Аку-аку
Шрифт:
Подъехали наши друзья и тоже спешились. Лазарь попросил меня положить несколько кусочков куриного мяса на камень, потом, уже не такой озабоченный, сказал, что можно спокойно доедать курицу вместе с двумя нашими товарищами.
Сам же он не мог ни минуты сидеть на место, все торопился. Накинул веревку петлей на круглый камень, соединенный со скалой только комом высохшей глины, и сбросил конец вниз. Миг, и уже исчез снова за краем обрыва, не проверив надежность веревки, — сам-то он в ней не нуждался! Глядя на него сверху, я осторожно спросил, можно ли на нее положиться. Оп только удивленно посмотрел на меня и ответил, что ему она вообще не нужна, а мне-то чего бояться, со мной ничего не может случиться!
Да, не всегда выгодно слыть сверхъестественным существом…
Веревка была бы мне очень кстати, но, зная как скверно она закреплена, я не решался браться за нее. И в одних трусах я полез вниз за Лазарем, держа в зубах завернутые в бумагу ножницы, которые он велел мне непременно захватить.
Я далеко не альпинист, и мне все это страшно не нравилось. Осторожно спуская ноги вниз, я уперся кончиками пальцев в узенькую полочку, но руками не за что было ухватиться. У подножия обрыва, в сорока — пятидесяти метрах под нами, рокотала между острыми камнями вода, кипела пена. Как будто зеленое морское чудовище яростно фыркало и облизывало языками-струями зубастые лавовые челюсти, готовые схватить все, что только свалится сверху. Не больно-то приятно попасть в эти челюсти… А значит, покрепче прижимайся к скале — одно неосторожное движение, и равновесие нарушится. Лазарь, будто канатоходец, легко и уверенно шел боком по карнизу, показывая мне путь. А у меня вдруг пропал всякий интерес к его пещере, и я проклинал всех аку-аку на острове, включая своего собственного, из-за которых влип в такую историю. Я предпочел бы, пока не поздно, вернуться наверх, на плато. Да пет, не годится это… И я, судорожно прижимаясь одной щекой, животом и обеими руками к скале, медленно последовал за Лазарем вниз по наклонному карнизу.
Никогда в жизни не полезу больше в трусах по лавовой стенке! Малейшая неровность — петли цепляются и держат тебя; без конца приходилось тянуть и дергать, чтобы освободиться. Если Лазарю нужен был в сторожа особенно зловредный аку-аку, этому сторожу следовало бы сидеть именно здесь и в самые критические минуты дергать за трусы людей, старающихся тенью проскользнуть мимо. Так или иначе мне каждый шаг давался с бою, а Лазарь легко шел вперед на цыпочках и хоть бы раз поцарапался.
Спускаясь зигзагом, мы на следующем карнизе опять встретились с нашей веревкой. Всеми пальцами рук и ног я цеплялся за скалу, стараясь поменьше нагружать веревку, и наконец добрался до полки, где стоял Лазарь. А он, прямой, как оловянный солдатик, врос в стенку и явно не собирался двигаться дальше. Нашел место для стоянки, хуже не выдумаешь: ширина уступчика три ладони, длина — только-только двоим стать рядом.
А где же пещера? Лазарь молча глядит на меня, и не поймешь, что у него на душе. Вдруг оп протянул мне свою пятерню:
— Дай руку!
Нашел время руку просить! Стоя в рваных трусах, сжимая в зубах ножницы, я изо всех сил держался за скалу. Что поделаешь: я еще плотнее прижался к острым граням, которые царапали кожу, будто кораллы, и протянул Лазарю правую руку. Он стиснул ее в крепком рукопожатии.
— Обещай мне — пока будешь на острове, никому ни слова о том, что сейчас будет, — настойчиво произнес он. — Своим людям можешь сказать, но только чтобы они не проговорились.
Не выпуская моей руки, он объяснил, что сестры ему житья не дадут, если что-нибудь проведают. Вот уеду с острова, тогда могу говорить сколько угодно. Даже если потом, когда опять придет «Пинто», весть об этом дойдет до деревни, он отговорится, дескать, сделал копии, и через месяц-другой все забудется.
