Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей

В первой половине 2011 г. большинство российских научных и образовательных учреждений гуманитарного профиля, а также общественных организаций, претендующих на значимое место в политической жизни, сочли своим долгом отметить 150-летие освобождения крестьян от крепостной зависимости в России. Во многом это объясняется повышенным вниманием к данному юбилею. По данным опроса, проведенного в 2011 г. Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), отмену крепостного права в 1861 г. самым значимым событием российской истории XIX в. считают 62% россиян. Для сравнения: Отечественная война 1812 г. и восстание декабристов получили соответственно 28 и 22% голосов.

Такое внимание к событию, произошедшему полтора века назад, во многом было спровоцировано активной актуализацией реформ Александра II в массмедиа, энергичной эксплуатацией символики «освобождения», «прогресса» и т. д. («Александр II поныне остается единственным царем, при котором обществу удалось примириться с властью хотя бы на миг. Не его вина, что ни одну полноценную реформу нельзя в России довести до конца, не заплатив за это кровью». — Телепроект «Имя Россия — Александр II», телеканал «Россия», эфир 30 ноября 2008 г.). Немалое значение имело и то, что 19 февраля 1861 г. уже давно стало общепринятым рубежом разделения России на «старую» и «новую». Таким оно укрепилось и в сознании современников, и в дореволюционной историографии. Советские историки назначили этот день переходным от одной формации к другой: от феодализма к капитализму. Само выражение «девятнадцатое февраля» для образованного россиянина стало таким же понятным и значимым паролем, как «четырнадцатое декабря», «семнадцатое октября», «двенадцатый год», т. е. выражением, маркировавшим подобные переломные моменты — восстание декабристов в 1825 г., издание Манифеста о политических свободах 1905 г., победу над наполеоновской Францией в 1812 г.

Дополнительную значимость юбилею придало внимание к нему со стороны властных структур. 3 марта 2011 г. президент России Д.А. Медведев выступил на конференции «Великие реформы и модернизация России» в Петербурге и возложил цветы к могиле Александра II. Последнее символическое действие прямо указывало на желание нынешнего главы государства продемонстрировать некую преемственность между преобразованиями 1860–1870-х гг. и изменениями в политической и социально-экономической сферах 2000–2010 гг. В своем докладе президент заявил буквально следующее: «По сути, мы все продолжаем тот курс, который был проложен полтора века назад». Присутствовавшим в Мариинском дворце ясно давалось понять, что реформы обеих сравниваемых эпох требовали жертв, неоднозначно воспринимались в обществе, а их инициаторы и проводники в жизнь нередко подвергались несправедливой критике современников и потомков. Тем не менее преобразования Александра II открыли «путь России к экономическому прогрессу, к развитию, к развитию внутреннего рынка, к развитию промышленности». Президент не обошел своим вниманием вопрос, являющийся, по сути, ключевым при оценке преобразований 1860–1870-х гг.: какова их роль в том, что произошло в стране в начале XX в.? Почему Россия семь десятилетий шла своим особым, чрезвычайно трагическим путем? Подоплека этого вопроса в устах политика очевидна: какие уроки можно извлечь из истории александровских реформ при проведении и подготовки реформ нынешних?

Как известно, за преобразованиями 150-летней давности закрепилась характеристика «половинчатые и противоречивые», поскольку наследство царя-освободителя заключает в себе не только «славное», но и «неоднозначное». И вновь слова президента звучат как оправдание сегодняшних проблем: «Политические и социальные преобразования должны быть продуманными, рациональными, постепенными, но неуклонными». Недобрым словом был помянут один из столпов самодержавия — «военно-бюрократическая вертикаль власти», а в заочном историческом споре Николая I, Сталина и Александра II Медведев назвал победителем царя-освободителя и завершил свое выступление словами: «…главное мы поняли: поняли, что свобода всегда лучше, чем несвобода».

