Алчность и слава Уолл-Стрит

Стюарт Джеймс

Вскоре после слияния во все отделы поступила просьба представить список лиц для рассмотрения в качестве кандидатов на пост «директора-распорядителя», эквивалентный партнеру, в теперь уже открыто продаваемой компании. Уотерс, Хилл, Бингем, Питер Соломон и другие представители элиты отдела М&А встретились, чтобы составить свой список, и кратко, очень кратко обсудили вопрос о включении в него имени Ливайна.

Тот факт, что кандидатура Ливайна даже обсуждалась, свидетельствовал скорее о внутреннем климате фирмы, чем об оценке коллегами талантов Ливайна. Shearson Lehman рассматривалась как новое игровое поле, и прежние партнеры Lehman считали, что им следует

широко раскинуть сети при рассмотрении кандидатур директоров-распорядителей. Кроме того, они осознали, что появилась возможность повысить в должности многих сотрудников; было очевидно, что Shearson хочет остановить отток талантов Lehman в другие фирмы.

Тем не менее никто не изменил своего мнения о слабости Ливайна в основополагающих элементах инвестиционно-банковского дела – даже Соломон, его самый большой сторонник. За Ливайном признавали определенную деловую хватку, но проявлять ее так или иначе должны были все сотрудники фирмы, а достижения Ливайна отнюдь не являлись выдающимися. Мало того, его отношение к коллегам и позерство оттолкнули от него многих молодых сотрудников отдела. Поэтому кандидатура Ливайна после непродолжительного обсуждения была отвергнута. Намного более лестных отзывов был удостоен Соколоу, которого исключили из списка лишь из-за молодости.

Ливайн был ошеломлен. Он горько жаловался Уилкису и начал приставать к Соломону, который пытался его утешить, обещая, что его кандидатуру еще раз обсудят позднее в том же году. При повторном рассмотрении Shearson Lehman вновь не повысила его до директора-распорядителя. Но фирма его ценила: он был назначен старшим вице-президентом и вдобавок к зарплате в 75 000 долларов получил премию в размере 500 000 долларов.

Это было королевским вознаграждением даже по стандартам помешанной на деньгах Уолл-стрит О таких суммах подавляющее большинство 33-летних сверстников Ливайна из Куинса даже и не мечтало. Но Ливайн встретил эту новость с презрением. Он считал, что для поддержания того уровня жизни, который он для себя недавно открыл, какого-то полумиллиона долларов явно недостаточно.

С самого начала Ливайн внушал другим участникам игры, что их расходы, потребление и стиль жизни должны быть скромными, чтобы не возникало вопросов об их доходах. Но сам он начал нарушать им же установленные ограничения почти сразу, сначала выделяя себе «карманные деньги», а позднее – покупая все более экстравагантные символы своего статуса.

Его «БМВ» последней модели уже вызвал недоумение среди коллег, но это было только начало. Ливайн и его жена стали завсегдатаями многих фешенебельных ресторанов Манхэттена. Обычно Ливайн расплачивался наличными. Он купил жене бриллиантовое колье. Его отец Филипп получил новый «ягуар». Ливайн стал часто посещать дорогие художественные галереи для снобов, где оказался легкой мишенью для наблюдательных и искушенных дельцов. Он приобрел произведения Пикассо, Миро и Родена.

Помимо того, он истратил 500 000 долларов на приобретение главного символа благосостояния манхэттенских нуворишей – большой кооперативной квартиры на Парк-авеню. Здание, которое он выбрал на восточной стороне широкого бульвара, изобилует готическими деталями и занимает почти целый квартал. Чтобы попасть во внутренний двор, нужно пройти через импозантные кованые железные ворота. Это воплощение довоенной буржуазной респектабельности едва ли было во вкусе Ливайна, но он не стал тратить время на поиск квартиры, соответствующей его представлениям об идеале.

Ливайн нанял архитектора-декоратора, и началась глобальная реконструкция квартиры. Старые стены

были сломаны и выстроены новые, со сглаженной кривизной. Между столовой и одной из спален установили стеклоблоки. Полы были выложены паркетом из отбеленного дуба. Были созданы новые ультрасовременные ванные комнаты и ослепительная, оснащенная по последнему слову техники кухня, выполненная на месте старой с расширением площади.

Рейч, живший в старом доме из красного кирпича в Уэст-Сайде, был поражен переделкой квартиры, равно как и уровнем ее технической оснащенности. Несмотря на частые презрительные отзывы о «шестерке»-декораторе, Ливайну новая среда обитания явно нравилась. Больше всего он любил большой цветной телевизор, который при нажатии на кнопку, расположенную возле кровати, появлялся из тайника в сделанном на заказ бюро. Реконструкция обошлась Ливайну в 500 000 долларов, что позволяло ему как бы невзначай хвастаться квартирой «за миллион долларов».

Чтобы за все это платить, Ливайну приходилось гораздо чаще посещать Bank Leu на Багамах. Эти поездки он часто описывал коллегам как азартные увеселительные прогулки. Тамошние банкиры зачастую были вынуждены лезть из кожи вон, чтобы собрать для Ливайна достаточное количество стодолларовых банкнот, так как от более мелких купюр он отказывался. В одном только 1984 году Ливайн снял со счета 200 000 долларов в марте, 200 000 долларов в июле и 90 000 долларов в декабре. Все эти деньги он, по-видимому, потратил.

К тому времени, когда Ливайн узнал о том, что его повышают только до старшего вице-президента, он уже собирался уходить из Shearson Lehman. По мере того как поток сделок в течение года устойчиво возрастал, другие фирмы отчаянно хватались за инвестиционных банкиров даже с очень скромным опытом в сфере М&А, и нанятый Ливайном «охотник за головами» из Hadley Lockwood обнаружил, что некогда безнадежное резюме его клиента пользуется большим спросом. Почти все основные инвестиционные банки желали, по крайней мере, рассмотреть возможность найма Ливайна; его пытался завербовать даже Гличер, работавший теперь в Morgan Stanley.

Однако Ливайн почти сразу же, что называется, положил глаз на Drexel. Первые его контакты с фирмой состоялись в марте, и он сообщил Уилкису: «Они меня любят». Drexel, сказал он, – это «лицензия на печатание денег». Фирме, стремившейся доукомплектовать отдел Милкена на Западном побережье, требовался лишь «великий банкир» вроде него. Он мысленно рисовал себе картину того, как он будет водить компанию с сэром Джеймсом Голдсмитом и Рональдом Перельманом, что должно было стать прелюдией к тому дню, когда он сам выйдет на сцену как главный корпоративный рейдер.

Hadley Lockwood сделала для Ливайна заказное резюме, специально «нацеленное» на Drexel. Оно было едва ли не пародией на ценимые в ту пору качества и начиналось так: «Деннис характеризует себя как человека, который искренне любит делать две вещи – заключать сделки и зарабатывать деньги».

Drexel, говорилось далее в резюме, «как нельзя лучше отвечает» умению Ливайна совершать «агрессивные» сделки и «внутренним ресурсам нового поколения бизнесменов». Оно превратило в добродетель даже слабые академические данные и отсутствие предприимчивости: «Получив образование, которое, как правило, не позволяет рассчитывать на место инвестиционного банкира, Деннис пробился в основную категорию с большим трудом. С течением времени он стал до некоторой степени трудоголиком, который редко снисходит до собеседований, за исключением тех, что должны состояться немедленно, и зачастую вынужден отменять даже таковые».