Александр Александрович Любищев (1890—1972)
Шрифт:
Словом, в трудах Любищева содержится предостаточно поводов для критики, и она может всерьез увлечь. Но скажем сразу: за ее исход никак нельзя заранее поручиться.
Дело в том, что своей научной критикой Любищев поднял на огромную высоту этический кодекс науки. А. А. возвысил этику научного спора с уровня этикета до степени максимально благоприятных условий, необходимых для добывания истины, продвижения к ней непременно вместе с оппонентом (оппонентами). Эта этика нацелена всегда не на размежевание, а на сплочение научных сил, представляющих сколь угодно разные, в том числе полярно несовместимые тенденции. Одна из причин, почему Любищеву удавалось быть таким, заключается в том, что, как уже сказано, для него критика, спор не были средством самоутверждения, всегда оставаясь лишь инструментом познания. Кроме того, Любищев считал: в научной полемике никому не удается быть окончательно правым. А. А. вменял себе в обязанность с максимальной полнотой осмысливать прежде всего достоинства иной точки зрения и довел это свое умение до поразительного совершенства. Лишь затем он приступал к анализу ее недостатков. Он находил десятки соображений в защиту критикуемого им тезиса, прежде чем выдвигал свой. Любищев умел подбирать аргументы в пользу разных сторон, тогда как большинство из нас отдает симпатии одной стороне, отчего трудно быть объективным. При этом он не терял равновесия и потому находил разрешение в синтезе.
Для Любищева-критика и вообще для его способа мышления характерно высокое искусство преодолевать одномерность представлений, выходить к качественно новому уровню осмысления, когда оставляется место непредвиденному, когда допускается, что существуют и другие критерии, что, возможно, могут быть также иные измерения. При таком подходе самое сложное — отбор. Когда имеется одна ось, тогда просто — лево и право. Напротив, чтобы в условиях многомерности решить задачу отбора, необходим принцип комплексирования различных критериев, принцип комбинативности. Одна из сильных сторон научной критики и всей исследовательской деятельности А. А. — блестящая разработка и использование данного принципа.
Читателям Любищева, в том числе оппонентам, хорошо бы быть и с этим в ладах, что не так-то просто. Когда мы лишь определяем критерии, мы отталкиваемся от известного. Когда затем комплексируем их, иначе говоря, находим то, что в факторном анализе называют факторами, те же критерии утрачивают первичный смысл,' априори заданное содержание. После комплексирования, апостериори, они оказываются значимыми по-новому, богаче, чем любой входящий в них критерий. И это — путь к открытиям, к рождению новых понятий, новых научных ценностей. Принцип комплексирования, комбинативности проникает у Любищева всюду, поэтому он сам может служить одной из иллюстраций этического кодекса, о котором идет речь [22*, с. 47—48]. Вообще при оценке его воззрений надлежит быть на уровне.этого высокого кодекса. Научная этика — не просто средство познания. Материализованная в мысли и слове, она составляет неотъемлемое самой истины. И хотя, по словам Шиллера, истина ничуть не страдает от того, если кто-либо ее не признает, имеет смысл добавить: тот, кто не признает, — страдает.
Приложения
А. А. Любищев оставил гигантское рукописное наследие, охватывающее период с 1908 по 1972 г. Объем архива превышает 2 000 печатных листов, из них научные труды и материалы к ним составляют около 1 200 листов, переписка — более 600, дневники — примерно 200 листов. Список опубликованных работ Любищева, помещенный в приложении 2, .содержит 90 названий общим объемом 88 печатных листов, что примерно в пять раз меньше объема его неопубликованных научных трудов и составляет около 5% архива.
Значение всех этих материалов трудно переоценить. Как сказано в одном из некрологов о Любищеве, "его творческое наследие, многое из которого остается неопубликованным, заслуживает тщательного сохранения и изучения" [5*].
В архиве имеется более 300 рукописей неопубликованных работ Любищева общим объемом около 10 000 машинописных страниц, т. е. примерно 400 печатных листов. Значительная часть рукописей поступила от многочисленных друзей^корреспондентов Любищева, которым он щедро рассылал свои произведения, отпечатанные на машинке, не дожидаясь их публикации. Многие работы А. А. и появились как научные письма, выросшие до целого трактата на какую-либо тему.
