Алая сова Инсолье
Шрифт:
Палкой драться отучать не буду. Драка — дело хорошее, полезное. Не умела бы — стайка помойной шпаны запросто могла ограбить, а то и убить, закопав в горе мусора. Правда, если бы Имран сама к ним не полезла, из повозки ее никто бы вытаскивать не стал.
— Заткнись, скотина! — Пока думал, уже успел кучу дел провернуть. Да, я такой, не умею что-то одно творить, мне надо причинять много зла сразу всем. Вот, лагерь злобно оборудовал, святую едой злобно напичкал, кабана злобно поймал и в лес утащил. — Хочешь, чтобы алые сволочи нашу блаженную отобрали, а тебя спалили
— Хр-р-р, — требовательно прохрипел кадавр.
— Лезвия? Куда тебе лезвия, на зад? Не наглей, рагу ты недожаренное. В качестве поощрения могу разве что хвост удлинить и в кисточке иглы помощнее спрятать. Шкура у тебя и так крепкая.
— Хр-р, — насупился кабан.
— А пятна — самая важная часть, без них никак. Я как-то тоже не особо хочу путешествовать на корове. Даже пегих лошадей никогда не покупал. Но увы, главный признак, по которому отличают болотных рогачей, именно эти самые черно-белые пятна. На форму рогов и плотность шкуры никто не обратит внимания, в отличие от цвета. Ну, любуйся.
Кабан еще раз недоверчиво хрюкнул и пошел к заводи. Полюбовался на свое отражение и обматерил меня с головы до ног. Пф-ф-ф, хоть бы что-то новое сказал.
Когда мы пришли в лагерь, костер уже почти прогорел, лютый призрак вернулся с прогулки и по привычке завис в кустах у ручья, там, где раньше валялись его кости, а Имран залезла в повозку и уснула.
Поразительная безмятежность… хоть бы меня подождала. А вдруг?
Хм, нет, не вдруг. Она оставила мне суп в котелке, половину подушек и два одеяла, а также неизвестным образом договорилась с дохлым свиноненавистником — он дернулся и взвился, стоило мне приблизиться к повозке. Опознал, сдул некрокупол и втянулся обратно в кусты.
С ума сойти. Она его тоже приспособила в качестве сторожа! Эй! Это я должен нетрадиционно использовать покойников, мне по крови, рангу и профессии положено! А святым — нельзя.
Ну, зато я еще раз уверился, что детеныш у нас с ней интересный получится. Если даже у святой талант разговаривать со всем темным и мертвым, то там уже при рождении минимум ранг послушника будет. Сделаю парню игрушки из мелких духов, они забавно пищат, если их трясти. И гончую подарю, костяную. Ни грязи, ни вони, в отличие от живых, а сыну в радость.
Глава 27
Алла
— Отличная мышь, очень жирная, — похвалила я. — Ешь сама, мы сыты. А тебе котят кормить.
Кошка, которую я пригласила в корзинку с подстилкой, оказалась на удивление умненькой. Как, впрочем, все животные, с которыми я тут встречалась. Во всяком случае мне казалось, что она понимает простые слова.
А еще кошка осознанно попользовалась нашей повозкой, чтобы переночевать, и утром сама потащила котят в кусты, в вырытую за ночь нору.
Я сомневалась, если честно, правильно ли оставлять эту пушистую семейку в лесу. Все же опыт моего мира говорил, что домашние животные, привыкшие жить рядом с человеком, в дикой природе не выживают. Но здесь, похоже, все несколько иначе.
Потому что заботливая родительница с утра продемонстрировала мне штук пять задушенных мышей, и правда весьма жирных. А одну даже положила мне на подушку под самый нос. Короче, показала, что пропитание добудет. И к людям возвращаться не жаждет.
Как так вышло, что в повозке обнаружился третий котенок, когда мы уже уехали с места ночевки на полдня пути, — загадка.
— Да эта тварь его еще на торговом перекрестке притащила и спрятала к нам, — ругался Инсолье, в чьих очередных подштанниках сюрприз и обнаружился. — Умная тварь. Черных себе в лесу оставила, а это дохлое недоразумение нам подбросила!
Котенок на ощупь был меньше, чем двое других, пищал почти неслышно, а еще его шерстка под моими пальцами ощущалась более длинной и грязно-белой.
— Какого он цвета? — решила уточнить я у Инсолье.
— Помоечного, — буркнул мужчина. — Весь в саже, траве и шатт знает в каком еще го… в чем еще. Выкинь вон в канаву, самое ему там место.
— Знаешь же, что не выкину.
— Ну хорошо, возьмешь ты его — и что, будешь смотреть, как он медленно в муках загибается у тебя на руках?
— Не буду. — Я осторожно окутала нитями маленькое тельце. Кажется, кошка бросила малыша не потому, что хотела нас осчастливить, а потому, что детеныш и правда был не жилец. У него внутри, почти как у Хрюши в день нашей встречи, был такой клубок кривых огрызков, что…
— Да брось, говорю же. Сутки без еды и тепла матери ни один детеныш не выдержит. А молока у нас точно нет, даже коровьего. Он почти сдох. Подгадила нам твоя облезлая знакомая. — В голосе Инсолье проскользнула усталость. — Или просто бросила детеныша, которого все равно не могла спасти. Это жизнь.
— Нет. — Голос обрел твердость, как всегда, когда я была очень сосредоточена на деле. Если мне, тогда совсем неопытной, измученной и ничего не понимающей, удалось помочь Хрюше, то сейчас я должна справиться просто на ура.
Увы, все оказалось сложнее, чем в первый раз. Ниточки в клубке рвались под пальцами и все больше запутывались. Чего-то отчаянно не хватало. Я сама не знаю, как так вышло, что я подхватила из окружающего пространства сначала бледно-сиреневый жгутик Хрюши, а потом и ярко-фиолетовую нить, которой все время щупал воздух вокруг меня Инсолье.
— Чего?! — Я еще успела услышать, как последний охнул, а потом ушла внутрь спутанного клубка, потому что у меня стало получаться! Стало получаться, и…
— Дура! Идиотка! Ты что творишь?!
Голова гудела, как медный котел, в который уронили камень. По подбородку текло теплое. А меня кто-то обнимал изо всех сил, тряс, ругался и буквально силой пытался влить сквозь стиснутые спазмом зубы горячее и горькое.
А еще я снова ослепла. Ни одной нити вокруг, и никаких мультиков в голове.