Алая королева

Грегори Филиппа

Впервые в жизни я была способна по-доброму думать о той женщине, которой служила почти десять лет. О Елизавете Вудвилл. О той, что была не просто английской королевой, но одной из самых красивых и любимых королев, каких когда-либо знала наша страна. Я, впрочем, никогда не считала ее ни красивой, ни любимой — но в эти страшные мгновения ее полного поражения я все же испытывала к ней подобие теплых чувств. Я представляла себе, каково ей там, во влажном полумраке подвальных помещений Вестминстера, и была почти уверена: никогда больше не видать ей былого триумфа. Впервые в жизни я смогла по-настоящему за нее помолиться. Ведь все, что у нее теперь осталось, это дочери; та ее прежняя, веселая и счастливая жизнь миновала навсегда; оба ее малолетних сына находились в руках врага. Я размышляла о том,

как ей, должно быть, страшно, какой побежденной она себя ощущает, как страдает от своего вдовства, как боится за сыновей, и впервые в жизни я искренне жалела ее, трагическую королеву, не по своей вине оказавшуюся сброшенной с пьедестала. И я просила Богородицу, Царицу Небесную, поддержать и утешить заблудшую и несчастную душу в дни столь жестокого унижения.

Старшая дочь Йорков принцесса Елизавета уже достигла брачного возраста и не выходила замуж — хотя ей уже исполнилось семнадцать — лишь по причине переменчивой удачи своего дома. Пока я, преклонив колена, молила Бога спасти и сохранить нашу королеву, мне не раз приходило в голову, что хорошенькая Елизавета вполне годится в жены моему Генри. Сын Ланкастеров и дочь Йорков, объединившись, могли бы не только залечить раны, нанесенные Англии, но и разрешить бесконечные споры, которые оба королевских дома вели уже в течение двух поколений. Если Ричарду суждено умереть молодым, пусть даже и на троне, то его сын и наследник будет еще ребенком — весьма, кстати, хилым, поскольку родила его эта блеклая Анна Невилл, и еще менее способным защитить свои права, чем нынешние принцы Йоркские; так что его нетрудно будет сбросить со счетов. И если тогда престол все же достанется моему сыну, и если он к тому же женится на принцессе Йоркской, то люди потянутся к нему, наследнику Ланкастеров и супругу наследницы Йорков.

Я тут же послала за своим доктором. Этот человек, доктор Льюис из Карлеона, был так же сведущ в вопросах конспирации, как и в вопросах медицины. Королеве он был известен как мой личный врач, которого я не раз отправляла к ней, и потому я не сомневалась: Елизавета примет его, зная, что он явился от меня. Я велела доктору пообещать королеве нашу поддержку и сообщить, что Бекингема будет несложно настроить против герцога Ричарда, поскольку Бекингем вполне к этому готов, а также передать Елизавете, что мой сын Генри способен привести с собой из Бретани довольно большое войско. Но прежде Льюису предстояло выяснить, каковы планы самой королевы и что обещают ей те, кто ее поддерживает. Мой муж, возможно, и думал, что никакой надежды у нее не осталось, но я-то уже не раз видела, как Елизавета Вудвилл выходит из убежища и снова с беспечной радостью поднимается на королевский трон, словно полностью позабыв о пережитом позоре, который Господь — и совершенно, на мой взгляд, справедливо — на нее обрушил. Я запретила доктору говорить, что мой муж находится под домашним арестом, но непременно рассказать, взяв на себя роль доброго друга, об убийстве Гастингса и о том, как внезапно проявились амбиции Ричарда, который не колеблясь объявил ее сыновей бастардами и опозорил ее имя. Доктору предстояло с самым искренним сочувствием объяснить королеве, что ее дело можно считать проигранным, если она немедленно не начнет действовать. Мне нужно было заставить ее поднять всех оставшихся у нее друзей, собрать такую большую армию, какую она только может себе позволить, и с этим войском выступить против Ричарда. Если бы мне удалось вдохновить ее на долгую и кровавую борьбу за власть, тогда и моему сыну можно было бы высадиться со свежим войском на английский берег и поддержать измученного сражением победителя.

Льюис отправился к Елизавете именно тогда, когда она особенно нуждалась в дружеской поддержке: на тот день была назначена коронация ее сына, но вряд ли кто-то предупредил ее, что короновать принца Эдуарда никто не собирается. По словам доктора, когда он шел по улицам города, все двери были заперты, а окна закрыты ставнями, никаких скоплений людей на перекрестках не было, да и сами улицы были почти пустынны. На всякий случай он надел маску, призванную защищать от чумы и прочей заразы; эта маска, довольно высокая, со страшным вытянутым «клювом», набитым целебными травами и смазанным душистыми маслами, превращала человека в некое неземное существо с жутким профилем, в призрак, словно прилетевший из ада. Ко мне Льюис тоже явился в этой маске, но сразу же снял ее, едва войдя в комнату и закрыв за собой дверь. Затем, низко поклонившись, он без всякой преамбулы произнес:

— Королева страшно нуждается в помощи. Она в отчаянии; более того, по-моему, даже наполовину обезумела от отчаяния. — Он немного помолчал и прибавил: — А еще я видел юную принцессу Йоркскую…

— И что?