Я пообещал, что не выдам его, тогда он отпустил мою руку и предложил посмотреть вниз. Я нагнулся, сколько хватило храбрости, и с содроганием обозрел купающиеся в водоворотах острые камни. Метрах в двух ниже нас я заметил полочку вроде той, на которой мы стояли; дальше шла отвесная стена до самого моря.
— Ну, что, где вход? — горделиво спросил Лазарь.
— Не могу угадать, — признался я, мечтая лишь о том, чтобы все это поскорее кончилось.
— Да он там, у тебя под ногами. — Он показал на полочку внизу.
Держась за его руку, я нагнулся еще дальше. Ничего не видно. — Теперь слушай, что надо делать, чтобы попасть в пещеру, — сказал Лазарь.
И последовал инструктаж, подобный которому я слышал разве что тогда, когда много лет назад впервые пришел на курсы танцев.
Я должен был, начиная с правой ноги, выполнить строго определенный ряд шагов с полуоборотами, а в заключение присесть и лечь на живот. После объяснения Лазарь продемонстрировал все на трудного танца, который надо было исполнить на пути в пещеру. Я смотрел, куда он ставит ноги, куда кладет руки, как поворачивается на полочке, опускается на колени и ложится на живот. В воздухе мелькнули болтающиеся ноги, и мой учитель исчез. Очутившись в одиночестве, я почему-то особенно явственно услышал грозный рев прибоя.
В это время на самом краю протянувшегося дальше на запад обрыва в нескольких стах метрах от меня показался фотограф. Используя свет предзакатного солнца, он что-то снимал. Сверкали белыми гребнями волны там, где мы утром кружили на катере, тщетно высматривая пещеру.
Но вот на полочке внизу появилась рука с устрашающей каменной головой, дальше последовали голова и тело самого Лазаря.
Медленно повторив в обратном порядке все положенные шаги и повороты, он снова очутился на выступе рядом со мной. — Ключ, — буркнул он, протягивая мне каменную голову. И опять мне пришлось поплотнее прижаться к скале: Лазарь попросил дать ему завернутые в бумагу ножницы, и надо было вынуть их изо рта, в это же время другой рукой принимая «ключ». Роль ключа исполняла бородатая голова с большими глазами навыкате и какими-то завораживающими чертами лица. От затылка горизонтально, как у животного, шла длинная шея.
Лазарь сказал, чтобы я положил «ключ» на выступе возле моей головы, и пришла моя очередь исполнить малоприятный танец. Точки опоры были так малы, а границы для маневра, предписанные законом земного притяжения, настолько узки, что я быстро осознал практическую целесообразность скрупулезного выполнения всех инструкций Лазаря. Наконец, я после заключительного оборота опустился на четвереньки на нижнем карнизе и только теперь увидел скрытое под выступом входное отверстие. Оно было так мало, что я никогда бы не поверил, что в него может пролезть человек.
Чтобы открыть эту пещеру, — надо было долго жить поблизости и хорошо изучить каждый дюйм местности. Со слов Лазаря я впал, что пещера называется Моту Таваке — «Утес тропической птицы», а плато до подножия Маи-матаа — Омохи. Прежде пещера принадлежала Хатуи, прадеду Лазаря по матери.
Итак, я стоял на четвереньках на крохотном выступе, а ход в пещеру открывался на другом, еще меньшем выступе рядом со мной. Наклонясь вперед, я дотянулся до него и просунул руки и голову в отверстие. Ноги в это время еще лежали на первой полочке, а живот повис в воздухе над пропастью. Вход оказался настолько тесным, что я несколько раз выползал из трусов. Острые голые грани скалы нещадно царапали спину и бедра.
Сперва я видел только страшно узкий проход и где-то впереди слабый свет. Мне не сразу удалось подтянуть ноги, и некоторое время я болтал ими в воздухе над пропастью. Потом наконец почувствовал, что туннель немного раздался, но только в ширину, а сверху меня все так же прижимало к полу. Постепенно я стал различать очертания пещеры и вдруг около самого уха увидел скульптуру — спаривающихся черепах. Напротив стояла статуэтка, повторяющая облик великанов из кратера Рано Рараку. Дальше стало просторнее, я смог даже сесть и окинуть взглядом подземную полость, в которую через какое-то отверстие проникал слабый свет.