Алекс и Алекс 4
Шрифт:
— Почему?
— Потому что любые клановые, не получив ответа от него, пойдут спрашивать у его близких. — Простенько отвечает Анна. — Если ответ нам важен или принципиален. А у него молодая жена, двое детей от первого брака и трое сейчас, уже во втором.
— Ничего себе… И ты об этом так просто говоришь мне? — видимо, что-то не укладывается у меня в голове, и это как-то отражается на моём лице.
Потому что в следующую секунда Анна сама поясняет:
— Ты не думай, что я это сделаю ради удовольствия! Боже упаси… Но мой отец прав в том плане, что проскочить мимо подобного в жизни нам удаётся крайне редко.
— Как насчёт того, что и ты подставишься под закон? Это ведь не совсем законная беседа будет.
— Это ты мне после своих собак говоришь?! — искренне удивляется она.
— Упс, точно. Это я упустил из виду. — Спохватываюсь, не находя более аргументов.
— И потом, поясню по аналогии. У О’Брайена есть одна деталь, которая делает его очень удобным в данном случае. Ну или уязвимым, это как сказать… Он без искры. Напомнить тебе, чем закончилось разбирательство, когда тебя чуть не поджарили до смерти на улице? — напоминает она достаточно неприятный эпизод моей собственной биографии. — Все живы, все здоровы. Никто не пострадал, кроме твоей матери… Извини! Просто потому, что в муниципалитете не первый десяток лет, и не одно поколение, культивируется сложившийся баланс. Простак в суде не тянет даже против обычного одарённого. Не говоря уже о клане. Тем более, из первой десятки.
— То, что он полицейский, не влияет? Никак? — подпускаю скепсиса в голос.
— А то, что ты был несовершеннолетний, на что-то повлияло в суде или ещё где? — моментально отзеркаливает Анна. — Забудь ты этот бред про права и конституцию! Целее будешь! Прав тот, кто сильнее! И кто свои права лучше умеет отстоять! У простака-копа, ещё и не отсюда, а из Ирландии, против местного клана шансов ещё меньше, чем у тебя против него. И потом, не воспринимай это, как подарок! — она чего-то разгорячилась и даже покраснела. — Это в первую очередь моя личная тренировка, в достаточно стерильных условиях! Рассказала бы я тебе, как это выглядит в первой десятке кланов иной раз, когда такого удобного момента не подворачивается… Но не буду. Чтоб ты в жизни не разочаровывался.
_________
За некоторое время до этого.
— Ты уверена, что тебе это нужно? — Грег Хаас задумчиво и пронзительно смотрел на своего ребёнка. — Помнится, приведение даже абсолютно законного приговора в действие стало для тебя неприятным личным испытанием.
— Вот именно поэтому и нужно. — Упрямо ответила дочь. — Ты сам говоришь: в ракушке всю жизнь не отсидишься.
— Ты не подумай, что я тебя отговариваю! — на всякий случай, решил объясниться отец. — Более того. Я тремя руками за личный прогресс, особенно в узких местах. Но как-то оно всё… странно, что ли.
— Пап, помнишь, ты рассказывал, что в прошлом поколении безнадёжно отстали те кланы, где рулили старики? — неожиданно припомнила один давний разговор Анна.
— А при чём тут это? — не сразу ухватил посыл Хаас-старший.
— А помнишь, ты рассказывал: это случилось только потому, что старое поколение не оценило в полной мере роль научно-технической революции. И продолжало, грубо говоря, ковыряться в книгах, когда за тебя это делали
— Ну да, так и есть, — согласился Грег. — Но здесь это каким местом?!
— Смена эпох. — Коротко заявила дочь. Потом пояснила. — Мне кажется, мы сейчас стоим на пороге смены эпох. Как и в тот раз. Только сейчас революционным будет тот факт, что искра больше не будет являться гарантией социальной элитарности. С учётом информационной эры, смена ценностей может вообще за несколько лет камня на камне не оставит от текущего status quo.
Хаас-отец смотрел на своего ребёнка широко открытыми глазами и не знал, что сказать. Не в последнюю очередь оттого, что её аргументы его впечатлили.
— Вот я хочу попробовать свой шанс. — Продолжала тем временем напирать Анна. — Тем более, в данном случае, как ты говоришь, по максимуму выйдем на хулиганку. И скроемся от муниципалов в Корпусе.
— Я не знаю, что тебе ответить. — Откровенно признался Грег.
— А я тебя ставлю в известность, а не договариваюсь. — Подвела итог короткой беседы дочь. — Это моя жизнь. Пусть я лучше ошибусь, ты меня спасёшь, и мы будем семьёй и дальше. Чем ты сломаешь меня через колено, заставишь делать по-твоему. А я потом буду всю жизнь жалеть о том, что не добилась, чего могла, из-за тебя.
Хаас-старший ещё какое-то время молча смотрел на захлопнувшуюся за дочкой дверь. Потом вздохнул, поднялся и пошёл к мини-бару.
Глава 6
Именно эта задача конкретного решения не имела. Как и правильного.
По крайней мере, она явно не решалась в рамках этого курса. А в список тестовых материалов идиотское упражнение попадало из года в год по наследству, из давно забытых программ, ибо менять данную программу тестирования можно только с разрешения с самого верха (что явствует из грифа документа, живущего без изменений вот уж сколько поколений учащихся).
Тридцатипятилетняя, приятная на вид, неглупая от природы, Синтия Конелли чудесно понимала, откуда вообще взялся этот аппендикс. Как сказано классиками, «…сколько заведующих кафедр в стране — столько же будет и учебников теории». А затевать долгую череду согласований с великими педагогами из Института Сухопутных Войск было ненужно ни ей, ни её многочисленным предшественникам.
В кулуарах говорят, именно её предшественник как раз и попытался. Но попал то ли на разработчика этого материала, то ли на его лучшего ученика. В результате чего, на должности теперь пыхтела она.
Целью упражнения, кстати, было максимально раскрепостить эвристические способности учащихся. Метода восходила к тем временам, когда важным считалось не «что учащиеся говорят», а «как они мыслят». Кто-то, придумавший этот блок давным-давно, рассчитывал на то, что все результаты будут тщательно обрабатываться. Впоследствии.
На их основании, в свою очередь, будут анализироваться индивидуальные профили тестировавшихся. С тем, чтоб каждому рекомендовать индивидуальную же доподготовку, в оптимальном для него створе.