— Она была невероятно взволнована. Она пророчествовала… — Льюис слегка передернул плечами, будто от озноба. — Пожалуй, она напугала меня, а ведь я врач с огромным жизненным опытом.

Я не обратила внимания на его хвастовство.

— И чем же она вас так напугала?

— Она возникла откуда-то из тьмы и двинулась прямо на меня; ее платье промокло насквозь и тянулось за ней, точно рыбий хвост. Казалось, она и сама превращается в рыбу… А потом она заявила, что река уже поведала ей все те новости, которые я принес ее матери: что герцог Ричард объявил единственным законным наследником трона себя, а юных принцев назвал бастардами.

— Так она уже все знала? То есть у нее есть свои шпионы? Я и не подозревала, что она так хорошо осведомлена…

— Я не о королеве, — прервал меня доктор Льюис. — Королева как раз ничего не знала. Я имею в виду молодую девушку, ее дочь. Это она якобы все выяснила благодаря реке. Также река сказала ей об очередной смерти, постигшей их семью. Королева сразу догадалась, что речь идет о ее брате Энтони и ее сыне от первого брака Джоне Грее. Потом они обе распахнули окна, высунулись наружу и, повиснув над водой, стали слушать реку. Да, именно так они выразились. Более всего в эти минуты они напоминали двух водяных ведьм. Любой человек на моем месте испугался бы!

— Значит, принцесса утверждает, что Энтони Риверс мертв?

— Кажется, они обе ничуть в этом не сомневаются.

Я перекрестилась. Елизавету Вудвилл и раньше обвиняли в том, что она связана с темными силами, но позволять собственной дочери пророчествовать вот так, находясь в святом убежище… Нет, это, безусловно, происки дьявола!

— У королевы наверняка имеется своя сеть шпионов, поставляющих ей сведения, — задумчиво вымолвила я. — И вообще, она, видимо, гораздо лучше подготовлена к жестоким поворотам судьбы и гораздо лучше вооружена, чем мы себе представляли. Но как все-таки ей удалось получить известия из Уэльса раньше, чем мне?

— Она еще кое-что сказала.

— Королева?

— Нет, принцесса. Сказала, что проклята, поскольку ей предстоит стать следующей королевой Англии и взойти на трон, который должен принадлежать ее брату.

В полном изумлении я уставилась на доктора Льюиса и некоторое время ошеломленно молчала. Потом нерешительно спросила:

— Вы ничего не путаете? Она именно так и сказала?

— Да, и она была поистине ужасна! Она обвинила мать в том, что та имеет невероятные амбиции, которые навлекли проклятье на всю их семью, и вот теперь ей, Елизавете Йоркской, придется отнять трон у собственного брата… потом она жестоко прибавила, что уж этим-то мать должна быть довольна, хотя ее братья и лишаются в таком случае законного наследства.

— Что же она имела в виду, как по-вашему?

— Она ничего не пояснила, — пожал плечами доктор. — Ох, миледи, принцесса выросла очень красивой девушкой, но в эти минуты выглядела просто пугающе. И я полностью ей верил! Да, вынужден в этом признаться. Она вещала совершенно убежденно, точно настоящая Кассандра. И у меня нет сомнений: так или иначе, но она действительно будет королевой Англии.

Я легко вздохнула. Это настолько совпадало с моими собственными тайными планами и молитвами, что не могло не быть словом Божьим, хоть Он и вложил его в уста истинного сосуда греха. Она действительно станет королевой Англии, если моему Генри и впрямь предстоит сесть на трон, а ей — выйти за него замуж. Такова ее единственная возможность занять престол, другой и быть не может.

— Но и это еще не все, — осторожно сообщил Льюис. — Когда я спросил королеву, не попытается ли она как-нибудь вызволить из Тауэра принцев Эдуарда и Ричарда, она вдруг обронила как бы невзначай: «Это не Ричард».

— Как-как она сказала?

— Она сказала: «Это не Ричард».

— Но какой в этом смысл?

— В этот момент появилась принцесса в насквозь промокшем платье и заявила, что ей обо всем известно: и о том, что Совет поддержал герцога Ричарда, и о том, что их семья лишилась наследства… Ну а потом она предрекла, что ей суждено стать королевой Англии.