Аквариум
Шрифт:
А когда мы с Настей более-менее очухались, то всю эту какофонию сразу же перекрыл Взгляд. Точнее, Взгляды. Такие же чужие и холодные, как раньше, теперь они утратили ленивое равнодушие и наполнились вниманием, нетерпением и беспокойством. Словно прожектора они шарили широкими лучами по всему Городу откуда-то сверху и что-то искали. А скорее, кого-то.
Хозяева этого мира судорожно искали нас с Настей.
И не просто искали. Взгляды звали к себе, притягивали, словно магнит, ломая волю. Вдруг захотелось рвануть со всей дури к ним, пасть на колени и закричать во всю глотку: "Вот мы! Здесь! Делайте с нами, что хотите! С радостью примем великую волю Богов!"
Месяц назад может и прокатило бы. Но не сейчас. Держаться было тяжело,
– Закрываемся!
– метнул я мысль Насте на самом низком, возможном для нас диапазоне.
– Закрываемся наглухо и бежим!
Закрылись. Побежали.
В этот раз маршрут был проложен нами немного по-другому. До упора по Елисейской, потом пересечь проспект Калинина и по Подольской вдоль больницы Боткина добраться до Старо-Вокзальной. И уже по ней рвануть прямиком к Реке, а точнее к улице Старо-Садовой. Она широченная, деревьев мало и ведет как раз к набережной.
Примерно четырнадцать километров. Три часа быстрой ходьбы. По зеленым, шумным улицам, под голубым летним небом.
Ну а сколько часов бега с препятствиями займут эти четырнадцать километров здесь, в сером полумраке, наполненном жуткими созданиями и их еще более жуткими Хозяевами, сказать было пока сложно. Больше трех точно. Это мы с Настей поняли почти сразу. Пробежать спокойно получилось от силы метров триста, так как потом впереди замаячили мерзкие баобабы, с которых тут же начали десантироваться Косяки. Не один, не два, а сразу все. Словно по свистку. Хорошо, что на Елисейской баобабов было мало, эти, наверное, единственные, штук шесть, и стояли они плотной группой. Бежали бы по проспекту Юных Комсомольцев, где ряды стволов уходили в бесконечность, было бы вообще не айс. А тут - всего каких-то четыре десятка коконов со свистом летели нам на головы. Делов-то, епта!
Я скомандовал Насте ускориться, и она пулей проскочила под огромными деревьями и заняла позицию за пыльной машиной, стоявшей метрах в двадцати от крайнего дерева. Быстро. Очень быстро. Ни один кокон еще не успел коснуться земли, а она уже высунулась из-за капота с оружием наготове. Я же, наоборот, немного притормозил, закинул автомат за спину и начал встречать вылезающих из своих одежд Косяков размашистыми и сильными ударами топора.
Шлепок спеленатого тела о землю, взмахи кос, разрывающих плотную поверхность куколки, оскаленная зубастая пасть, и мой тяжелый топор, врубающийся в эту пасть и проходящий ее насквозь. Визг, желтые брызги, я, не останавливая движения, разворачиваюсь и всаживаю топор в лоб следующего подарка небес. Треск, снова брызги, топор разваливает голову надвое, еще разворот, следующий Косяк, новый удар топора, потом еще и еще. Камиль Сен Санс. Пляска смерти... Мой грациозный танец оборвался примерно на десятом Косяке, который успел полностью освободиться и выпрямиться, вскинув косы для атаки. Вместо головы топор глубоко вонзился в его мощную грудную клетку и застрял. Тварь заверещала и попыталась крест-накрест срубить мне голову своими костяными руками. Я пригнулся, чуть не сломав шею, косы царапнули верхушку шлема. Провернул рукоятку топора с насаженным на него Косяком в ладонях, развернулся и, как лесоруб расправляющийся с упрямым пнем, не расколовшимся с первого удара, со всей силы ударил обухом в асфальт. Пень хрюкнул и обмяк, из горбатой спины показалось лезвие топора, застрявшего теперь совсем наглухо. За это время остальные успели завершить десантирование и уже бежали ко мне со всех сторон. Я слышал грохот автомата Насти, но она отстреливала только тех, кто был далеко, боялась попасть в меня. Я поднял топор с мертвой тушей и начал махать им по кругу как дубиной, раскидывая безглазых уродов в разные стороны и двигаясь к ней. Туша весила килограмм сто, но у меня не было времени даже удивляться своей силе, Косяки напирали. Визжали, махали косами и отлетали под меткие Настины очереди. Я совершил около пяти оборотов и на шестом, запустив свою импровизированную дубину в гущу врагов, бросился к ней, вынимая на ходу из-за спины свой калаш.
