Алан Гринспен. Самый влиятельный человек мировой экономики
Шрифт:
Позитивная или нет, но я надеюсь, что эта история поучительна. Будучи самым влиятельным государственным деятелем в экономике своего времени, Гринспен провел целую серию сражений, которые привели к существенным сдвигам: за последнюю четверть ХХ века финансы превратились из фиксированной и регулируемой системы послевоенной эпохи в систему, свободную и открытую для всех. Ни один другой человек не стоял ближе к решениям, вызвавшим данные перемены. История Алана Гринспена – это история создания современных финансов.
«Незадолго до Первой мировой войны произошла одна из катастроф в американской истории – создание Федеральной резервной системы».
«Суть в том, что мы действительно не знаем, как работает
«Финансовые рынки теперь считают председателя Гринспена примерно столь же непогрешимым, как китайцы когда-то считали Председателя Мао».
«Эпохи не более безошибочны, чем отдельные люди; в каждую эпоху было много мнений, которые в последующие века считали не только ложными, но и абсурдными».
Введение
«Он установил стандарт»
23 января 1986 года члены консультативного экономического совета при Президенте собрались в Комнате Рузвельта в Западном крыле Белого дома. Группа встретилась секретно; чтобы обойти раздражающие законы о раскрытии информации, организаторы пригласили директора ЦРУ и использовали его присутствие в качестве оправдания для проведения собрания секретно. Уолтер Ристон (высокий, сутулившийся руководитель, который вывел Citicorp в главные коммерческие кредиторы страны) занял свое место за столом; там же сел Милтон Фридман, невысокий либертарианский бунтарь из Чикагского университета; за ними последовала дюжина других светил с Уолл-стрит и членов Академии. После двух часов обсуждения дверь открылась. Вошел Рональд Рейган1.
У президента был только один вопрос: инфляция. Когда цены растут примерно на 4 % в год, стране намного лучше, чем в начале десятилетия, когда уровень инфляции приближался к 15 %. Но 4 % – это всё еще недостаточно мало, по крайней мере для Рейгана. Инфляция должна быть сведена к нулю, «или мы вернемся туда, где были».
Один советник предположил, что уровень приемлемой инфляции может возрасти. Но президент не был готов смиренно терпеть это.
– Как, чёрт возьми, мы собираемся выровнять его? – спросил он.
– Вы совершенно правы, – ответил Милтон Фридман. – Лишь одна цель верна, и эта цель – инфляция, равная нулю. Если люди станут благодушествовать, – подчеркнул Фридман, – инфляция может возрасти примерно до 7–8 % к концу текущего года.
– Разве Бастиа не сказал, что «ни одна цивилизация не выжила на фиатные деньги»? – спросил Рейган [1] .
Упоминание президентом культового французского экономиста XIX века заставило замолчать большинство советников. Казалось неразумным бросать вызов глубоким убеждениям Рейгана. В данном случае они зиждились на вере в то, что валюта, устойчивость которой зависела лишь от доброй воли чиновников, провалится в реализации своей основной цели – быть средством накопления богатства. В начале своего президентства Рейган создал комиссию для рассмотрения вопроса о возвращении к золотому стандарту. В глубине души президент считал, что средством от инфляционного недомогания 1970-х годов станет возвращение к более простым временам, когда деньги были материальны.
1
Фиатные (декретные) деньги – валюта, которую правительство объявило в качестве законного средства платежа, несмотря на то, что она не имеет никакой внутренней стоимости и не обеспечена резервами. – Прим. перев.
Фридман вновь вмешался. Он почувствовал, к чему ведут рассуждения Рейгана, и попытался их изменить их направление.
«Сегодня фиатные деньги принимаются за стандарт», – настаивал профессор. Президент был прав, опасаясь инфляции; но вместо того, чтобы мечтать о возвращении к золотому стандарту, было бы лучше избежать инфляционного избытка, ограничив тягу бюрократов к печатанию денег. Осмотрительности центрального банка пора уступить место монетарному автопилоту: следует законодательно установить, что денежная масса может увеличиваться, скажем, на 4 % в год – не больше и не меньше. «Мы должны приучить фиатные деньги к правилам, – сказал Фридман. – Не думайте, что мы сможем вернуться к товарным деньгам».