Читая и размышляя, А. А. постоянно вел записи, отражающие процесс и первые плоды духовного освоения прочитанного. Материалы, накапливающиеся по какому-либо разделу, собирались в отдельную папку, которой придавался очередной порядковый номер. Записи велись, как правило, в школьных тетрадках, часть их сделана от руки, машинописный текст напечатан обычно мелким шрифтом через полтора интервала-. Из таких папок вырастали тома архива, переплетенные, с оглавлением и сквозной нумерацией страниц в каждом томе. Нумерация томов была общей для всех разделов, включая переписку. Не все папки, получившие номер, доросли до оформления в том и переплета. И далеко не все тома сохранились. В архиве имеется 56 томов конспектов и заметок общим объемом около 800 авторских листов.
28 томов архива общим объемом около 12 000 страниц содержат более 4500 писем А. А. Любищева за последние 50 лет его жизни. Многие из них написаны как интереснейшие научные исследования. Писем, адресованных Любищеву, сохранилось меньше, однако и эта часть архива значительна. Объем и содержание переписки А. А., конечно, феноменальны. Как сказано в некрологе [3*], "эта переписка когда-нибудь окажется бесценной для-истории отечественной науки XX века".
Число адресатов А. А. приближается к 700, большинство получали его письма неоднократно, со многими велась систематическая переписка.
Не учитывая родственников, можно назвать 50 основных корреспондентов, на долю которых приходится 1611 писем Любищева: В. В. Алпатов — 50, И. Д. Амусин — 47, Р. Г. Баранцев — 20, Г. Я. Бей-Биенко — 17, В. Н. Беклемишев — 40, Н. П. Беклемишева — 24, Л. В. Белоусов — 26, Ч. Блисс — 42, Б. А. Вайнштейн — 16, Г. А. Велле — 36, Б. А. Воробьев — 36, М. Н. Воскресенский — 38, С. М. Гершензон — 18, М. С. Гиляров — 18, М. Д. Голубовский — 35, А. Г. Гурвич — 32, А. Ю. Давыдова — 18, А. Ф. Зубков — 45, О. М. Калинин — 45, Р. П. Караваева — 58, Е. В. Карлаш — 21, И. А. Кривошеин — 37, Н. И. Кривошеин — 23, О. Л. Крыжановский — 19, А. И. Крыльцов — 32, Б. С. Кузин — 53, К. М. Лютцков — 18, Н. Я. Мандельштам — 30, С. В. Мейен — 19, Д. Д. Мордухай-Болтовской—19, В. П. Орлов — 28, Ю. А. Орлов — 18, В. Ф. Палий —21, А. А. Передельский — 71, М. Л. Пятаков— 18, И. М. Рошонок— 16, П. Г. Светлов — 85, Е. С. Смирнов — 62, И. Е. Тамм— 16, П. В. Терентьев — 66, Б. П. Уваров — 27, Д. М. Федотов — 26, В. Я. Френкель — 16, Н. Г. Холодный — 22, В. Л. Циопкало — 25, Ю. А. Шрейдер — 36, А. А. Штакельберг — 36, В. А. Энгельгардт — 21, В. П. Эфроимсон — 24, A. В. Яблоков — 45.
Среди адресатов и корреспондентов А. А. были также А. Д. Александров, В. Я. Александров, Д. К. Беляев, Л. С. Берг, Л. Я. Бляхер, Б. Е. Быховский, Н. И. Вавилов, Е. С. Варга, К. Н. Давыдов, Ф. Г. Добжанский, B. А. Догель, Ю. И. Кулаков, Ю. В. Линник, А. А. Ляпунов, С. Ю. Маслов, C. Я. Парамонов, В. В. Парин, Ю. И. Полянский, Н. П. Рашевский, Н. Н. Семенов, А. Л. Тахтаджян, Н. В. Тимофеев-Ресовский, Р. Фишер, Я. И. Френкель, Б. Н. Шванвич, И. И. Шмальгаузен, К. К. Юдахин и другие известные ученые.
Систематический дневник А. А. Любищев вел с 1916 г. Способ ведения сначала менялся — автор искал наиболее подходящую для себя форму. Впечатления, идеи, заметки постепенно отделялись, оставляя все больше места сухой бухгалтерии времени. Дневники последних 35 лет — это отлаженная Сйстема отношений со Временем, заслуживающая глубокого осмысления [7*].
От раннего периода в архиве сохранились дневники с 17.9.18 г. по 24.10.22 г. (в томе 1 бис). Характерная запись: "Пермь, 11.11.21 г. Сегодня во время колки дров мне пришла в голову мысль, что недурно бы обдумать и изложить на бумаге вопрос об инвариантах в широком смысле слова". Рассказывая о событиях и идеях, А. А. часто тут же развивает возникающие мысли. Дневники пестрят критическими заметками: о глупости, об университетском уставе, о рисунке крыла у бабочек, о миметизме, о проявлении математических идей в художественном творчестве и органическом мире, о целесообразности, о критической философии, о науке и пр.