3 марта 2011 г. специальное торжественное заседание в храме Христа Спасителя в Москве провели иерархи Русской православной церкви, перед которыми выступил патриарх Кирилл с речью «Великие реформы императора Александра II — успешный пример модернизации». Прежде всего глава РПЦ обратил внимание на то, что эти преобразования прошли «без смуты и братоубийства, мирно и упорядоченно — в первую очередь благодаря мудрым и решительным действиям как государственной власти, так и общества».

Первый важный урок, который должна усвоить Россия сегодняшняя, — важные и мирные преобразования стали плодом «соработничества различных общественных групп», придерживавшихся различных идеологических направлений. Второй важный урок, по мнению патриарха Кирилла, заключался в том, что «впервые в послепетровской России модернизация национального масштаба не была связана с механическим копированием чужого опыта государственного управления, социального устройства и технического оснащения, но осуществлялась с опорой на нравственные нормы, духовную и культурную традицию народа». Далее, призывая к укреплению социального мира, патриарх сделал довольно двусмысленное заявление, сравнивая тогдашний отказ дворянства от части наследственных привилегий с сегодняшней необходимостью для имущих слоев России поделиться материальными благами со слоями малоимущими.

Юбилей крестьянской реформы 1861 г. оказался очень кстати, поскольку он пришелся на время обострения дискуссии о модернизации России уже в первой четверти XXI столетия. При этом дискуссия выходит далеко за академические рамки, поскольку она тесно связана с выбором пути, с формированием конкретного плана действий в экономической, социальной и политической сфере. При всем своем многообразии идеи преобразований складываются в два принципиально отличающихся друг от друга комплекса. Первый запускает необратимый и бюрократически неуправляемый процесс коренных социальных и культурных перемен перехода к гражданскому обществу с глубокой демократизацией системы государственного управления. Второй комплекс предусматривает установление границ информационного обмена, мобилизационную модель развития, выстраивание новой социальной иерархии, направленное государственное регулирование. Цели модернизации и движущие силы в обеих моделях радикально различаются. В первом случае процесс завершается глубинной перестройкой всего общества, во втором случае дело ограничивается только техническими заимствованиями. Для перестройки требуются усилия политически активного, ответственного общества, «технологическое обновление» может провести и «просвещенная бюрократия» в союзе с другими элитными группами{1}. Выбор между этими путями модернизации стоял перед Россией середины XIX в., перед таким же выбором стоит и Россия начала XXI в.

Дополнительную остроту дискуссиям о путях дальнейшего развития страны и дополнительный импульс к использованию исторического опыта александровских реформ придает видимое невооруженным взглядом сходство внутренней и внешней политической ситуации. В 1860-е гг. Российская империя приходила в себя после поражения в Крымской войне. В 2010-е гг. Россия (ее часть с имперским мышлением) переживает неудачу в войне холодной, закончившейся распадом СССР. Как в далекие годы, так и сейчас обществу пришлось испытать крайне болезненное усвоение новых представлений о справедливом и несправедливом порядке распределения собственности. Важным обстоятельством является и то, что правительственный аппарат как 150 лет назад, так и сегодня автономен по отношению к обществу. Это, с одной стороны, облегчает проведение непопулярных мероприятий, но с другой — делает проблематичным представление правительственной программы модернизации как проявления народной воли.

