Актуальные проблемы новой и новейшей истории зарубежных стран. Выпуск II
Шрифт:
В январе 1829 г. Гоголь, только что окончивший Нежинскую гимназию высших наук, приехал в Петербург, полный разнообразных планов применения своих сил и талантов. Столица империи – пока еще предел его мечтаний, и он пишет другу и однокашнику Г.И. Высоцкому в ответ на его предложение отправиться за границу: «Может быть, мне жизнь петербургская так понравится, что я поколеблюсь и вспомню поговорку: не ищи того за морем, что сыщешь ближе» 28 . Но очень скоро Гоголь был разочарован Петербургом. Наблюдения за типами и характерами столичных обитателей на первых порах не дали ему того впечатления, на которое он надеялся. В его представлении город перемешал всех жителей, подчинил их себе, лишил индивидуальности. Вот строки из письма матери: «Петербург вовсе не похож на прочие столицы европейские или на Москву. Каждая столица вообще характеризуется своим народом, набрасывающим на нее печать национальности, на Петербурге же нет никакого характера: иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские, в свою очередь, обыностранились и сделались ни тем ни другим». Далее Гоголь пишет о трагической разъединенности петербуржцев, их полной зависимости от чужой управляющей воли, из-за чего "бесплодно издерживается» вся жизнь человека «в бездельных, ничтожных трудах» 29 . Он уловил первые признаки начинающегося процесса атомизации русского общества, вызванного постоянным усложнением государственного и экономического механизма империи 30 .
28
Гоголь Н.В. Собрание сочинений в семи томах / Под общ. ред. С.И. Машинского и М.Б. Храпченко. Т. 7. Письма. М.: Художественная литература, 1979. С. 43, № 6. Письмо от 26 июня 1827 г. (далее – Гоголь-1979).
29
Там же. С. 56, № 11. Письмо от 30 апреля 1829 г.
30
Заскучав в Петербурге, Гоголь 24 июля 1829 г. выехал на пароходе за границу, посетил Любек, Травемюнде и Гамбург и в сентябре возвратился в Петербург. В «Авторской исповеди» (1847 г., 1-я публ. – 1855 г.) он пишет об этом путешествии: «Едва только я очутился в море, на чужом корабле, среди чужих людей (пароход был аглицкий, и на нем ни души русской), мне стало грустно; мне сделалось так жалко друзей и товарищей моего детства… что, прежде, чем вступить на твердую землю, я уже подумал о возврате» (Гоголь Н.В. Собрание сочинений в семи томах / Под общ ред. С.И. Машинского, Н.Л. Степанова, М.Б. Храпченко. Т. 6. Статьи. М.: Художественная литература, 1967. С. 454; далее – Гоголь – 1966-1967).
Гоголь увидел в этом одну из главных причин смерти человеческой души и бросился в бой за человека. Он напряженно искал сферу приложения своего труда, которая выдвинула бы его на роль идейного руководителя, направляющего людей по правильному пути. Какое-то время такой сферой ему виделось преподавание истории. (Он писал еще одному другу по Нежину М.А. Максимовичу, сообщая ему о том, что принялся за «огромное творение» – «Историю
31
Гоголь-1979. Т. 7. С. 93, № 31. Письмо от 9 ноября 1833 г. «Всесторонние знания и представления о прошлом нужны были Гоголю для осуществления главной цели его жизни, для того, чтобы передать их людям. Сначала с университетской кафедры, затем – со страниц своих литературных произведений и публицистических статей» (Альшиц Д.Н. Указ. соч. С. 249-250).
32
Гоголь включил эту статью (1-я публ. – ЖМНП, 1834. Ч. I, № 2. С. 189-209) в сборник «Арабески» (1835 г.) под названием 2О преподавании всеобщей истории».
33
Гоголь-1979. Т. 7. С. 97, № 34. Письмо от 23 декабря 1833 г.
