Алчба под вязами
Шрифт:
Дом этот я своим сделаю! В ём одна лишь комната покуда не моя, да этой ночью и она моею станет. Пойду-ка зажгу в ей свет. (Насмешливо ему кланяется.) Не соизволите ли вы за мной поухаживать в лучшей гостиной, мистер Кэбот?
Ибен (крайне растерянный, уставился на нее, говорит тупо). Не смей! Гостиную не отпирали с тех пор, как маманя померла! Там ейный гроб стоял! Не смей…
Но глаза ее до того жгуче впились в его глаза, что воля его как будто оказалась испепеленной ее волей.
Эбби (держит его взгляд на приколе своего и вкладывает в слова всю свою волю, пока пятится к двери). Жду тебя вскорости, Ибен.
Эбби уходит. Какое-то время Ибен смотрит ей вслед, двигаясь к двери. В окне гостиной загорается свет.
Ибен (бормочет). В гостиной? (Это, видимо, вызывает определенные ассоциации, потому что он возвращается, надевает белую рубашку, воротничок, автоматически завязывает наполовину галстук, берет шляпу, стоит босой, растерянно оглядываясь по сторонам, и недоуменно бормочет.) Маманя! Да где же ты?
И медленно направляется к двери.
Сцена третья
Через несколько минут. Открывается гостиная, мрачная, гнетущая комната, подобная склепу, в котором хоронят заживо. Эбби сидит на краю набитого конским волосом дивана. Она зажгла все свечи, и комната предстает во всем своем законсервированном уродстве. С Эбби произошла перемена. Теперь она охвачена ужасом, готова убежать.
Дверь отворяется, входит Ибен. На его лице написана смятенная одержимость. Он стоит уставясь на нее, босой, с безвольно повисшими руками, и держит шляпу.
Эбби (после паузы, с нервной, «светской» учтивостью). Ты не присядешь?
Ибен (тупо). Ага.
Автоматически, аккуратно кладет шляпу на пол возле двери и напряженно садится рядом с Эбби на край дивана. Оба неподвижны и смотрят прямо перед собой глазами, полными страха.
Эбби. Когда я сюда вошла – впотьмах – тут вроде что-то было.
Ибен (просто). Мать моя.
Эбби. Я и сейчас чувствую… что-то.
Ибен. Это мать моя.
Эбби. Попервоначалу я перепужалась. Так и подмывало закричать да убечь. А теперь ты пришел и оно вроде бы ко мне смягчилось, подобрело. (Обращаясь в пустоту – странно.) Спасибо.
Ибен. Мать завсегда меня любила.
Эбби. Может, понимает, что я тебя люблю. Может, потому и подобрела.
Ибен (тупо). Не знаю. Я бы думал, что она тебя ненавидеть будет.
Эбби (уверенно). Нет. Чую, ненависти ко мне больше нету.
Ибен. Ненавидеть за то, что ты место ейное заняла – тут, в ейном доме, сидишь в гостиной, где гроб ейный стоял… (Внезапно останавливается, в отупении
Эбби. Ты чего, Ибен?
Ибен (шепотом). Маманя вроде бы не хочет, чтобы я тебе напоминал.
Эбби (взволнованно). Чуяла я, Ибен! Она ко мне добрая! У ей ко мне вовсе нету недоброхотства за то, о чем я знать не знала и поправить не могла!
Ибен. У мамани к нему недоброхотство.
Эбби. Нну, и у всех нас тоже.
Ибен. Ага. (С жаром.) А уж у меня-то еще какое!
Эбби (берет его за руку и похлопывает по ней). Нну, нну… Ты об нем не думай, не серчай. Ты о матушке своей подумай, потому как она к нам добрая. Расскажи мне про матушку, Ибен.
Ибен. Да нечего особо рассказывать. Добрая она была. Хорошая была.
Эбби (одной рукой обнимает его за плечи, чего он как будто не замечает – страстно). Я с тобой буду хорошая да добрая!
Ибен. Иногда она пела.
Эбби. Я тебе петь буду!
Ибен. Это ейный дом. Это ейная ферма.
Эбби. Это мой дом! Это моя ферма!
Ибен. Он у ей все оттягал. Она была мягкая, слабая. Он ее не ценил.
Эбби. И меня не ценит!
Ибен. Он жестокостью своей ее убил.
Эбби. И меня убивает!
Ибен. Она померла. (Пауза.) Иногда она мне пела. (Разражается рыданиями.)
Эбби (обнимает его обеими руками – с буйной страстью). Я тебе петь буду! Я за тебя помру! (Несмотря на ее всепоглощающее вожделение к нему, в ее поведении и голосе сквозит искренняя материнская любовь – ужасающая смесь похоти и материнской любви.) Ты не плачь, Ибен! Я тебе заместо матери буду! Чем она была для тебя, я стану! Дай, я тебя поцелую, Ибен!
Поворачивает его голову к себе. Растерянный, он притворно сопротивляется. Она нежна.
Да ты не пужайся! Я тебя по-чистому поцелую, Ибен – совсем как мать, а ты меня как мой сын, мой мальчик, когда перед сном прощаешься! Поцелуй меня, Ибен.
Они сдержанно целуются. Внезапно ее обуревает бешеная страсть. Она похотливо целует его – снова и снова, – а он обхватывает ее и возвращает ей поцелуи. Внезапно, как в спальне, он бешено вырывается и вскакивает. Он весь дрожит, обуянный странным ужасом, Эбби со свирепой мольбой протягивает к нему руки.
Нет, Ибен, не бросай меня! Да ты нешто не видишь, до чего этого мало – любить тебя по-материнскому, – нешто не видишь, что кроме этого должно быть больше, куда как больше, во сто раз больше – чтобы я была счастливая, чтобы ты был счастливый?
Ибен (к той, чье присутствие ощущает). Маманя! Маманя! Чего тебе? Что ты хочешь мне сказать?
Эбби. Хочет сказать, чтобы ты меня любил. Она знает, что я тебя люблю, что я буду к тебе добрая. Ты это нешто не чуешь? Не понимаешь? Она велит мне любить тебя, Ибен!