Алая кровь на белых крыльях

Чекмарев Владимир Альбертович

Сторона ль ты моя, сторонушка,

Вековая моя глухомань!

Да, именно глухомань. И в ней, в этой глухомани, найдутся светлые святые силы. Она та величайшая залежь, в которой еще много никому неизвестных крепких сил, которые произведут оздоровление России. Где-то там, в глубине необъятной России, появятся люди старинного уклада, которые с именем Божием на устах пойдут спасать Россию…"

Глава 88 Декабрь 1920 года. Турецкий гамбит.

Капитан итальянского сухогруза "Ромео и Джульетта" стоял на мостике и наблюдал затем, как его матросы выбрасывают в ночную гладь Босфорского пролива груз, предназначенный для доставки в Констанцу. Никакого сожаления по поводу груза он не испытывал, но от волнения у него дрожали руки. И было от чего. На борту его сухогруза были французские морские мины, записанные в судовой роли его парохода как бочки с керосином. Зачем вести в Констанцу керосин приобретенный во Франции,

который из Констанцы во Францию и привезли? Впрочем вопрос совершенно дурацкий, ибо речь шла не о керосине а о морских минах, который в настоящий момент времени ставили германские моряки составляющие основную часть экипажа его парохода. Впрочем ему что? А ничего! Он был сицилийцем, и его попросили сделать работу в интересах семьи. Тем более, что обмана не было никакого - стопроцентная предоплата. Дальнейшее его не интересовало, ибо на Сицилии принято считать, что лучше всего спит тот, кто меньше знает. И живут такие люди дольше. А жить после такого гонорара очень хотелось. Можно будет купить свой пароход и наладить собственное дело. Размер вознаграждения это вполне позволял. И поэтому ему нет дела до того, что его матросы ставят минное заграждение. "Омерта" она и в Африке "Омерта".

"Дидро", "Вольтер" и "Лоррэйн" возвращались в Константинополь. После проведения артиллерийских стрельб требовалось пополнение боезапаса и замена лейнеров орудий главного калибра. Возможно даже придется вернуться в порты Франции. Впрочем поход удался. Особенно фотографии на фоне разрушенной и горящей Одессы, Новороссийска, Севастополя, и других русских городов. Третий поход к берегам России за последний месяц поставил крест на этих населенных пунктах, и теперь их можно стереть со всех существующих географических карт. Все что осталось от них - это фотографии на борту французских кораблей. Это возмездие России и ее союзникам за гибель французских моряков на Балтике. Жалко только, что коньяк на борту заканчивается, и практически нечего выпить за победу Франции и французского оружия!

Пить за тех кто на борту, на французском флоте почему-то не было принято. И русскую присказку о том, что тот кто за бортом напьется сам они не знали. А ведь пришлось! Когда "Дидро", а за ним "Вольтер" подбросило взрывами, стало не до тостов во славу Франции. Судьба "Абукира", "Кресси" и "Хога" завитала в воздухе. Хотя никаких следов от торпед никто не видел. Вопрос о том ложиться в дрейф идля оказания помощи или продолжать движение, у командира "Лоррейна" даже не возник - он прибавил ход и резко изменил курс. И буквально через две минуты повторил судьбу своих коллег.Поведение союзников в Константинополе указывало на то, что они не особенно стремятся подставляться под неожиданную опасность. Впрочем, для того, чтобы оказать помощь французам им необходимо было провести траление минного поля, границы которого не были известны, при условии наличия тральщиков. А этих самых тральщиков в Константинополе не оказалось. Попытка поврежденного "Дидро" выбраться из минного поля закончилась повторным подрывом на мине, после чего была отдана команда оставить корабль. Как впрочем и остальные два, лишенные способности самостоятельно передвигаться. Решили положиться на случай, надеясь, что ветром и течением корабли корабли отнесет в сторону, и они сумеют избежать гибели. Но не повезло. Кораблям не повезло. Что до экипажей, то они на шлюпках сумели достичь берега, мечтая разобраться с неизвестными обидчиками, портовыми властями, а также союзниками, которые прошляпили минную постановку неизвестным противником. Если бы они знали, что подарвались на своих минах, да еще проданных одним из продажных военных чиновников их горячо любимой Франции, то наверное… Впрочем нам это неинтересно, ибо прощать нанесенные обиды французам и же с ними никто не собирался. В том числе и Мустафа Кемаль. Благо поток контрабандного оружия, хлынувший с Средиземного моря и Черного моря позволял сформировать армию и начать полномасштабную освободительную войну. Чем он и занялся.