34
Этот провал был вызван не отсутствием у Гоголя способностей к преподаванию и желания преподавать, а его разочарованием в объективности исторического познания. В «Мертвых душах» есть такой отрывок разговора «дамы приятной во всех отношениях» и «просто приятной дамы»: «Что обе дамы наконец решительно убедились в том, что прежде предположили только как одно предположение, в этом ничего нет необыкновенного. Наша братья, народ умный, как мы называем себя, поступает почти так же, и доказательством служат наши ученые рассуждения. Сперва ученый подъезжает в них необыкновенным подлецом, начинает робко, умеренно, начинает самым смиренным запросом: не оттуда ли? не из того ли угла получила имя такая-то страна? или: не принадлежит ли этот документ к другому, позднейшему времени? или: не нужно ли под этим народом разуметь вот какой народ? Цитирует немедленно тех и других древних писателей и чуть только видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он получает рысь и бодрится, разговаривает с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже отвечает на них, позабывая вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно, – и рассуждение заключено словами: «Так это вот как было, так вот какой народ нужно разуметь, так вот с какой точки нужно смотреть на предмет!» Потом во всеуслышанье с кафедры, – и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников» (Гоголь – 1966-1967. Т. 5. Мертвые души. Поэма. С. 221 (гл. 9)).
В 1835 г. в сборнике «Арабески» появились три первые повести из цикла «Петербургские повести». Цикл был начат «Невским проспектом». И здесь оказалось, что город вовсе не усреднил всех его жителей. Их можно различить, разделить на классы, выявить характеры, жизненные ориентиры, понять причины их тоски или радости. Невский проспект – «…единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург». Резче всего в сознании автора выделяются иностранцы – англичане, французы и немцы 35 . (Англичане появляются в пространстве Петербурга ранним утром. В очерке «Петербургские записки 1836 года» сказано: "Первые лодки с чиновниками, солдатами, старухами няньками, английскими конторщиками понеслись с Васильевского [острова] и на Васильевский» 36 .) С 12-ти часов на Невский проспект выходят со своими питомцами английские и французские гувернеры и гувернантки. «Английские Джонсы и французские Коки идут под руку с вверенными их родительскому попечению питомцами и с приличною солидностью изъясняют им, что вывески над магазинами делаются для того, чтобы можно было посредством их узнать, что находится в самых магазинах. Гувернантки, бледные миссы 37 и розовые славянки, идут величаво позади своих легеньких, вертлявых девчонок, приказывая им поднимать несколько выше плечо и держаться прямее…» 38 . Это глупо и пошло? Но родители отданных на воспитание иностранцам отпрысков ведут себя еще глупее и, как сказано далее в повести, тратят жизнь на совершеннейшие мелочи. Гоголь подтрунивает над английскими и французскими педагогами, однако, не отрицает их учености чисто практического толка, следовательно, права воспитывать русских детей 39 . Или, добавлю от себя, воспитывать русских как детей?
35
В стихотворении княгини З.А. Волконской (урожд. княжны Зинаиды Белосельской) «Песнь Невская» (1837 г.) есть строфа, передающая впечатление столичной жительницы от многоголосого Петербурга: «Миллион языков там коверкают…» (Песнь Невская. 1837 (Неизданное стихотворение княгини З.А. Волконской) // Русский архив, 1872, № 10. Стлб. 1980).
36
Гоголь – 1966-1967. Т. 6. С. 200. «Трудно схватить общее выражение Петербурга. Есть что-то похожее на европейско-американскую колонию; так же мало коренной национальности и так же много иностранного смешения, еще не слившегося в плотную массу. Сколько в нем разных наций, столько и разных слоев обществ. Эти общества совершенно отдельны: аристократы, служащие чиновники, ремесленники, англичане, немцы, купцы – все составляют совершенно отдельные круги, редко сливающиеся между собою, больше живущие, веселящиеся невидимо для других» (с. 190-191).
37
Почему они бледные? Может быть, потому, что много времени провели за книгами? В той же повести чуть дальше читаем: бывает, что среди гуляющих по Невскому проспекту с четырех часов покажется «…какая-нибудь длинная высокая англичанка с ридикюлем и книжкою в руках…» (Там же. Т. 3. Повести. С. 12).
38
Там же. С. 9.
