Альбина
Шрифт:
— Знаю и это, — произнес незнакомец, утирая слезы, как будто какие-нибудь печальные воспоминания отягчили его сердце при виде этих предметов.
— Теперь пойдемте в погребальный склеп, — прибавил он после минутного молчания.
Эверард хотел выйти из комнаты, но незнакомец удержал его за руку.
— Пройдемте здесь, — сказал он, приблизившись к стене и опершись о нее рукою.
К удивлению Эверарда, вдруг отворилась потаенная дверь, за которою он увидел ступени лестницы.
— Идите за мною, — сказал незнакомец.
По мере того как ночные посетители спускались ниже по лестнице, перед ними разливался трепетный блеск огня.
— Пойдем, уже поздно, тебе надо отдохнуть.
Незнакомец день ото дня сближался с Эверардом, который, со своей стороны, питал к безвестному гостю самую нежную привязанность. Но в то же время незнакомец не мог не заметить, что его молодой друг совершенно чужд здешнему миру. Раз он заговорил о Наполеоне, и Эверард с детским простодушием спросил, что это за человек. Быть может, в ту эпоху один только Эверард во всей Европе не знал имени Наполеона. Незнакомец отвечал, что Наполеон один из тех гениев, которые посылаются Провидением для блага народов, подобно Цезарю или Карлу Великому. Но Эверард не знал ни Цезаря, ни Карла Великого.
XI
Завидной была смерть Гаспара. Он переселился в вечность со спокойною улыбкою праведника. У его изголовья стояли Конрад фон Эппштейн и Роземонда. Итак, его последние желания исполнились. На другой день, только что занялась заря, все семейство проводило Гаспара до его последнего приюта на земле; могила доброго старика оросилась искренними слезами.
Во время этой семейной трагедии Эверард впервые увидел подругу своего детства. Но Роземонде было теперь пятнадцать лет, и Эверард не смел подойти к своей сестре; в его сердце запала какая-то непонятная тревога. Роземонда, заметив смущение эппштейнского дикаря, первая подошла к нему и, протянув свою руку, сказала: «Здравствуй, Эверард». После этого они перекинулись несколькими словами, но Эверард говорил робко, с невольным уважением.
На другой день, когда все возвратились с кладбища, Конрад отвел в сторону Эверарда и Джонатана, чтобы доверить им свои тайны и в то же время проститься с ними. Долг повелевал ему немедленно оставить их, но он не хотел расстаться с сыном Альбины и мужем Вильгельмины, не сказав им ни слова о своей жизни.
— Я изгнан из своего семейства, — сказал он, — кроме вас никто в свете не принимает во мне участия; одни только вы знаете, что я еще существую, и только вам я поверяю свою тайну. Печальна история моей жизни; отчасти вы знаете ее, теперь я доскажу остальное. Удалившись во Францию, я переменил свою фамилию; меня все забыли, даже я сам забыл себя на некоторое время. Но разразилась буря революции, и я поступил на службу новой республике. Моя Ноэми ободряла меня на новом поприще. Но это было самоотречение с ее стороны, самоотречение, которым она хотела вознаградить мою любовь. Я простился с нею, не
— Теперь, Джонатан и Эверард, вы знаете все; сохраните эту тайну, заклинаю вас; ни одного слова о том, что было между нами. Забудьте меня, особенно скрывайте мое свидание с вами от брата Максимилиана. Теперь прощайте, мои друзья. Увижусь ли я с вами — это известно одному Богу. Но я предчувствую, что не в последний раз я был в замке моих предков. До свидания, Джонатан. А ты, Эверард, проводишь меня до Вормса; мне надо еще переговорить с тобою.
Эверард уехал вместе со своим дядею.
XII
Через восемь дней Эверард возвратился из Майнца в свой любимый лес. Но теперь новые мысли волновали его душу; он не мог дать себе отчета в происшествиях, случившихся в один месяц. Отъезд Джонатана, прибытие Конрада, смерть Гаспара, возвращение Роземонды, рассказ дяди о первом посещении замка за шесть месяцев до смерти Альбины — сколько случаев, сколько идей! Прошедшее прояснилось, будущее оставалось в тени. Но история несчастной любви Конрада и Ноэми как будто бросила искру света и в будущность Эверарда.
Эверард подумал о Роземонде и побледнел от этой мысли. Теперь он боялся увидеться с нею, и вместо того чтобы возвратиться в домик егермейстера, он направил свои шаги к замку. Поздно вечером он дошел до калитки парка. Занятый своими мыслями, мечтатель не замечал необыкновенного движения на дворе и в коридорах и с поникшей головою медленно прошел в свою комнату.
— Вот господин Эверард! — сказал слуга, отворив ему дверь.
Эверард вошел в комнату, не понимая, к чему был сделан этот возглас. Какой-то незнакомый мужчина высокого роста сидел в креслах перед пылающим камином.
— А, да, вот господин Эверард! — повторил незнакомец сардоническим голосом и встал со своего места.
— Да, это я! — сказал Эверард, с удивлением посмотрев на незнакомца, который расположился как дома в комнате Альбины. — Что вам угодно?
— Что угодно? Я хочу знать, откуда ты пришел, бродяга.
— Откуда мне вздумалось, — отвечал Эверард, — кажется, я никому не должен отдавать отчета в этом.
— Какая дерзость! — произнес незнакомец, нахмурив брови. — Знаете ли вы, государь мой, с кем вы говорите?
— Сказать правду, решительно не знаю, — отвечал Эверард.
— Как, не знаете? Вы шутите, когда я спрашиваю вас, забавляетесь, когда я обвиняю вас.
— Конечно, потому что я не знаю, какое вы имеете право спрашивать и обвинять меня.
— Какое право? Вы глупец, государь мой! Я граф Максимилиан фон Эппштейн… я… ваш… отец.
— Вы граф фон Эппштейн! Вы мой отец! — вскричал Эверард.
— А! Вы не узнали меня? Да, чудесное, совершенно сыновнее извинение.