Аквариумная любовь

Хяркёнен Анна-Леена

В комнату входит Йоуни, в руках у него собачий поводок. Он замахивается и хлещет меня поводком. Металлические звенья звякают в воздухе. После этого он привязывает меня к плите. «Я тебя насквозь вижу», — говорит он.

Я вздрагиваю и просыпаюсь — мокрая насквозь. Словно плавающая на поверхности воды медуза.

4

Когда мне было шестнадцать, я так переживала, что еще не рассталась с девственностью, что готова была отдаться первому встречному. Конечно, я, как и все девчонки, ждала мужчину своей мечты, и первая брачная ночь грезилась мне не чем иным, как апофеозом великой любви, но на горизонте

никого не было.

Среди моих знакомых попадались лишь жалкие коллекционеры марок, стриженные под горшок и с прыщами величиной с хорошую сливу, да крикливые хоккеисты с вечными фингалами. Никто из них и отдаленно не был похож на героя-любовника.

В девятом классе я стыдилась даже выходить на улицу. Мне казалось, что у меня на лице написано, что я еще никогда ни с кем не спала.

Именно поэтому я и решила поехать на пасхальные каникулы в приходской молодежный лагерь, чтобы там познакомиться с парнями из других районов. Не прошло и нескольких дней, как я сделала свой выбор: Юсси Раппана, пятнадцати лет от роду, сын владельца обувного магазина. Он казался самым опытным в этих делах.

И вот в один прекрасный, но пасмурный день я лежу на полу в сарае недалеко от лагеря. Мои волосы распущены, рот приоткрыт — все как в кино. Юсси небрежно спускает штаны и плюхается на меня. Я развожу ноги и предлагаю ему себя. Он трется об меня своим дрожащим членом, растерянно тыкается губами в мою шею и щеки, словно новорожденный олененок, а я закрываю глаза и думаю, что вот он, этот миг, что все это происходит со мной, и чувствую, как соски мои начинают твердеть. Но ведь так оно и должно быть, когда женщину захлестывает страсть! Конечно, в сарае холодновато, но это ничего. Юсси тыкается членом, пытаясь найти нужное отверстие, я внутренне напрягаюсь, готовясь встретить боль во всеоружии. Я дрожу, и рот у меня по-прежнему приоткрыт. Юсси пытается помочь себе рукой, но член не желает продвигаться дальше. Мне хочется быть влажной, доступной и страстной, насколько это возможно, но черт возьми, как же это больно, больно, больно, хотя соски мои тверды как камень, хотя еще секунду назад я так хотела, чтобы меня разорвали на куски, смяли, стерли в порошок!

— Не лезет, никак не лезет, — шипит Юсси, и его слюна медленно капает мне в ухо.

— Как это не лезет, должен влезть! — вскрикиваю я.

Мы не можем остановиться на середине, я этого не переживу. Иначе внутри у меня все так ссохнется, что больше туда уже не попасть даже с помощью железного лома…

— Подожди немного, — шепчу я. И добавляю «дорогой», и от этого в груди у меня разливается невероятное тепло. Соитие — это самое прекрасное, что может произойти между двумя людьми!

Юсси застывает на месте с непонятным выражением лица. Я распластываюсь под ним, стараясь расслабиться — не человек, а мешок, глубоко вдыхаю запах дешевого одеколона Юсси и готовлюсь все перетерпеть.

— Давай, — приказываю я. И Юсси изо всех сил, сжав зубы, толкает свой член, насколько позволяют ему его дрожащие бедра. От напряжения на лице у него проступают большие красные пятна.

— Ух, — помогает он себе голосом. — Ух, ух, ух, ух…

Я не в силах ответить ему, слезы просачиваются из-под моих плотно сжатых век. Юсси начинает тихо двигаться взад-вперед, и каждое его движение разрывает меня на части, перемалывает, превращая мое нутро в мясной фарш. Так вот, значит, что это такое — идиотское трение слизистых оболочек. Надо мной сотрясается бледное мальчишеское тело, низ живота похож на разоренный муравейник, а в крыше сарая прямо над нами дыра, и сквозь нее видны облака на небе. И я понимаю, что Юсси Раппана далеко не самый отчаянный парень во всем лагере, а просто единственный, у кого на подбородке появился первый пух, а в голосе мужественные нотки. Теперь же он был похож на ряженого тролля с красным носом и веснушками на лице. Он неуклюже тыкался губами куда попало, и губы его отдавали йогуртом, который мы ели утром на завтрак. А у меня отнимали мое единственное девичье богатство.

Когда же он наконец кончил, то прижал на мгновение меня к себе, обхватил губами мой по-прежнему торчащий сосок и принялся что есть сил его сосать. Все это сопровождалось каким-то даже повизгиванием — думаю, то был робкий стон моего разбитого тела.

До самого конца лагеря Юсси таскался за мной, как привязанный, и все уговаривал отойти куда-нибудь в сторонку или прогуляться на природу. Я еще пару раз отдалась ему в надежде, что это идиотское трение к чему-нибудь приведет, но где там. А он-то еще утверждал, что парень бывалый. Презервативами мы, естественно, ни разу не пользовались. Тогда я была еще настолько глупа, что верила в то, что «со мной этого не случится»…

Я не жалею о том, что произошло, но позже я видеть не могла этого типа. Даже прическа у него была какая-то идиотская: желтый торчащий ежик, как у солиста деревенского ансамбля песни и пляски.

Я перестала с ним разговаривать. Однажды он позвонил мне, уже после лагеря, и стал что-то нести про модели автомобилей. Я безучастно поддакивала, подстригая ногти. Больше он не звонил. Спустя много лет я узнала, что он стал полицейским.

5

Я снова просыпаюсь в комнате полной света. Посреди комнаты стоит рояль. Рядом со мной никого нет.

На подушке лежит записка:

«Guten Morgen. Ушел на экзамен по антропологии. Созвонимся, Й.

P.S. На зеркале в ванной для тебя записка».

Я встаю и иду в ванную. На зеркале кривыми красными буквами выведено: «Я тебя хочу!»

На краю раковины валяется тупой косметический карандаш.

По дороге на работу захожу в поликлинику, чтобы выписать себе противозачаточных таблеток. С пеной пора кончать. У меня серьезные отношения.

До вечера я валяюсь в кровати и пытаюсь сосредоточиться на рассказах Говарда Филлипса, но не могу. То и дело бегаю к зеркалу посмотреть на себя. От оттенка «черный тюльпан» на моих волосах остались лишь жалкие разводы. Но повода для паники нет.

В переходном возрасте я была похожа на неуклюжего теленка, постоянно жующего жвачку, у которого бока округляются значительно быстрее, чем грудь. К счастью, этот период быстро прошел.

Я обвожу губы контуром и медленно опускаюсь на кровать. Почему Йоуни не звонит? Это на него не похоже. Он должен был позвонить. В записке же написано: «Созвонимся». Хотя так обычно пишут женщине, когда ее бросают.

На всякий случай я все же вытаскиваю запасной матрас из кладовки и тащу его на второй этаж.

— Ты решила открыть здесь притон? — спрашивает Ирена, выглядывая из дверей кухни. В одной руке она держит «Унесенных ветром», в другой — стакан с джин-тоником.

— Помолчала бы, алкоголичка, — отвечаю я.

В десять вечера звонит Йоуни.

— Сейчас приеду, — говорит он.

Через пять минут такси уже во дворе. Шаги в подъезде — и вот он стоит передо мной с красной гвоздикой в руке.