39
В письме к П.А. Плетневу от 21 января 1850 г. Гоголь писал о том, что осенью прошлого года гостил в калужском доме А.О. Смирновой-Россет («…она принялась именно за то дело, за которое всякая женщина, по-моему, должна бы приняться с самого начала, то есть за хозяйство и всякие экономические заботы по имению»). Три дочери Смирновой «…воспитываются хорошо благодаря гувернантке, мисс [М.Я.] Овербек, уединенью и близости от жизни деревенской» (Гоголь-1979. Т. 7. С. 342, № 156. В пьесе «Отрывок» 1842 г.) один из героев (Собачкин) говорит о том, что городскую даму Наталью Андреевну считают образцом домашней хозяйки: «Толкуют: “Примерная жена, сидит дома, занимается воспитанием детей, сама учит их по-аглицки!”» (Гоголь – 1966-1967. Т. 4. Драматические произведения. С. 242).
Более подробно он говорит о немецких ремесленниках, жестоко наказавших поручика Пирогова за попытку соблазнения жены слесаря Шиллера. Этот слесарь, а также его друзья сапожник Гофман (громкие имена, но они только однофамильцы знаменитых писателей) и столяр Кунц высекли бедного поручика, застав его за фривольным танцем с женой Шиллера, впрочем, довольно глупой немкой. Данный эпизод Гоголь использует для показа, с одной стороны, немецкой пошлости и ограниченности, а, с другой, гибельной стороны русской натуры (на примере Пирогова), маловосприимчивой к оскорблению личного достоинства и чести. (Еще одна проблема русского характера – бесплодная мечтательность и погоня за фантомами – передана через образ художника Пискарева 40 . Убив его в повести, Гоголь распрощался с романтическими писательскими опытами своей юности, такими, как поэма с немецким колоритом ("идиллия в картинах") «Ганц Кюхельгартен» [1829 г.] 41 .)
40
Пискарев в своих снах грезит о прекрасной девушке, которая оказалась проституткой. Однажды ему приснилась встреча с ней во время бала, где в танцевальном зале «…он услышал столько слов французских и английских…». Но эти слова не пробудили его от губительного сна. Купец-персиянин (представитель Востока) дал ему опиум (точнее говоря, лауданум) за обещание нарисовать портрет «красавицы» с черными бровями и большими, как маслины, глазами, окончательно погрузив бедного Пискарева в летаргический сон. Там же. Т. 3. С. 21, 27.
41
Поэма была переведена на немецкий язык У. Штейндорфом и опубликована в последнем томе собрания сочинений Гоголя в год начала Первой мировой войны. – S"amtlische Werke. In 8 Bdn / Hrsg. von O. Buek. M"unchen: Muller, 1909-1914 (Bd. 8. Dasselbe. 2 tl. Hans K"uchelgarten / Deutsch von U. Steindorf, 1914). Новое издание этого собрания сочинений вышло в свет вскоре после окончания войны (Berlin: Propyl"aen, 1920).
Говоря о том, что «Шиллер был совершенный немец, в полном смысле всего этого слова», Гоголь дает такую его характеристику: «Еще с двадцатилетнего возраста, с того счастливого времени, в которое русский живет на фу-фу, уже Шиллер размерил всю свою жизнь и никакого, ни в каком случае не делал исключения» 42 . Другими словами, человек перестал быть человеком, а стал механизмом, подобным тем, что он искусно изготавливал сам. Раскаяться в том, как он живет, он не может даже с помощью выпивки, потому что пьяные посиделки с друзьями – это часть его раз и навсегда установленного жизненного плана. Гоголь пишет, сравнивая два национальных типа: «Пил он вовсе не так как англичанин, который тотчас после обеда запирает дверь на крючок и нарезывается один. Напротив, он, как немец, пил всегда вдохновенно, или с сапожником Гофманом, или с столяром Кунцом (так в тексте – А.О.), тоже немцем и большим пьяницею. Таков был характер благородного Шиллера…» 43 .
42
Гоголь –1966-1967. Т. 3. С. 40.
43
Там же.
