Я проснулась в деревнеПод названьем Чикаго.Соловей ночью пел мнеГде-то там, за оврагом.Он поет не за деньги,Удовольствия для.Я живу в деревенькеПод названьем Земля.Деревенька не Бог-весть –От порога к порогу.Мне мила эта помесьВ деревенских дорогах.В них тропинки горбаты,И не видно им края.Не гляди, что квадраты –Это прихоть людская.То ли быль, то ли небыль,И фонарь за окном.Кто здесь был, а кто не был –Разберемся потом.Я не знаю, поверь мне,Где живу. Отвяжись.Я живу в деревенькеПод названием Жизнь.Чикаго, 1997 г.
Для чего мне нужна машина
Мне
для того нужна машина,Чтобы, садясь в нее, испытатьИллюзию уюта этого мира.Мне для того нужна машина,Чтобы обнаружить в ней верхнее оконцеИ увидеть сквозь него небо и кроны деревьев.Мне для того нужна машина,Чтобы через это оконце влетел желтый листИ мягко лег ко мне на колени.Мне для того нужна машина,Чтобы, заворачивая за угол, увидеть,Как улица не успевает завернуть вместе со мнойИ, замерев, удивленно смотрит мне вслед.Мне для того нужна машина,Чтобы закрыть в ней окноИ не дать музыке вытечь.А город джазовой пластикиБудет двигаться в своем сверкающем ритме под музыку Баха.Мне для того нужна машина,Чтобы увидеть на углу саксофониста,Играющего всем теломИ не знающего, что он играет не блюз, а Пассакалию.Мне для того нужна машина,Чтобы, переезжая через мост, закрыть глазаИ почувствовать, как сын переносит меня на руках,Как я когда-то переносила его через лужу.Мне для того нужна машина.Чтобы забыть, что она машина,И снова на одно мгновеньеВспомнить себя маленькой.А больше ни для чего мне не нужна машина.
«И ничего не происходит…»
И ничего не происходит…Жара с дождем в обнимку ходят,С ноги сбиваясь, по привычкеТаща июль в скрипучей бричке.И небеса, как покрывала,Как мантия, что с плеч спадалаВ покоях скуки королевской,Когда закончен бал. И дерзкоСтрекочет самолетов говор.Им дождь — не дождь,У них свой сговорПротив дождя и против лета,Давно им наплевать на это,И заговорщицки мигаютИх разноцветные глазницы,И суетливы эти птицы,В высокомерье пребывая.А негр седой, прикрывши веки,Как заколдованный навеки,Лицо подставил поднебесью,И держат веки в равновесьеВсе верованья и молитвы,Земле неведомые ритмы,Где звук и незвук — все едино.На фоне неба негативомОчерчен контур человека,И, кажется, стоит полвека,И век, и вечность, отмеряя,Не зная что… А ось земнаяПроходит сквозь него, наверно,Стоит он обнаженным нервом,В него воронкой время входит –И ничего не происходит.Тихонько июль прошел. ПриходитНеверный август на прощаньеК недавним летним обещаньям.Все хорошо. Все постепенно.Стоит старик — курьер Вселенной,Гонец Земли, служитель Неба.И день прошел. Как был и не был.
«Рассвет. И крыши под окном…»
Рассвет. И крыши под окномСтоят в ряду вчерашнего порядка,Бесшумно воздух полнится дождем,И птицы где-то вскрикывают кратко,Как-будто подают друг другу знак –Привычные сигналы пребыванья,Уснула ночь, себя забыв впотьмах,Не дотянувшись до рассветной рани.Внизу фонарь. Он светит с прежним пылом,Смешной фонарь — он переросток ночи,Быть может, что-то досветить забыл онИ светит напоследок что есть мочи.На крошечном отрезке утра-ночиОдна звезда. И время замолчало.Фонарь стоит не глядя небу в очиИ дань несет свою под покрывалом.И приняты последние стараньяХолодной милостью предутреннего света:Под фонарем стоят два силуэта,Стоят два человека утром ранним.
Сыну
Прости мне, милый друг,Двухлетнее молчанье…А. С. Пушкин. «Городок»
Мне слышно, как несутся поезда –Посланники затеряных вокзалов,Их окна словно сонные глаза –Вагонного уюта зазывалы.Все те же мы, но только на колесах,Все те же мы — окно и силуэт,Вместилище незаданных вопросовИ рельсами отсроченный ответ.Мне поездов дорога — не дорога,Когда — нибудь тебе я объясню,Зачем и самолеты понемногуК их собственному пристегну ремню.Я соберу себя, во что — не знаю,Путями бумеранга полечуИ возвращусь к тебе с другого края,А по дороге — письма опущу.
