Алая вуаль
Шрифт:
Капитан был напряжен, словно натянутая тетива – один рывок, и порвется, – но я вцепилась в него еще крепче. Он посмотрел мне прямо в глаза, и я не увидела в нем моего Жана, моего жениха и возлюбленного. Нет. Сейчас он был капитаном Туссеном, а я – шассером, не подчинившимся приказу.
– Это приказ, Селия.
Наконец я услышала заветные слова. Я должна была обрадоваться, но этого не случилось.
Неподалеку раздался смех, но я не обратила внимания и пристально посмотрела на Жана. По щеке у меня стекла слеза. Я дала обещание, что не заплачу, но не сдержала его –
– Слушаюсь, капитан, – прошептала я и, смахнув слезы, отвернулась.
Я не стала оглядываться на него. Не стала смотреть на отца Ашиля, Фредерика и шассеров, которые увидели мой позор и пожалели меня. В одиночестве я шла к Башне, а кольцо на пальце ощущалось как никогда тяжело. И впервые за долгое время я спросила себя: а не совершила ли я роковую ошибку?
Время бездействия было моим врагом.
Я потеряла счет часам и минутам, пока, расхаживая по комнате, ждала Жан-Люка. С каждым шагом гнев разгорался все сильнее, разливаясь в ноющей груди. В какой-то степени это было даже приятно. Гнев не был так уж плох. С ним можно совладать.
«Нам нужно все обсудить», – сказал Жан-Люк.
Глядя на тлеющие угли в очаге, я представила суровое лицо Жана и едва не зарычала от разочарования и злости. У него хватило наглости отослать меня в комнату, как будто я была не его подчиненным и даже не невестой, а непослушным ребенком, путающимся под ногами. Свечи в комнате почти догорели, пока я нетерпеливо мерила шагами комнату. Какие-то потускнели, какие-то погасли. Дождь уже прекратился, но тучи все еще затягивали небо, и тусклый серый свет окутывал спальню. Тени удлинились.
«Иди в Башню и дождись меня в своей комнате».
«Дождись меня в своей комнате».
«Это приказ, Селия».
– Это приказ, Селия, – процедила я сквозь стиснутые зубы и зашвырнула огарок свечи в камин.
Пламя весело зашипело и затрещало, и отчего-то мне стало так радостно на душе. Я вынула из подсвечника другой огарок и кинула его в камин. Потом еще один. И еще. Один за другим я швыряла огарки в пламя, пока не почувствовала, как грудь у меня начала вздыматься, как из глаз потекли слезы и разболелась голова. Как же несправедливо! Да как он посмел приказывать мне после того, как долгие месяцы обращался со мной, как с фарфоровой куклой, как с какой-то белоручкой! И еще ожидал, что я подчинюсь!
– Нельзя усидеть на двух стульях одновременно, Жан.
Преисполненная решимости, я с грохотом и наслаждением распахнула дверь. Я ждала, что ко мне подойдет кто-то из шассеров и отчитает меня за шум, но никто не пришел. Еще бы. Они были заняты своими шассерскими делами, ведь они ответственные охотники, не то что некоторые, нарушающие приказы своего капитана. Подождав еще мгновение, я вздохнула и аккуратно закрыла дверь.
– Они ясно дали понять, что я не шассер.
Я тихо кралась по пустым коридорам в поисках Жана.
Он был прав. Нам действительно нужно было все обсудить, и больше я ждать не собиралась.
Я прошла в другой конец Башни, к его комнате, и почти воинственно постучалась в неприметную дверь, но мне никто не открыл.
Раздался звон колоколов. Пробило пять часов вечера. Я заторопилась к тренировочной площадке. Какое бы дело ни задерживало Жан-Люка, оно не могло его задержать на целых три часа.
Я искала его на площадке, в конюшне, в лазарете и даже в кабинете отца Ашиля, но тщетно, и я отправилась в столовую. Время ужина. Может быть, Жан-Люк еще не успел сегодня поесть. Или, может, он решил поужинать со мной вместе, чтобы разрядить обстановку. Однако за длинными деревянными столами сидели лишь несколько шассеров, и Жан-Люка среди них не было.
– Ты не видел капитана Туссена? – спросила я одного из охотников.
Молодой шассер не отважился поднять взгляд, и меня охватило тревожное чувство.
– Он уже вернулся с кладбища?
«Неужели что-то случилось?»
Шассер отправил в рот огромный кусок вареной картошки, медля с ответом.
– Не знаю, – наконец неохотно произнес он.
Я едва сдерживалась, чтобы не накричать на него, но перед глазами возник обескровленный труп Бабетты, а потом и Жан-Люка. На его шее виднелись две ранки, а прекрасный незнакомец, сжав окровавленные руки, склонился над ним. Ухмыльнувшись, он посмотрел на меня, и зубы у него почему-то были очень острые. С трудом я осталась спокойна.
– Ты знаешь, где он может быть? Он задержал подозреваемого? А где отец Ашиль?
Шассер скривился. Пожав плечами, он демонстративно отвернулся и продолжил разговор со своими товарищами.
Ясно.
Меня охватило сильное беспокойство, и я решила снова пойти на кладбище. Возможно, Жан-Люк все еще был там. Может быть, он нашел какую-то зацепку…
Однако, ступив в вестибюль, я услышала его голос, который раздавался из-за двери, ведущей в подземелье. Я замерла. На душе тут же полегчало. Разумеется! Жан-Люк часто уходил в зал совещаний, когда чувствовал напряжение. Он просматривал свои заметки и читал рукописи, чтобы прояснить мысли. Сняв с каменной стены факел, я бесшумно спустилась по лестнице. Неожиданно раздался другой голос, резкий и громкий, словно говорящий злился. Услышав его, я едва не споткнулась.
– А я в очередной раз повторяю, капитан: ведьмы крови этого не делали!
Лу! Несмотря на ужасные обстоятельства, я вздохнула с облегчением. Если Лу здесь, значит, все хорошо… или скоро все наладится. Лу и Жан-Люк часто работали вместе, и они не допустят того, чтобы участь Бабетты постигла кого-то еще. Ведьмы помогали шассерам, и скоро они непременно найдут этого холодного незнакомца.
В ответ раздался приглушенный звук – может быть, Жан-Люк ударил по столу кулаком?
– Труп был обескровлен, Лу! Как еще можно объяснить это убийство? А все остальные?