Мы видим, что уже в «Невском проспекте» Гоголь поставил точку на увлечении немецкой философией (невероятной популярной в России того времени, да и в дальнейшем) и немецким образом жизни. Здесь для него не было откровения, не было пути к гармонии. Он еще просил в том же 1835 г. своего московского друга М.П. Погодина, вернувшегося из путешествия по Германии, при встрече в Петербурге рассказать ему, «…что и как было в пути и что Немещина и немцы. … Я жадно читал твое письмо в “Журнале просвещения”, но еще хотел бы слушать изустных прибавлений. Уведомь, какие книги привез и что есть такого, о чем нам неизвестно» 44 . Но в 1836 г. Гоголь уехал за границу, проехал по многим городам Германии и утвердился в неприятии германофильства. Напротив, он теперь категорически отрицал стремление русских увлекаться «сумрачным немецким гением». В письме своей бывшей ученице М.П. Балабиной (в замужестве – Вагнер) из Рима от 7 ноября (н.ст.) 1838 г. Гоголь критиковал ее привязанность к Германии. «Конечно, не спорю, иногда находит минута, когда хотелось бы из среды табачного дыма и немецкой кухни улететь на луну, сидя на фантастическом плаще немецкого студента… Но я сомневаюсь, та ли теперь эта Германия, какою ее мы представляем себе. Не кажется ли она нам такою только в сказках Гофмана? Я, по крайней мере, в ней ничего не видел, кроме скучных табльдотов и вечных, на одно и то же лицо состряпанных кельнеров и бесконечных толков о том, из каких блюд был обед и в котором городе лучше едят; и та мысль, которую я носил в уме об этой чудной и фантастической Германии, исчезла, когда я увидел Германию в самом деле, так, как исчезает прелестный голубой колорит дали, когда мы приблизимся к ней близко» 45 .
44
Гоголь-1979. Т. 7. № 57. С. 122-123. Письмо от 6 декабря 1835 г.
45
Там же. № 79. С. 175. Анненков пишет о том, что «Гете и вообще немецкая литература почти не существовали для него», т.е. для Гоголя (Анненков П.В. Указ. соч. С. 36).
В дальнейшем мы встречаем в переписке Гоголя крайне уничижительные характеристики всего немецкого. В письме Балабиной от 30 мая (н.ст.) 1839 г. он высказывается так: «Опять я увижу эту подлую Германию, гадкую, запачканную и закопченную табачищем… По мне, Германия есть не что другое, как самая неблаговонная отрыжка гадчайшего табаку и мерзейшего пива. Извините маленькую неопрятность этого выражения. Что ж делать, если предмет сам неопрятен, несмотря на то, что немцы издавна славятся опрятностью?» Но в этом же письме мы находим отголосок давнего увлечения Гоголя. Пытаясь объяснить сам себе причины германофильства ученицы, он спрашивает ее: «Или, может быть, для этого нужно жить в Петербурге, чтобы почувствовать, что Германия хороша?» 46 Узнав от своего друга поэта Н.М. Языкова о переводе первого тома «Мертвых душ» на немецкий язык 47 , Гоголь писал (в 1846 г.), что такое известие было для него неприятно. Ему не хотелось, чтобы иностранцы, как ранее и соотечественники, приняли поэму за негативный портрет России. Тем не менее, он просил Языкова: «Если тебе попадется в руки этот перевод, напиши, каков он и что такое выходит по-немецки. Я думаю, просто ни то ни се. Если случится также читать какую-нибудь рецензию в немецких журналах или просто отзыв обо мне, напиши мне также. Я уже читал кое-что на французском о повестях в “Revue de Deux mondes” и в “Des D'ebats”. Это еще ничего. Оно канет в Лету вместе с объявлениями газетными о пилюлях и о новоизобретенной помаде красить волоса, и больше не будет о том и речи. Но в Германии распространяемые литературные толки долговечней, и потом я бы хотел следовать (т.е. следить – А.О.) за всем, что обо мне там ни говорится» 48 .
46
Там же. № 82. С. 186.