За Фридманом, как правило, оставалось последнее слово в таких обсуждениях. С 1960-х годов он был действующим академическим консультантом по денежным вопросам, а его полемические навыки вызывали страх. «Все любят спорить с Милтоном, особенно когда его нет», – криво усмехнувшись, заметил государственный секретарь Джордж Шульц; несколько презрительных слов от этого смутьяна могли вызвать у важных персон заикание2. Но один человек за столом был готов выступить против Фридмана.
«А почему бы и не товарный стандарт?» – прозвучал спокойный вопрос.
Тихий голос, задавший его, принадлежал Алану Гринспену – персоне во многом очень нежелательной. Гринспен не был ни выдающимся университетским профессором, ни магнатом из частного сектора; он руководил низкопрофильным нью-йоркским консалтинговым агентством. В свои 20 лет он недолгое время был женат; но теперь, когда ему было под 60, с атлетической фигурой, пухлыми губами и гладкими черными волосами, Гринспен играл любопытную двойную роль застенчивого парня-интроверта и завидного холостяка. Каждый президент-республиканец, начиная с Ричарда Никсона, научился ценить его советы: он был человеком, который знал тайны федерального бюджета, вероятный объем произведенной в следующем году стали и причины загадочной хрупкости финансов. Но кроме того, Гринспен прекрасно танцевал, щеголял своими автомобилями и ухаживал за красивыми женщинами, причем порой за несколькими сразу3. В прошлом году, в деловом костюме с широкими плечами, он появился на телевидении, чтобы представить последнюю модель компьютера Apple, объединив свою фирменную сексуальную привлекательность с бунтарским образом Apple. После демонстрации нового устройства и объяснения того, как зрители могли использовать его для отслеживания своих финансов, состояния банковских счетов и оплаты услуг электронным способом, Гринспен с очевидным удовольствием замолчал. «Если у вас остались деньги, поздравляю, – закончил он, саркастически приподняв бровь. – Вы справляетесь лучше, чем правительство».
Рейгану, похоже, понравилось замечание Гринспена о золотом стандарте. «Я привык покупать костюм за $ 50, – пожаловался президент. – Теперь за $ 50 его вряд ли даже почистят». Переходя от мирского к экзистенциальному, он спросил: «Возможно ли, чтобы обычные люди решали, сколько денег нужно выпустить?»
«Проблема федерального правительства заключается в том, что оно может печатать деньги», – сочувственно заметил Гринспен своим фирменным тоном добродушного авторитета. Золотой стандарт мог бы стать способом дисциплинирования политической элиты: до тех пор, пока существует центральный банк, который может печатать фиатные деньги по своему усмотрению, политики всегда будут тратить больше необходимого, уверенные в том, что их долги покроет печатный станок. Именно по этой причине Гринспен в свои 20 и 30 лет выступал против монетарного статус-кво. До тех пор, пока американцы не признают, что центральные банки в корне ошибались с печатанием денег, до тех пор, пока они не свяжут деньги с золотом, инфляция останется постоянной угрозой, и основы экономики будут шаткими. Действительно, хотя об этом почти забыли, Гринспен довел данный аргумент до его логической крайности. Безусловно, одной из главных шуток судьбы в ХХ веке стало создание центрального банка страны, которое он назвал «одной из катастроф в американской истории»4.
11 августа 1987 года, полтора года спустя после обмена мнениями с Рональдом Рейганом, Алан Гринспен был приведен к присяге в качестве председателя Федеральной резервной системы. В течение следующих полутора лет он воплощал идею, которую часто критиковал: дискреционные суждения центрального банка о печатании денег могли стабилизировать экономику5. Гринспен так явно преуспел в деле, которое считал невозможным, что стал мировой суперзвездой, почитаемой экономистами и обожаемой инвесторами; с ним консультировались лидеры от Пекина до Франкфурта. Когда он выступал на регулярных собраниях руководителей центральных банков в Базеле, можно было услышать, как падает иголка; видные фигуры за столом, титаны в своих собственных странах, делали заметки с рвением студентов. Благодаря спокойной силе своего интеллекта Гринспен, казалось, руководил оркестром американской экономики с изяществом умелого дирижера; он был «маэстро», как назвал его неосторожный биограф. «Его пророческие заявления стали столь же знакомыми и утешающими для обычных американцев, как прозак и Симпсоны», – писал Джон Кэссиди из New Yorker, лукаво упоминая поднимающие настроение средства, которые появились в том же году, когда был назначен Гринспен.