Аквариум. Геометрия хаоса
Шрифт:
Осенью 1992 года Титов привёл барабанщика Лёшу Рацена из «Телевизора», что ознаменовало появление за спиной у Гребенщикова прочной ритм-секции. Дополнив состав перкуссионистом Андреем Вихаревым, Борис в союзе с Титовым и Сакмаровым не смогли окрестить новый проект иначе как — «Аквариум». О чём они торжественно заявили в одном из эфиров Саши Липницкого на «Радио России».
«Новый “Аквариум” занимается исследованием музыкальных глубин, разработкой каких-то пластов, — рассуждал тогда БГ. — В то время как прежний “Аквариум” в большей степени ехал на энергии того, что уже было сделано».
После концерта в театре петербургского Дома пионеров и затем во время гастролей в Рязани и Смоленске Гребенщиков объявил
Самые кайфовые представители «поколения дворников и сторожей» с грохотом расселись на стульях, стоявших перед сценой. Гребенщиков расположился между двух Алексеев — по-видимому, чтобы лучше исполнялись желания. Слева от него восседал гламурный Лёша Рацен, справа — эфемерный Зубарев, кудрявый ангел в круглых очках. За ним окопался Сакмаров, на чёрной футболке которого красовался ультрарадикальный слоган «No Sex». Периодически Олег Адольфович закатывал глаза к небу, контактируя с гостями сугубо в эзотерическом ключе. После дежурных приветствий Борис пододвинул стул поближе к народу, и… рок-н-ролл стартовал.
«„Аквариум“ — не образ жизни, а знамение, — Борис Борисович достал из запасников весь арсенал заготовок, отточенных им за годы общения с Курёхиным. — Мы — бурлаки, и это серьёзно. Из Небесного Иерусалима вытекает Небесная Ганга. Вдоль её берегов мы и бурлачим. Кроме того, в каком-то измерении Небесная Ганга пересекается с Волгой».
Ближе к финалу из-за кулис нарисовался Саша Титов — с бутылочкой воды в руках. Он всё банально проспал, но выглядело это символично — «я, мол, снова с „Аквариумом“, но пока ещё не на все сто». Я что-то спросил у него про «Колибри», дебютный альбом которых Тит продюсировал. Басист «Аквариума» что-то ответил. Гребенщиков не без интереса наблюдал за нашей беседой, а затем торжественно изрёк: «Когда восстанет король Артур, это будет для нас сигналом». Пресс-конференция завершилась на жизнеутверждающей ноте — словно лучшие песни композитора Соловьёва-Седого.
После акции мне удалось перекинуться с музыкантами парой слов. Помню, что Сакмаров даже обиделся — мол, почему Титову задали вопрос про «Колибри», а ему — не задали. «Большой грех такой образ портить», — выкрутился я, убирая в сумку сигнальный экземпляр «Русского альбома». В это время Борис Борисович сидел в углу гримёрки, тихо бормоча под нос какие-то мантры. У меня накопилось немало вопросов, но врываться в этот оазис вселенской гармонии мне показалось грешно. И я решил не рушить ауру.
Возможно, в тот момент БГ размышлял о побочном эффекте «Русского альбома». И хотя на обложке диска не значилось слово «Аквариум», концертные афиши с легендарным названием уже облепили зимой 1993 года многие русские города. Вполне естественно, что этот факт вызвал бурную реакцию у Дюши, Фана, Ляпина, Губермана и Фагота. Но больше других неожиданным ребрендингом был возмущён, как несложно догадаться, Всеволод Яковлевич Гаккель.
«Я узнал, что Титов снова играет с Гребенщиковым, — негодовал ветеран “Аквариума”. — Руководствуясь какими-то соображениями, Боб решил переименовать свой оркестр в “Аквариум”. Но он не обратил внимания на то, что эта группа стала ещё и нашей. Каждый ансамбль имеет срок жизни, и когда музыканты расходятся, вместе с ними умирает и имя. Когда Боб назвал новый состав этим именем, в этом был элемент пьесы абсурда. В тот момент БГ лишил нас прошлого, и оно просто перестало существовать».