47
Немецкий перевод «Мертвых душ» (Ф. Лебенштейна) был издан в 1846 г. в Лейпциге (Die todten Seelen. Ein satyrisch-komisches Zeitgem"alde / Aus dem Russischen "ubertr. Ph. L"obenstein. Leipzig: Reclam, 1846). Впоследствии поэма в переводе Лебенштейна переиздавалась еще трижды – в 1871, 1881 и 1920 гг. В 1846 г. вышли немецкие переводы (Г. Боде с французского перевода Л. Виардо 1845 г.) и некоторых повестей Гоголя (Russische Novellen / Nach L. Viardot "ubertr. von H. Bode. Bd. 1-2. Leipzig: Klemm, 1846). Отмечу, что немецкие переводы произведений Гоголя появлялись и раньше 1846 г. Например, повести «Старосветские помещики» и «Тарас Бульба» из цикла «Миргород» (1835 г.) были опубликованы по-немецки в 1840 и 1841 гг. (первая) и в 1844 г. (вторая) (см. Библиография переводов на иностранные языки произведений Н.В. Гоголя / Сост. М.С. Морщинер, Н.И. Пожарский; отв. ред. М.П. Алексеев. М.: Всесоюзная гос. биб-ка иностр. лит-ры, 1953. С. 32, № 212, 213; с. 37, № 287; далее – Библиография переводов…). Первая информация о самом Гоголе на немецком языке появилась в 1836 г. в журнале «Листки для литературных бесед», в котором рассказывалось о петербургской постановке «Ревизора». Корреспондент понял комедию только как острую сатиру на взяточничество и продажность чиновников. Но уже Р. Липперт в статье «Взгляд на русскую литературу 1846-1847 гг.» заявлял, что «…Гоголь коренным образом меняет эстетические представления русских и европейских читателей, создает новые способы и формы изображения окружающей действительности» (Цит. по: Смирнов А.А. Восприятие русской литературы в Германии: Пушкин, Лермонтов, Гоголь // Россия и Германия. Сборник статей по материалам международной научной конференции «Россия и Германия: литературные и культурные связи в XVIII-XXI веках» / Сост. Н.И. Михайлова, В.А. Невская. М.: Гос. музей А.С. Пушкина, 2015. С. 59). Журналист, литературный критик и искусствовед В.П. Горленко (1853-1907) писал: «…В европейской публике, за исключением, может быть, немецкой, которой Гоголь знаком наиболее, наш поэт пользовался вниманием почти одних только тонких ценителей, не проникая в “толпу”, дающую, впрочем, успех, как видим сплошь и рядом, и второклассным писателям и разным литературным эфемеридам. … Многочисленные немецкие переводы [произведений Гоголя] выходили во всех главных германских книжных центрах» (Горленко В.[П.] Литературные очерки. Гоголь и иностранцы // Горленко В.[П.] Отблески. Заметки по словесности и искус[с]тву. [2-е изд.]. СПб.: Типо-лит. «Энергия» (Э.М. Шапиро), [1906]. С. 1, 2). «Ревизор» был переведен на немецкий язык в 1854 г., а на английский – только в 1890 г. (Der Revisor. Lustspiel in 5 Acten. Bearb. von A. von Viedert. Berlin: Trowitsch, [1854]; The Inspector. Transl. by T. Hart-Davies. Calcutta: Thacker Spink, 1890. Об этом см.: Библиография переводов… С. 67, № 649; с. 70, № 689).
48
Гоголь-1979. Т. 7. С. 262-263, № 117. Письмо от 8 января (н.ст.) 1846 г.
Вообще, чем больше Гоголь узнавал какую-либо западноевропейскую страну, тем больше он в ней разочаровывался. Это касается даже обожаемой им Италии, хотя и в меньшей степени, чем Германии, Швейцарии или Франции. Гармоничного соединения общества и государства, человека и общества нигде не отыскивалось 49 . «Европа поразит с первого разу, когда въедешь в ворота, в первый город. Живописные домики, которые то под ногами, то над головою, синие горы, развесистые липы, плющ, устилающий вместе с виноградом стены и ограды, все это хорошо, и нравится, и ново, потому что все пространство Руси нашей не имеет этого, но после, как увидишь далее то же да то же, привыкнешь и позабудешь, что это хорошо», -писал Гоголь товарищу по Нежинской гимназии Н.Я. Прокоповичу в 1836 г. 50 Из заграничного далека милым спокойным местом казался и Нежин, и Петербург. В том же письме есть такие строки: «В Петербурге все можно сделать, все под рукою: не нравится служба – перемени и бери другую. Притом, как бы ни было, ближе к людям, ближе к миру литературному и крещеному. В провинции этого нельзя сделать. Захочешь писатоночки 51 , есть типография и книгопродавцы, все перед глазами. Я уж и не говорю о многих других удобствах и о том, что жаль оставить Петербург. И для меня теперь Петербург остается чем-то таким приятным» 52 .
