия строго наказуемы».
Лола положила листок перед Хайдуком для подписи и напомнила:
— Через десять минут начинается заседание по вопросам учета в сельском хозяйстве, а с крестьянами лучше быть точным.
— Знаю. Мы уже кончаем. — И когда секретарша ушла, он продолжал: — Не стану приписывать себе чужие заслуги. Этот текст — своего рода наследство. Он взят, во всяком случае смысл его, из приказа по внутренней службе нашей бригады{26}. А указание о боеприпасах следовало тогда понимать буквально.