«Когда-то…»
Когда-то… (Ох,
не люблю я это слово.Оно мечом ложится между "есть" и "было".)Так вот, когда-то, то есть нынче утром,Когда часы на башне десять били,Когда за окнами творилось Бог весть что,И осень мне швыряла комья злобы,И ветра десять тысяч голосовРвались из чьей-то каменной утробы,Так вот, когда-то… Снова это слово.А, кстати, что оно обозначает?И где мне отыскать портного(Мне говорили, будто он из Львова),Что удлиняет ловко и тачает,В какой каморке нынче обитает?Мне кажется, каморка где-то близкоПо запаху отвара из аниса,Портной-закройщик под нос все бормочетДо лишних объяснений не охочий,Уверен в том, что дело свое знает,Сидит костюм или костюм спадает –"Все верно, — говорит, — так подобает."И все колдует над заплатойМежду сегодня и когда-то.Хитрец закройщик (кажется, из Львова).И в суматохе швов и метокОн что-то сдвинул. Нынче детокЯ родила — и помню точно,Рожала их к исходу ночи.А в полдень принесли мне внуков,Без спроса, без дверного стука.Старик здесь что-то перепутал:По выкройке одной отмерив,Скроил мое и чье-то время.Сбежались швы в единый сгустокИ стал костюм мне мал и узок.А я портному: "Милый, милый,Вы не ошиблись ли в наметке?"А он молчит с лицом налимаИ у него во рту иголки.А он молчит, а он молчит,Из-под очков глядит куда-тоИ тихо тканью шелестит,И с тканью шелестит заплата.Мне написал портной когда-то(Портной-закройщик — не оратор):"Я отниму у вас минуту.Не беспокойтесь о заплате:Носить костюм — не то, что муфту.Он принимает форму телаТого, кто носит. В этом дело.И легкость шага, и терпеньеВажнее, чем мое уменье.Не беспокойтесь об оплате,Вы знаете: я шью в рассрочку,Носите с Богом ваше платье,Моя забота — швы и строчки.Я вас увижу утром, днем ли,У дома иль в аллее темной,Я ваш слуга, слуга покорный,Позавчера, через минуту,Вчера, сегодня, завтра утром,Когда-нибудь или когда-то –Всегда к услугам." Подпись. Дата.
После прогулки на корабле
Прогулочный корабль — как женщина для лёгких отношений,Прогулочный корабль — высокий частокол псалмов,Запрятанное в трюм глухое песнопениеИ шквальные призывы берегов.Прогулочный корабль — матросы блещут медью,Синкопы рвут движенье мерных строчек,Прогулочный корабль — высокое возмездиеЗа тоненькую линию отсрочек.Налево за бортом — неистовство огней,Направо — тьма, что сбрызнута извёсткой,Корабль что-то знает о судьбе своейИ что-то в ней от участи актёрской.И с нею заодно мальчишка — лицедей,Что прибыл нынче утром из Зимбабве:Бродяче-цирковая поросль затейОт древнего служения забавам.Прогулочный корабль — смиренье и каскад,На три часа откупленное детство,Прогулочный корабль, повёрнутый назад,Он всякий раз уходит, словно в бегство.
«Досадую на воздух и на пыль…»
Л. Ленчику
Досадую на воздух и на пыль,В которые гляжу, проскальзывая мимо,Как множественный жест невидящего мимаУ небыли одалживает быль.Досадую, что и не оглянусьНа пустоту асфальтовой равнины,И где-то на краю застигнет грустьОт ею же придуманной картины.Я вслушиваюсь в паузы меж слов —Они слышнее голосов раската –Всплывает на поверхность давних сновДвижение, застывшее когда-то.
Сумерки
А сумерки ложатся в ложе дня,Как дань для утешения ухода,И с песней колыбельной погодя,Себя даруют вечеру в угоду.Тихонечко подрагивает быль —Качели детские в давно уснувшем сквере,И сон остановить их позабыл,Чтоб не вселять опасное безверье.Уходит день. Качаются качели.Качаются, как маятник средь ночи,А где-то далеко, на самом деле,День держится за небо, что есть мочи.
Лицом к Востоку
I
Я стала на красную глинуПод полуобморочное солнце,А мимо плывут бедуиныИероглифами на горизонте.Связкой невольников — гроздь винограда,Лица — маслины под серым прикрытьем,В воздухе сонно стрекочут цикады,Будто и нет здесь иных событий.Полдень, дорога, гортанный намаз,Ветер плетет из песка свои косы,Я здесь, мне кажется, в тысячный раз,Но не смогу объяснить, если спросят:— Что это? Камень. А из него,Прямо из камня, а не из расщелины,Крепко упершись упрямой ногой,Выпростал с силой себя крутошеий,Бог весть откуда явившись, цветок.Слов я других не ищу и не знаю,Лучше его так никто и не смогМне рассказать, что такое Израиль.1999 г.