49
«Теперь передо мною чужбина, вокруг меня чужбина, но в сердце моем Русь, не гадкая Русь, но одна только прекрасная Русь: ты, да несколько других близких, да небольшое число заключивших в себе прекрасную душу и верный вкус. Я не пишу тебе ничего о моем путешествии. Впечатления мои уже прошли, уже я привык к окружающему, и потому описание его, сомневаюсь, чтобы было любопытно. Два предмета только поразили и остановили меня: Альпы да старые готические церкви», – писал Гоголь Погодину (Там же. Т. 7. С. 141, № 68. Письмо от 22/10 сентября 1836 г.).
50
Там же. С. 143, № 69. Письмо от 27 сентября (н.ст.?) 1836 г.
51
Слово из особого детского языка, который Гоголь и Прокопович изобрели в Нежинской гимназии.
52
Гоголь-1979. Т. 7. С. 142.
Франция поразила Гоголя бестолковой суетой и политическими дрязгами. От этого житейского мусора скрыться было решительно невозможно. «Жизнь политическая, жизнь, вовсе противоположная смиренной художнической, не может понравиться таким счастливцам праздным, как мы с тобою, – писал он Прокоповичу. – Здесь все политика, в каждом переулке и переулочке библиотека с журналами. Остановишься на улице чистить сапоги, тебе суют в руки журнал; в нужнике дают журнал. Об делах Испании больше всякий хлопочет, нежели о своих собственных» 53 . По словам Анненкова, Гоголь «…не любил… французской литературы, да не имел большой симпатии и к самому народу за “моду, которую они ввели по Европе”, как он говорил, “быстро создавать и тотчас же, по-детски, разрушать авторитеты”» 54 . Впрочем, он решительно ничего не читал из французской изящной литературы и принялся за Мольера только после строгого выговора, данного Пушкиным «за небрежение к этому писателю» 55 . Говоря о совместной жизни с Гоголем в Риме летом 1841 г., Анненков пишет: «…Францию, которую считал родоначальницей легкомысленного презрения к поэзии прошлого, начинал он ненавидеть от всей души. … Он много говорил дельного и умного о всесветных преобразователях, не умеющих отличать жизненных особенностей, никогда не уступаемых народом, от тех, с которыми он может расстаться, не уничтожая себя как народ, но упускал из виду заслуги сей истории Франции перед общим европейским образованием. Впрочем, твердого, невозвратного приговора как в этом случае, так и во всех других, еще не было у Гоголя: он пришел к нему позднее» 56 . И приговор этот оказался суров. «Намек на то, что европейская цивилизация может еще ожидать от Франции важных услуг, не раз имел силу приводить невозмутимого Гоголя в некоторое раздражение. Отрицание Франции было у него так невозвратно и решительно, что при спорах по этому предмету он терял свою обычную осторожность и осмотрительность и ясно обнаруживал не совсем точное знание фактов и идей, которые затрогивал (так в тексте – А.О.)» 57 . С Францией как с возможным идеалом гармонии писатель тоже распрощался, поскольку, в отличие от многих современников, успел «…освободиться от суетных волнений своей эпохи и поставить себе опережающие ее задачи» 58 . Освободиться от «французского байронизма» Гоголю было необходимо еще и потому, что увлечение это всегда сталкивало мыслящих русских людей с властью не к пользе первых 59 . Революционный вихрь «…с берегов Сены… опустошал преимущественно у нас зачатки благих предначертаний», – отмечал Анненков 60 .
53
Там же. С. 151, № 72. Письмо от 25 января (н.ст.) 1837 г.
