Алатырь-камень
Шрифт:
– В меру, батюшка, в меру. Примерно так же, как ты, – ответил Святослав.
– Ну, это по-божески, – сделал вид, будто не замечает намека, Константин. – Ладно, будем надеяться, что и Иоанн Ватацис для моей Настеньки «в меру» будет. А отложить… Если бы я дочь не за Феодора Ласкариса выдавал, да к тому же не уговорился с его отцом, чтобы свадьбу с венчанием здесь на Руси отпраздновать, – можно было бы попробовать отложить, а так… Да и порядок пока у нас. Тихо вокруг.
– Уверен, государь?
– Молчит же Торопыга. Опять-таки и посольство наше из
– Приедем в Рязань – не признаем твоего Торопыгу, – хмыкнул воевода. – Он небось еще больше поправился.
167
Сыгнак – в XIII веке богатый торговый город на Сырдарье, первоначальная столица Джучиева улуса. Ныне там нет даже населения – только развалины.
Но Вячеслав ошибся. Для того, чтобы повидаться с Николкой, как выяснилось, до Рязани ехать было вовсе не нужно.
Глава 14 Фридрих II по кличке Штирлиц
Константин первым увидел Торопыгу среди жителей Ярославля, высыпавших за городские ворота для того, чтобы самолично повидать царя – будет, что рассказать сынам и внукам, а то когда еще доведется. Он легонько толкнул в бок друга, который и сам уже заметил мужчину в простой одежде, стоящего чуть ли не в самых последних рядах.
Воевода понимающе кивнул и, склонившись к Константину, шепнул ему на ухо:
– Видать, что-то случилось, причем серьезное. Иначе гонца бы прислал.
Константин лишь тяжело вздохнул в ответ. По пустякам начальник разведки и контрразведки всея Руси действительно не стал бы срываться из Рязани и отправляться в столь долгий путь.
Торопыга, вопреки прозвищу, которое, впрочем, теперь мало кто упоминал – не по чину оно было первому шефу КГБ – не спешил встретиться с Константином. Более того, увидев, что царь его заметил, он преспокойно выбрался из толпы и куда-то исчез.
Сославшись на некоторое недомогание, Константин вместо себя послал на торжественный молебен царевича, а сам вместе с воеводой направился в свои покои, якобы немного передохнуть после утомительной дороги. Там он и увидел Николку, сидящего на лавке возле большого дубового стола.
– Монголы?.. – спросил, даже не успев поздороваться, Константин.
– Они самые, царь-батюшка. Сын твой Святозар весточку прислал, что сызнова замятия у них там промеж братьев. Так что нам пока опасаться неча, а там как знать. Вилюй, правда, молчит доселе, – посмурнел лицом Панин. – Может, потому, что сказать неча? – и вопросительно уставился на Константина.
– Может, и так, – согласился тот, и какое-то недоброе предчувствие холодком пробежало по его спине. – А ты тогда зачем сюда, коль опасаться нечего? – ворчливо осведомился Константин, усилием воли отгоняя недоброе.
– Да решил сам упредить, чтоб у тебя душа не болела. Вспомнил, что ты меня доселе Торопыгой кличешь, вот и… Заодно и телеса свои растряс малость – тоже польза, – весело улыбнулся Пиколка.
Тем, кто знал его лишь в юности, через два десятка лет было бы мудрено признать в заматеревшем мужике прежнего худенькго спецназовца. Многое подрастерял Торопыга из былого мастерства. Сейчас он, пожалуй, смог бы разве что точно метнуть в цель свой нож, метко выстрелить из арбалета. Остальное же…
Зато теперь Константин в любой момент мог получить подробную информацию о том, чем кто дышит. И речь шла не только о Руси, в которой доверенные люди сидели всюду. Про Чернигов, Новгород-Северский, Переяславль-Южный, Владимир-Волынский и даже Кукейнос с Ригой, в которых правили подручные князья, и говорить не стоило. Но под контролем находились и все прочие города.
Впрочем, внутренний сыск был делом Любомира, и в него Николка не совался, занимаясь исключительно другими государствами. Что касаемо соседей, тут донесения и вовсе приходили регулярно. Николка, а следовательно, и сам Константин были прекрасно осведомлены обо всех перипетиях борьбы между дочерью луцкого князя Ингваря Ярославича Гремиславой – женой покойного короля Лешко Белого, отстаивавшей права своего малолетнего сына Болеслава V [168] , и его официальным опекуном Конрадом Мазовецким.
168
Родился в 1226 г., остался без отца в 1228 г.
Им было хорошо известно, что венгерский король Бела IV не ладит со своей знатью, что Иоанн-Асень II по-прежнему занимается строительством церквей и монастырей и на южные русские земли притязаний не предъявляет. Да и странно ему было бы претендовать на то, чем он сам наделил своего собственного зятя Святослава.
Дело в том, что первая жена царевича Мария, дочь хана Волжской Булгарии Абдуллы ибн-Ильгама, умерла при родах, успев произвести на свет крупного карапуза, которого при крещении нарекли Николаем.
После ее смерти царевич долго не хотел жениться. Прикипел он всем сердцем к маленькой смуглой девочке, и рана никак не хотела заживать, продолжала кровоточить. Лишь через три года, видя, что иначе не получится, Константин жестко произнес:
– Надо!
– Надо тебе? – строптиво, с дерзким отчаянным вызовом, спросил Святослав и тут же сник от спокойного отцовского ответа:
– Руси.
Правда, тут же, пытаясь как-то смягчить приказной тон, Константин добавил:
– Не вольны мы, сын, над собой. Это смерду в селе, ковалю в городе, купцу, дружиннику или боярину дозволительно по любви жениться. Даже князь может себе такое позволить, – добавил он торопливо, чтобы сын не попрекнул его самого Ростиславой. – Царю же о державе надо мыслить. Вон она у нас какая – от моря до моря. Все караваны через нее, куда бы ни шли. На глазах богатеет, растет. Отсюда и завистники, коих у нас, сам знаешь, немерено. Ежели их всех в Оке потопить, то река из берегов выйдет. Так что тут не до любви. Долг выполнять надо, союзников искать. Если одни враги вокруг нас будут – непременно пропадем.
– А кому господом многое дано, с того многое и спросится, – поддержал Константина патриарх Мефодий, специально вызванный по такому поводу. – Твой отец и ты после него за всю Русь в ответе.
– Но мы и без того в союзе с царем Асенем, – попробовал было поупираться царевич.
– Это верно – в союзе. Только он сам мне намекал на то, что если я посватаюсь, то отказа не будет. И не раз. После таких намеков либо само сватовство следует, либо обида. Брезгуешь, мол. А за ней, как водится, разрыв всей дружбы.