Первыми неладное почувствовали итальянцы. В то, что Турции оказывает помощь Тройственный Союз, не мог не поверить только идиот, а то, что произошло в Польше, ясно говорило о том, что шутить с государствами Антанты никто не собирается, поскольку Италия не принимала участия в интервенции России и Германии, то там решили благоразумно соскочить с поезда, пока есть возможность. Ведь если Тройственный Союз объявит в открытую о своем намерении стать союзником Турции, то Италии придется проливать свою кровь за чуждые ей интересы. В конце концов если Англия и Франция боятся выхода России в Средиземное море, то это их проблемы, поскольку Италию такой расклад наоборот устраивает - лишняя головная боль англичанам и французам только усиливает ее позиции на Средиземном море. А по сему Италия официально заявила о своем нейтралитете, и очень быстро убрала войска и корабли из Турции. И не прогадала. Ибо тот, кто дергал за ниточки и управлял развитием ситуации, дергал очень быстро. Внезапная ночная атака кораблей союзной эскадры на рейде Стамбула неизвестными катерами ясно показала, что итальянцы обладают даром предвидения. Чего не скажешь о Греции, которая решила еще больше влезть в конфликт. Эта памятная ночь, когда тайно провезенные в Стамбул катера FL в клочья разнесли большинство кораблей на Стамбульском рейде шла в историю как "Ночь длинных ножей". Именно так кемалисты обозвали управляемые по проводам немецкие катера несшие на борту по полтонны взрывчатки каждый. Два греческих дредноута ушедшие на дно поставили крест на наступлении греческой армии вдоль черноморского побережья.

А следом пришла и другая напасть. Артиллерия Кемаль-паши стала почему-то стрелять очень точно, слизывая с поверхности земли греческие укрепления. Такое впечатление, что из орудий стреляли не турки, а солдаты Второго Рейха. Собственно именно они и стреляли, и не только они - Тройственный Союз заключил мирный договор с правительством Кемаля, и в соответствии с ним стал перебрасывать свои подразделения на ее территорию. Попытки греческого правительства разыграть религиозную карту увы провалились - в то что русские солдаты стреляют в братьев по вере - греческих солдат в России и русской армии никого не интересовало, более того, затронув вопрос о вере, греки вытащили не тот скелет из шкафа, который был уместен в данный момент - так как данная тема очень болезненно ударила по моральному духу греческой армии, который был и без того ослаблен неудачно складывающейся кампанией. Многие солдаты стали отказываться воевать и дезертирство стало приобретать массовый характер. Попытка Англии и Франции подержать Грецию морскими силами была пресечена минными постановками произведенными авиацией Тройственного Союза. Вдоль побережья Черного моря стали дейстовать отряды торпедных катеров, сделав снабжение греческой армии невозможным. После того как несколько кораблей Антанты подорвались на минах в Дарданелльском проливе, Греция запросила о мире.

Условия мира были христианскими - греческую армию попросили убраться из Турции, а остатки греческого флота запертые в Мраморном море перешли победителям. Батареи Босфора и Дарданелл были восстановлены. После того, как англо-французская эскадра обстреляла Средиземноморские города Турции, авиация Тройственного Союза утопила несколько гражданских судов в Средиземном море, а в итальянской печати появились панические слухи, что возле Суэца заметили германскую подводную лодку. Германских подводных лодок разумеется в Средиземном море пока еще не было. Просто Италия решила извлечь выгоду от возникшей паники.