54
В повести «Рим» (1842 г.) – отрывке незавершенного романа «Аннунциата» – из цикла "Петербургские повести» Гоголь противопоставляет французов и итальянцев и в этом, по оценке Анненкова, проявляет себя «…столь же глубоким этнографом, сколько и великим живописцем-поэтом» (Анненков П.В. Указ. соч. С. 51).
55
Там же. С. 36.
56
Там же. С. 53.
57
Там же. С. 174. Раздраженный отзыв Гоголя вызвало замечание Анненкова о том, что «..Франция – очаг, подставленный под Европу, чтобы она не застывала и не плесневела».
58
Там же. С. 173-174. «Надо сказать, что прения по поводу Франции и ее судеб раздавались во всех углах Европы тогда, да и гораздо позднее, вплоть до 1848 года. Вероятно, они происходили в то же время и… в нашем отечестве, потому что с этих пор симпатии к земле Вольтера и Паскаля становятся очевидными у нас, пробивают кору немецкого культурного наслоения и выходят на свет. Но и при этом следует заметить, что русская интеллигенция полюбила несовременную, действительную Францию, а какую-то другую – Францию прошлого, с примесью будущего, то есть идеальную, воображаемую, фантастическую Францию…» (с. 175).
59
Во французской литературе Гоголь уже с середины 1840-х гг. пользовался довольно большой популярностью. Первые переводы его произведений на иностранные языки появились именно на французском. О нем писали Ш.О. де Сент-Бев и П. Мериме. В 1845 г. в Париже были изданы «Повести» Гоголя в переводе Л. Виардо, которому помогал молодой И.С. Тургенев (Nouvelles Russes, par N. Gogol. Traduit et publi'e par L. Viardot. Paris: Paulin, 1845). Сюда вошли «Тарас Бульба», «Записки сумасшедшего», «Коляска», «Старосветские помещики» и «Вий». Книга была благожелательно встречена французской прессой. Интерес к Гоголю во Франции продолжал расти. «Мертвые души», вероятно, первый раз были упомянуты в «Illustration» в 1845 г. (19 juillet. Т. VI. Р. 330). В 1846 г. критик газеты «National» сообщил уже краткие биографические сведения о Гоголе, дал обзор его литературной деятельности и также упомянул о «поэме» «Мертвые души» и об «остроумной» комедии «Ревизор». В следующем году те же произведения назвал Ш. Сен-Жюльен в своей статье о Пушкине (Revue des Deux Mondes, 1847, 1 octobre. Р. 75). Позднее он посвятил Гоголю несколько страниц в статье о гр. В.А. Соллогубе (Revue des Deux Mondes, 1851, 1 octobre. Р. 67 и сл.). В 1847 г. в либеральном органе, издававшемся Жорж Санд, «Revue Ind'ependante» (Т. X. Р. 119, 120), «Ревизор» был назван "самым высоким драматическим созданием, какое когда-либо являлось в русской литературе». Тон французской прессы меняется после 1848 г., на чем, безусловно, сказалась крепнувшая враждебность общественного мнения страны по отношению к России Николая I, недовольство его охранительной во всеевропейском масштабе политикой. В 1851 г. в «Revue des Deux Mondes2 появилась статья Мериме о Гоголе. В ней уже чувствуется некоторый холодок и плохо скрытое предубеждение. В статье «Литература и крепостное право в России» (Revue des Deux Mondes, 1854, 1 juillet. Р. 193) Мериме приветствовал в Тургеневе склонность «избегать безобразного, которое автор «Мертвых душ» ищет с таким любопытством» и осуждал в Гоголе его «фальшивый смех… часто более печальный, чем слезы», удивляясь тому, как этот писатель, «который, как ему пришлось слышать, был честнейшим человеком в мире и вдохновлен был искренней набожностью», остался все же «безжалостным насмешником». Несколько ранее Мериме был сделан перевод «Ревизора» (под заглавием «l'Inspecteur g'en'eral»). На этот перевод откликнулись Н. де Вайи (l'Athenaeum Francais, 3 juillet, 1852), Э. Делессер (там же, 30 juillet, 1853), пожалевший об усилиях, затраченных переводчиком на это "мало оригинальное произведение", форма которого показалась ему «достаточно вульгарной», Г. Планш (Revue des Deux Mondes, 1854, 15 septembre), высказавшийся в том же смысле. Постановка «Ревизора» на парижской сцене в самый разгар Крымской войны не только не способствовала популярности этого произведения, но окончилась полной неудачей. Пьеса Гоголя была освистана, а патриотическая ненависть к России закреплена в театральных рецензиях, где «Ревизор» получил полное осуждение. (Пьесу, поставленную в театре Пале-Рояль, не спасла даже игра «отличного актера Жефруа в роли Городничего» (Горленко В.