Алчность и слава Уолл-Стрит

Стюарт Джеймс

В лагере Милкена, представители которого с презрением отзывались о прессе в разговорах как с адвокатами и служащими Drexel, так и с другими собеседниками, подобных сомнений не возникало. Уильямс, однако, все чаще призывал к осторожности – его влияние на ход событий начало ослабевать. В начале 1987 года больной раком Уильямс перенес хирургическую операцию, после которой заметно сдал. Он полагал, что пока нет необходимости думать о каких-либо переговорах, и знал, что Милкен даже не примет во внимание возможность таковых, но понимал, что отказываться от налаженных в свое время контактов с федеральной прокуратурой вряд ли стоит. Однажды он доверительно сообщил Литту, что версия обвинения, вероятно, будет со временем усиливаться, а не ослабевать.

Вскоре

после операции Уильямс договорился встретиться в Нью-Йорке с Карберри, начальником уголовного отдела Говардом Уилсоном и еще одним сотрудником прокуратуры, подключенным к делу Милкена. Уильямс приехал один. После обсуждения явно незначительного прогресса в работе над делом, в конце которого Карберри вновь заявил о своем нежелании распространяться о расследовании, находящемся пока что на ранней стадии, Уильямс в заключение спросил: «Сколько, по-вашему, оно еще продлится?»

Карберри сказал, что до вынесения обвинительного акта пройдет около двух лет. Уильямс задумался. «Я к тому времени уже умру, – наконец произнес он. – Вы не могли бы действовать побыстрее?»

В среду, 11 февраля 1987 года, Дунай, уйдя из квартиры Сигела, поспешил на Сент-Эндрюс-плаза для встречи с Карберри и Нилом Картушелло, помощником федерального прокурора, которому Карберри поручил дела, «отпочковавшиеся» от дела Сигела в ходе следствия. Учитывая, что Тейбор, несомненно, догадался о проведении тайной операции и мог поделиться своими соображениями с кем угодно, времени было в обрез. Дунай хотел на следующий же день принять меры против Фримена, Уигтона и Тейбора и хотел, чтобы Сигел в пятницу сделал заявление о признании вины. Карберри дал согласие.

Карберри считал, что всех троих подозреваемых надо арестовать, а не вызывать их повестками, как Сигела и Боски, или рассчитывать на то, что они окажут содействие по собственной инициативе. Фримен, ранее уже получивший повестку в рамках следствия по делу Боски, встретил идею сотрудничества в штыки, хотя у него, как Карберри узнал от другого юриста, «нервы» были «ни к черту». Тейбор, только что уволенный из Merrill Lynch, тоже казался уязвимым. Карберри допускал, что шок, вызванный публичным арестом, вынудит одного или более из задержанных капитулировать и сознаться. Он уже давно пришел к выводу, что на «белых воротничков» с Уолл-стрит, слишком пекущихся о респектабельности, психологическое давление такого рода действует весьма эффективно.

Карберри и Картушелло поднялись по лестнице, чтобы встретиться с Джулиани и Уилсоном. Карберри полагал, что Фримен откровенно занимался незаконным обменом инсайдерской информацией. То, что компенсация, которой он требовал за свои «услуги», в подавляющем большинстве случаев была не денежной, а информационной, сказывалось на честности рынка еще более негативно. Что же до Уигтона и Тейлора, то Сигел не утверждал, что им известно о его сговоре с Фрименом. Но, общаясь с ними, Сигел как минимум один раз сослался на Фримена как на источник информации, и Карберри думал, что те наверняка поняли, что Сигел получает ее от арбитражера из Goldman, Sachs постоянно. На это недвусмысленно указывал характер торговли арбитражного отдела Kidder, Peabody.

«Давайте их арестуем», – предложил Карберри. Джулиани согласился без малейших колебаний. Возможная реакция общественности даже не обсуждалась. Аресты были обычным делом. На основании подписанного Дунаном аффидевита с обвинением в совершении преступления, составленного по стенографическим записям, сделанным Паскалем на допросах Сигела, сотрудники прокуратуры получили необходимые ордеры на арест. После этого Дунай спешно отправился на квартиру Тейбора в Верхнем Ист-Сайде.