Весной 1993 года реанимированный «Аквариум» отправился в новый тур по Волге — именно в поволжских городах было решено обкатать сыроватый репертуар. В пресс-центре МИДа прошла конференция, где в расслабленной форме банда похмельных бурлаков заявила о старте «дружественного визита древнеегипетской делегации к берегам великой русской реки».
«Мы тогда искали некий пафос», — сдержанно улыбался выходец из театральной среды и новый директор группы Михаил Гольд.
Тур с фееричным названием «По Волге гуляет Рамзес молодой» по традиции оказался весёлым. Он сопровождался дикими саундчеками, на которых исполнялась вся рок-н-ролльная классика — от The Who до Grateful Dead.
«Мы эту музыку слышали совсем другими ушами, — уверял меня БГ. — Получалось так, что всё важное, что было сказано в шестидесятые в Англии и Америке, в России до сих пор не прозвучало. И мы решили воссоздать ту часть культуры, которой здесь не хватало».
Музыка доносится из вечности и запечатлевает время. Абсурдистский менуэт «Науки юношей питают» мог украсить как легендарный «Треугольник», так и записанный спустя почти два десятка лет альбом «Пятиугольный грех». Написанное ещё в Лондоне «Королевское утро» было аранжировано в необычной барочной манере. Эпический «Царь сна» являл собой попытку создать своеобразную версию Iron Butterfly. Из мини-поэмы «Назад к девственности» музыканты сделали фривольную пьеску, звучащую так, словно её исполнял оркестр под управлением Джорджа Мартина.
Самой свежей оказалась придуманная в Алма-Ате «новая вокально-фортепианная психоделика» «Отец яблок» — первая композиция, созданная этим составом от начала и до конца. Её даже не успели обкатать на концертах, а мелодию додумывали в студии, в процессе записи нового альбома.
Судя по реакции зрителей, маршрут археологической экспедиции был выбран правильно. Чтобы завершить раскопки, питерским аргонавтам оставалось нарыть никому не ведомый культурный слой. Всё дело в том, что ещё в начале девяностых Гребенщиков серьёзно подсел на историю египетских фараонов, с огромным энтузиазмом изучая «убедительную библиотеку», приобретённую им в Лондоне. Лидер «Аквариума» читал запоем историко-мистические труды, параллельно соотнося египетские божества с современной русской действительностью. Вскоре в голове у БГ родилась эпохальная строчка «Рамзес IV был прав», а также яркий слоган: «Три самые выдающиеся личности в истории мирового рок-н-ролла — это Будда, Рамзес IV и то существо, которое вдохновляло The Beatles».
Все потоки времени непостижимым образом слились в одну реку. Так рождалась идея пластинки «Любимые песни Рамзеса IV», которая на половину корпуса опередила написанные вскоре Ильёй Кормильцевым тексты про Тутанхамона и «Титаник».
«Мы поставили перед собой сверхзадачу создания acid-альбома, который помог бы каждой песне стать дверью в определённую вселенную, — заявил Гребенщиков накануне сессии. — Это уже “Аквариум” девяностых — музыка без занудности. В идеале я хочу создать русскую психоделику, которая будет на высоте 1968 года».
Записываться решили на рекомендованной Серёжей Курёхиным студии «Ленфильма», где Капитан фиксировал «Воробьиную ораторию». По словам композитора, это было единственное место в Санкт-Петербурге, где можно было внятно «уложить на плёнку» симфонический оркестр. Оставалось найти необходимую сумму, чтобы оплатить эту сессию. В тот момент музыкантов выручил Гольд — он «под честное слово» взял кредит, даже не предполагая, какой кошмар ждёт его впереди.
«Гонорар группы весной 1992 года колебался от трёхсот до пятисот долларов, и бюджета для записи не было совсем, — сокрушался Михаил. — В то время я совмещал деятельность в “Аквариуме” с обязанностями замдиректора в коммерческой фирме. И хозяин этой конторы Игорь Быстров дал мне “за красивые глаза” денег на запись».