Актуализация истории реформ Александра II, акцентированная дидактичность опыта преобразований полуторавековой давности стали причинами того, что в центре внимания общественности и научных кругов находится не столько сама крестьянская реформа и даже не ее исторический контекст, а ее «уроки», возможность использовать ретроспективный материал в качестве аргументов в сегодняшнем политическом и научном диспуте. Об этом свидетельствуют сами названия юбилейных конференций: «Освобождение человека — реформаторские идеи в России и Европе (XIX–XXI вв.)» (ИНИОН, Германский исторический институт в Москве, Франко-российский центр); «Российский опыт реформ. К 150-летию Манифеста императора Александра II об освобождении крестьян от крепостной зависимости» (РГТЭУ, Российское дворянское собрание и Общероссийское общественное движение «За Веру и Отечество»); «Александр II и Авраам Линкольн» (Отделение историко-филологических наук РАН, Институт всеобщей истории РАН, Исторический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова, Государственный архив Российской Федерации); «Предтеча великих реформ. К 200-летию В.Г. Белинского и к 150-летию отмены крепостного права в России» (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН). Конференция «Великая крестьянская реформа 1861 г. и ее влияние на развитие России» прошла в Темирязевской сельскохозяйственной академии. Российский государственный гуманитарный университет совместно с фондом «Русский мир» также провел конференцию «Великая реформа 1861». Здоровый дух позитивизма исходит от программы очень традиционной по своей направленности международной (до 1991 г. называлась бы всесоюзной) конференции «Реформы Александра П. К 150-летию отмены крепостного права», проведенной в Московском университете туризма и сервиса. Однако даже на ней темы почти половины заявленных докладов (19 из 41) отражают тягу скорее к «осмыслению», нежели к «изучению» преобразований 1860–1870-х гг.

На фоне многочисленных конференций особенно заметна «пассивность» научных журналов. Хотя традиция издания научных трудов «по случаю», порожденная отечественной историографией, заметно угасает, тем не менее такой активирующий момент, как общественно значимый юбилей, нельзя сбрасывать со счетов. И что же мы видим? В журнале «Вопросы истории» за 2010 и 2011 гг. статей о реформе не опубликовано. В журнале «Власть», где имеется довольно большой раздел «Отечественный опыт», такая же картина. Не посчитали нужным откликнуться на юбилей реформы и такие внимательные к отечественной истории журналы, как «Мир России. Universe of Russia* и «Новое литературное обозрение». В «Российской истории», в первом номере за юбилейный 2011 г., под грифом «К 150-летию Великой реформы» появилась аналитическая статья А.Н. Медушевского «Великая реформа и модернизация России», а также несколько публикаций, посвященных истории аграрных реформ{2}. Научная состоятельность последних бесспорна, однако при всей своей актуальности они уходят в «пограничье» крестьянской реформы. К этому же «пограничью» следует отнести и опубликованную во втором номере за 2011 г. работу И.А. Христофорова «Между частным и казенным: крестьянская реформа в государственной деревне, либеральная доктрина и споры о собственности»{3}, посвященную преобразованиям графа П.Д. Киселева 1830–1840-х гг. и развитию казенной деревни в 1860–1880-е гг. Несколько смягчает ситуацию публикация в № 4 основательной историографической статьи О.В. Большаковой «Между двумя юбилеями: англоязычная историография отмены крепостного права»{4}.

Анализ библиографии позволяет сделать вывод: за последние два десятилетия в отечественной исторической науке не назрела потребность в появлении новой основательной работы о реформе. Книга Б.Г. Литвака «Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива» вышла в свет в 1991 г., и опять же ее основные тезисы связаны с претворением в жизнь положений 19 февраля. Напрашивается вопрос: в изучении подготовки реформы поставлена точка?

Создается впечатление, что в преддверии действительно значимого юбилея крестьянской реформы самым заметным явлением в сфере публикации научных трудов стало переиздание сборника Л.Г. Захаровой{5}. Особого внимания в этом сборнике заслуживает статья «Путь к теме», где показана логика исследования и дана впечатляющая картина условий работы историка во времена, когда работники незримого идеологического фронта зорко присматривали за работниками творческими. Научная значимость трудов Л.Г. Захаровой не вызывает никаких вопросов. Вопрос вызывает обоснованность фактического отказа от продолжения фундаментальных исследований крестьянской реформы, а именно такой вывод напрашивается при анализе отечественной библиографии и историографии. Дополнительную остроту данной ситуации придает то, что практически всем региональным работам по истории отмены крепостного права также впору отмечать 30–50-летние юбилеи своего выхода в свет{6}. Заметных успехов в изучении аграрной истории России добились исследователи, применяющие математические методы, — профессор Санкт-Петербургского государственного университета С.Г. Кащенко{7} и группа молодых ученых, защитивших кандидатские диссертации под его руководством.