Глава 89 декабрь 1920 года начало 1921 года Древний град Иерусалим, довлеет над тобой, что за дела?

Польша.Из детских сочинений:

"Мне было три года, когда я был в своей комнате, то моя мама сказала, что мне не до играния, потому что надо уезжать, потому что русские окружили ночью и солдаты сказали, чтобы мы выезжали из Карса. Тогда я стал плакать и не хотел уезжать, но моя няня взяла меня на руки и стала упаковывать папины вещи, но когда она положила в сундук две шашки и взяла револьвер и хотела положить в сундук, то она не знала, что он был заряжен, она натянула курок и револьвер выстрелил и задела пуля мне по голове, я закричал и пуля упала в зеркало, тогда через некоторое время умерла моя тетя. Когда мы сели в вагон, то прибежал наш пес, которого звали "Дик", это был немецкий дог. Тогда мой папа позвал Дика, но он повилял хвостом, завизжал и что есть мочи побежал далеко в горы, и там скрылся. Тогда поезд тронулся и мы поехали, папа очень жалел, что убежал Дик. До Черного моря поехали на поезде, а потом на пароходе, который назывался Габсбург. На пароходе папа купил попугая, я был очень рад и всегда, когда я вставал, то я шел купаться, а потом принимал солнечные ванны на палубе. Разговаривал с попугаем, когда я говорил попугаю, то я брал в горсть воды и брызгал его, он мне говорил "не брызгай", тогда я ему говорил: "попка дурак", а он отвечает: "ты сам дурак". Когда я спал, то я слышал, что пароход сделал толчок, но когда я проснулся, то нам дали другую каюту, потому что ночью пароход нашел на камень и пробил дно нашей каюты и стал пропускать воду. Тогда матросы кое-как засмолили дыры, но не позволили ходить в нее, потому что пока не причалим к берегу, чтобы починить дно, когда мы приехали в Салоники, то нам сказали, чтобы мы высадились с Габсбурга, чтобы пойти всем в баню. За нами приехал паром перевезти нас в баню, потому что было мелко и пароход стал недалеко от берега, когда паром приехал за мамой и мной, папы не было, он уехал в Константинополь. Я выкупался, тогда я пошел на берег собирать ракушки. Когда мы приехали на пароход и выкупались, тогда пароход тронулся. Я стал смотреть в окно, и я открыл окно, а волна захлестнула, я кубарем упал на пол и ушибся. После началась качка и я пошел на палубу: все матросы удивлялись, что меня никакая качка не качает, матросы водили меня по машинам, но я ничего не понимал. Капитан говорил, что из меня выйдет славный матрос.

Когда мы приехали в Америку, нам офицер отвел комнату в гостинице, там поместились и Х-ны, мы всегда ходили в горы за фиалками и черепахами, я поймал с Мишей черепаху, и Миша выдумал запречь черепах, потом папа дал нам визу в N, в котором есть школа, в которой я учусь до сих пор".

"Я почувствовал, что в сердце у меня выросла большая немая боль, которую нельзя ни передать словами, ни описать. Вместе с гибелью семейного очага, я увидел разбитым и мой духовный мир. Я упрекал себя, что я перестал любить людей".

"Мне пришлось на пароходе отправиться в белый свет, не зная примут или нет. Когда я попал на пароход, то вдруг со мной случилось такое, что я сам себе не мог объяснить, - мне было совершенно безразлично до всего окружающего, захотелось умереть и больше не видеть этого мерзкого мира".

"Крах (фронта)… все погибло, все надежды, все старания, все, все… и я принял отраву, но, к счастью, меня вылечили и внушили, что мне нужно жить, что стыдно и позорно умереть, испугавшись жизни. Я глубоко благодарен профессору X за его наставление".