Едва ли не с самого начала все пошло наперекосяк. В вестибюле дома, где жил Тейбор, его заковали в наручники и обыскали в поисках оружия. Потом ему разрешили вернуться в квартиру и надеть пальто, после чего, уже поздно вечером, его доставили в исправительный центр «Метрополитен».

Обвинители надеялись, что Тейбор сочтет за благо признаться в содеянном и сотрудничать, но тот, как говорится, не поддался на провокацию. Карберри, видимо, недооценивал эмоциональный склад и спаянность большинства «белых воротничков» с Уолл-стрит. Боски и Сигел в их готовности к признанию и сотрудничеству являлись скорее исключением, чем правилом. Уолл-стрит была и остается маленьким и изолированным мирком, где бал правят деньги, взаимные услуги и мощная круговая порука. Нельзя было исключать и такой вариант, что Тейбор так никогда и не «вычислил» цепочку Сигел-Фримен и никаких показаний дать не может. Как бы то ни было, ночь в исправительном центре явно сделала его еще более несговорчивым, чем днем ранее.

Наутро, когда на бетонно-асфальтовые ущелья цитадели финансового мира обрушился внезапный снегопад, Дунай и двое инспекторов почтовой полиции прибыли в головной офис Goldman, Sachs на Брод-стрит. «У нас ордер на арест Роберта Фримена», – сказал Дунай сотруднику службы охраны здания, и тот, потрясенный, без возражений пропустил визитеров наверх.

Застекленный кабинет Фримена на 29-м этаже находился в непосредственной близости от просторного операционного зала Goldman. Когда бригада вошла в кабинет, его хозяин, на лице которого читалась тревога, встал из-за стола. До прихода агентов он занимался тем, что спешно пытался привести в порядок незаконченные дела; во второй половине дни он собирался уехать домой, чтобы затем отправиться с семьей на длинный уик-энд Дня президента [88] , в Скалистые горы для катания на лыжах.

[88] День президента (President's Day) – национальный праздник США, день рождения первого американского президента Джорджа Вашингтона (22 февраля), отмечаемый в третий понедельник февраля, чтобы не потерять выходной день.

«У меня ордер на ваш арест, выданный федеральными властями, – сказал Дунай. – Вы арестованы». Подчиняясь указаниям Дунана, Фримен наклонился вперед и положил руки на стол. Дунай обыскал его в поисках оружия и вынул все из карманов. Фримен молчал. Инцидент вызвал некоторое смятение в торговом зале; трейдеры вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть происходящее.

Фримен спросил разрешения воспользоваться телефоном и позвонил одному из внутрифирменных адвокатов Goldman, который поспешно явился к нему в кабинет Адвокат позвонил Лэрри Педовицу, который представлял фирму с тех Пор, как Фримен получил повестку в связи с делом Боски.

Педовиц, некогда работавший с Дунаном в федеральной прокуратуре, слушал, как тот излагает пункты обвинения. Дунай сообщил, что у него есть ордер на обыск в кабинете Фримена и по соседству. Потом двое почтовых полицейских пошли с Фрименом к лифтам; в вестибюле они надели на него наручники. Дунай остался в офисе, отгородил специальной лентой обширную зону вокруг кабинета Фримена и начал просматривать ящики письменных столов и картотечные шкафы, извлекая документы и складывая их в картонные коробки.

Пока агенты протискивались вместе с Фрименом к выходу из штаб-квартиры Goldman, еще одна федеральная бригада прибыла в офис Kidder, Peabody на Гановер-сквер. Ричард Уигтон, сидя за письменным столом, поднял глаза и увидел на пороге своего кабинета на 18-м этаже секретаршу из приемной. «К вам мистер Морено», – сказала она.

Уигтон заглянул в свой ежедневник. На утро 12 февраля никаких посетителей записано не было. Биржевой день был в самом разгаре, и Уигтону не хотелось отвлекаться от дел. «Сейчас у меня нет времени, – сказал он секретарше. – Ему не назначено». Уигтон мысленно предположил, что незваный гость ищет работу. Среди студентов колледжей, мечтавших устроиться в инвестиционные банки, находились такие, которые бродили по Уолл-стрит и навязчиво предлагали свои услуги. Уигтон вернулся к работе.