[П.] Указ. соч. С. 2.) Таким образом, переводчик с русского А. Делаво имел все основания сказать в 1854 г. в своей статье о Герцене, что творчество Гоголя «очень плохо понято французской критикой» (l'Athenaeum Francais, 18 mars 1854). Что касается отзывов Мериме о Гоголе, то Тургенев под свежим впечатлением от смерти Гоголя писал Виардо 12 февраля 1852 г.: «Нужно быть русским, чтобы чувствовать его. Наиболее прозорливые умы среди иностранцев, напр[имер], Мериме, увидели в Гоголе только юмориста на английский образец. Историческое значение его ускользнуло от них полностью» (Цит. по: Алексеев М.П. Комментарии // Барбе д'Оревильи Ж.А. Николай Гоголь // Гоголь Николай Васильевич. [Электронный ресурс]. URL:(дата обращения: 18.10.2017)).
60
Анненков П.В. Указ. соч. С. 336. Термин «французский байронизм» Анненков употребил применительно к творчеству М.Ю. Лермонтова, в котором (в творчестве) В.Г. Белинский распознал его отголосок, «…как этот выразился в литературе парижского переворота 1830 года и в произведениях “юной Франции”», так же, как и примесь «…нашего русского великосветского фрондерства, построенного на еще более шатких основаниях, чем парижский скептицизм и отчаяние» (с. 148).
Англию Гоголь не посетил (возможно, сознательно?), хотя такое намерение у него было 61 . О стране он судил, прежде всего, по ее искусству и наукам, по интенсивности и насыщенности религиозной жизни, по людям, увиденным на дорогах и в городах Европы, по тем благам жизни («комфортам», по его выражению), которые Англия за высокую плату (высокая плата – высокое качество!) обеспечивала себе и миру, и, наконец, по стереотипам, сформировавшимся в сознании русского человека. Но в чем-то Гоголь, как внимательный и мудрый наблюдатель, отошел от этих стереотипов, сумев предугадать главные направления будущего развития Англии, а, значит, и всей Европы. Политика – это «…не абсолютное существо, являющееся мимо художеств, мимо наук, мимо людей, мимо жизни, мимо нравов, мимо отличий веков…», – пишет он Погодину, критикуя его увлечение произведениями немецкого ученого А. Герена 62 . Здесь Гоголь предвосхитил идею знаменитого английского философа Джона Рескина, полагавшего: нравственное состояние нации отражается в искусстве и это есть «политэкономия искусства» 63 . Вообще, надо сказать, что гоголевское видение «туманного Альбиона», в отличие от его оценки Германии и Франции, оказалось удивительно разнообразным и многомерным.
61
Зинина М.В. Указ. соч. С. 174. О желании поехать в Англию Гоголь писал Жуковскому и Языкову в 1846 г., а также А.П. Толстому в 1847 г.
62
Гоголь–1979. Т. 7. С. 111, № 44. Письмо от 2 ноября 1834 г. Речь идет об изданной М.П. Погодиным книге «Лекции профессора Погодина по Герену о политике, связи и торговле главных народов древнего мира» (Ч. 1-2. М., 1835-1837), представлявшей собой извлечения из труда Герена "Ideen "uber die Politik, den Verkehr und den Handel der vornehmsten V"olker der alten Welt" (Bd. 1-6. G"ottingen, 1824-1826). По мнению Гоголя, высказанному в статье "Шлецер, Миллер и Гердер" (1832 г.), Герен не смог избежать одностороннего подхода к истории (Гоголь – 1966-1967. Т. 6. С. 108).
63
Рескин Дж. Лекции об искусстве. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2013. С. 12, 14, 118.