Добежал, развернулся, тоже начал стрелять.
Совсем недавно мы с Лешим потратили на то, чтобы завалить всего одну подобную тварь, два магазина. Сейчас на каждого Косяка уходило максимум десять пуль. Их дерганья из стороны в сторону во время атаки не помогали. Мы с Настей были быстрее и точней. Хоть немного приблизиться к нам им позволяли только короткие паузы смены автоматных рожков, но в итоге, до нас не смог добраться ни один. Последний уродец упал с простреленной башкой метрах в трех.
Все. Только звон в ушах и беззвучно опадают клубы поднятой пыли вокруг. Над нами - осиротевшие баобабы, перед нами - пятьсот квадратных метров асфальта, покрытого мертвыми горбатыми телами, из-под которых растекаются желтые лужи.
Мы с Настей посмотрели друг на друга.
– Пиздец!
– сказал я.
– Не матерись.
– сказала она.
– Мат не наш формат.
Помолчали. Наконец Настя грустно проговорила:
– Блин, Егор, я - мутант!
– Я тоже!
– улыбнулся я.
– Мы с тобой две черепашки-ниндзя! Побежали?
– Побежали. Только топорик-то свой забери, пригодится он нам еще, думаю.
Точно! Чуть топор не забыл!
Засел крепко. Пришлось буквально вырезать его из отвратительно пахнущего дохлого Косяка ножом. Все-таки вынул. Липкий, весь в желтой слизи. Странно, кстати, - у остальных здешних зверюшек кровь черная, а у этих нет. Может это и не кровь, а сопли? Тогда не Косяки, а Сопляки. До меня донеслась короткая усмешка Насти, а потом в голове прозвучал уже совершенно серьезный голос:
– Побежали, Егор. Эти, наверху почуяли, приближаются.
Еще бы не почуяли! Такую стрельбу устроили! Скоро явятся...
Опять бежим. Как же мне обрыдла эта Елисейская! Грязные, низкие дома, покосившиеся заборы, потрескавшийся неровный асфальт, скрюченные деревья, машины, причем в основном отечественные, прошлого века производства. Тут, наверное, до сих пор девяносто второй. Лихие девяностые, блин!
Город трясет. Все просто ходит ходуном, мы словно бежим по мосту, который вот-вот развалится. Кирпичная пятиэтажка справа проводила нас темными проемами окон, из одного из которых кто-то снова попытался сжечь нам мозги. Не вышло. Мы закрыли сознание почти полностью. Решили не останавливаться, не отвечать, просто пробежали мимо. И правильно. Метров через пятьдесят еще один собрат Хмыря сел на затылок. Тоже пробежали.
А Грибов-то сколько вокруг, как после дождя! Прямо посреди дороги, то тут, то там - еле заметные гроздья шаров. Мы их оббегаем по приличному радиусу, а они все равно взрываются, швыряя в нас облака едкой пыльцы. Хрена! Не дошвыривают. Гвоздей тоже натыкано вокруг, того и гляди наступишь. А они сегодня и не ждут, пока на них наступят, вылетают вхолостую из-под асфальта, когда мимо пробегаем. Несколько из стен вылетели, еле увернулись. Пару раз Трассер перепрыгнули. Тоже с трудом, на пределе. Тяжко так бежать. И мысли прятать, и следить за всем вокруг. Потом, вообще, непонятное произошло. Только от Гвоздя увернулись, выпрямились и тут же обоих чутье в разные стороны кинуло. А там, где мы должны были пробегать, раздался громкий хруст, пейзаж улицы причудливо исказился, пространство как будто сжалось в невидимом кулаке, а потом взорвалось волнами в разные стороны. Да... Век живи, век учись.
Короче, сегодня Город приведен в полную боевую готовность. Мобилизован весь личный состав, и даже тех, кто в запасе, по тревоге подняли. Неужели все ради нас? Даже как-то приятно...
– Уроды!
– проинформировала меня Настя, не останавливаясь.
– Да знаю уже, - вздохнул я, поморщившись при мысли о том, что сейчас снова придется стрелять.
– Бежим, может оторвемся, до проспекта чуть-чуть осталось.
– А на проспекте - мягкие диваны, кислородный коктейль и массаж?
– съязвила она.