Альбинос (сборник)
Шрифт:
Я показал в сторону, куда двигался катамаран.
– К Херсон-Граду. Мне нужно к гетманам, Чак.
Глава 16
Небо над горизонтом из черного стало бледно-серым, потом темно-синим, звезды погасли. Инка спала на койке, Чак в рубке притих, и я прошел к нему. Карлик вцепился в руль, не дыша, глядел вперед, но не на осажденный город, а на далекий горизонт за ним. Блеклое, холодное свечение разливалось по небу – солнце вставало.
Я спросил:
– Что значит «Каботажник»?
Он вздрогнул, будто
– Да некроз его знает. Это мне один ученый большак в древней книжке вычитал. Старое слово какое-то… Понравилось мне. Мутант меня побери! – Чак приложил руку козырьком ко лбу, привстав в кресле, подался к лобовому окну. – Ты видишь, какая красота, человече? Какая красота! Лететь туда… эх, к горизонту! Видеть, как солнце тает в облаках, и еле видимый свет, словно от свечи, горит где-то в глубине…
Я удивленно посмотрел на него. Маленькое, некрасивое личико карлика будто светилось.
– Лететь, – повторил он. – К горизонту, а? Больше ничего мне не надо.
– Вот только на горизонте может ждать смерть, – возразил я.
– Это ты о чем?
– Орест считает, что до Погибели жизнь была безопаснее. По крайней мере, в наших местах. С одной стороны, у предков было мощное оружие и техника, с другой, они так устроили свою жизнь, что обычному человеку не часто что-то угрожало.
– Ну так и чё? К чему ты это?
Я повел рукой, пытаясь четче сформулировать мысль.
– К тому, что до Погибели за горизонтом тебя бы ждали, скорее всего, такие же земли, знакомая жизнь. Ничего нового.
– Ну так я и радуюсь, что живу в такие времена, как сейчас.
– Правильно, теперь время более интересное. Есть куда лететь. Или ехать. За горизонтом может ждать все что угодно, потому ты туда и стремишься. Жить интересно, когда жизнь опасна. Одно связано с другим.
Он пожал плечами.
– Да и ладно. Пусть там ждет костлявая, я все равно за горизонт полечу.
Я не ответил, потому что он был прав: что бы ни поджидало впереди, жить так все равно лучше, чем воевать за земли, деньги, власть, женщин или что-то еще. Лететь… или ехать. Снова вспомнилось ощущение, возникшее, когда я взялся за рулевое колесо, и в голове зазвучала губная гармошка.
Чак закашлялся, сел в кресле поудобнее и махнул рукой.
– Мне бы только батареи солнечные сделать. Уж тогда бы я полетал! А ты чего хочешь, человече?
– С машиной разобраться. Чтобы ни она сама, ни оружие с нее никому не досталось. Не хочу, чтобы кто-то такие автоматы себе заполучил или бомбы, которые мы там видели.
– Ну, это понятно. Это такая цель, как сказать… – он пошевелил пальчиками в воздухе. – Альтруизная. И это сейчасная цель, ты ее прям сейчас достичь хочешь. А вообще вот, если выживешь, в чем я, правда, сомневаюсь… что дальше?
– Еще не знаю. Одно понимаю: ни к гетманам, ни к херсонцам, ни даже к кочевникам мне не хочется.
– В доставщики иди, – посоветовал он. – Вот как я. Хорошее дело.
Приблизиться к Херсон-Граду нам позволило то, что рассвет лишь начался, а гетманы были заняты городом и на пустошь за спиной не обращали особого внимания.
Издалека мы увидели вспышки перед воротами, через которые когда-то въехали в город. Чак осторожно повел термоплан дальше, сбросив для страховки обрезок рельса на веревке, который волочился по мусорному пустырю, тормозя «Каботажник» на случай, если вдруг подует сильный попутный ветер.
В лобовом окне замаячило большое темное пятно перед воротами – в том месте гетманы сожгли дотла трущобы, расчистив подъезд. Я почему-то вдруг вспомнил оборванца, волочившего на веревочке труп детеныша-мутафага. Где теперь тот беспризорник? Погиб от шальной пули гетманов, или как-то просочился в город, или спрятался в одном из подвалов под трущобами, или, перед тем как подошла армия, сбежал в крымские пустоши и теперь, голодный, пробирается через них, боясь попасться на глаза одной из банд или стае псов? Города древних, когда-то стоявшие в этих местах, давно разграблены, земли Крыма бедны, поживиться тут особо нечем – говорят, голод иногда доводит бандитов до того, что они становятся людоедами, ловят бродяг на окраинах поселений или торговцев-одиночек, не способных нанять охрану, а когда никого не удается поймать, начинают убивать и поедать друг друга.
Над остатками некоторых развалюх еще поднимался дым. Гетманы постарались расставить свои машины кольцом вокруг всего города, мы разглядели походные палатки и фигуры людей, прячущихся за остатками зданий, машинами и наскоро наваленными баррикадами из обломков и обгоревших бревен. На стене Херсон-Града часто мелькали вспышки, сквозь рокот пропеллера и гул мотора доносились хлопки выстрелов.
– Ежели тебе инкерманское начальство надо, то оно тут скорее всего, – Чак показал на площадку. – Перед воротами этими. О, смотри, чего творят!
Он сунул мне бинокль, сдвинул рычаг, и «Каботажник» начал медленно поворачивать. На утоптанную земляную площадку перед воротами выскочила необычная машина – длинный приземистый кар без кабины, с гнутыми трубами над бортами. На нем, выступая далеко вперед, лежало толстое бревно с заостренным концом, на котором сбоку виднелось округлое утолщение. Там мерцал огонек. Бревно было ремнями примотано к трубам, второй конец немного выступал за багажник.
Машина помчалась прямо к воротам, над которыми замелькали вспышки. Часто захлопали выстрелы, баррикады и руины отозвались стуком пулемета и треском ружей.
– Это ж автотаран у них! – воскликнул Чак. – Не, ты видел? Там горит, на конце бревна этого…
Водитель выскочил из кара, когда тот уже на полном ходу несся к воротам. Покатился по земле, поднялся, бросился бежать, вскинул руки и упал, когда пули ударили ему в спину.
– Небось преступник гетманский или раб какой, – прокомментировал карлик. – Сказали – отпустим, если выживешь.
С городской стены кинули гранату, но не очень удачно – она взорвалась немного в стороне от кара. Если бы перед ним, машина до ворот не доехала бы, а так она лишь встала на два колеса, когда правый борт подбросило взрывом. Мгновение казалось, что у гетманов ничего не вышло, но кар долетел до ворот и врезался в них.