Александр II. Жизнь и смерть
Шрифт:
– Ваше Величество, я пришел как глава временного правительства.
Он не желает скрывать свое торжество. Император улыбается:
– Я в первый раз вижу вас поглупевшим. Вам нельзя повелевать, Фуше. Цезарем рождаются, впрочем, как и слугой. Вы – великолепный слуга… Но в одном вы правы: ваше правительство – временное. Очень временное. Надеюсь, после его конца вы вновь приобретете те качества умного слуги, за которые я прощал вам столь многое.
– Я и пришел послужить вам, Сир. Вам следует покинуть дворец. И как можно скорее – Францию. Я не хотел бы, чтобы
И опять – торжество в глазах.
– Что ж, Блюхер прав в своей ненависти ко мне. Это от страха. Я столько раз бил его… И если бы вы не предали меня, ни один пруссак не ушел бы за Рейн.
И тогда Фуше сказал… клянусь, я слышал это, ясно слышал!
– Но, по-моему… вы сами захотели, чтобы вас предали? Вы сами предоставили нам эту возможность. И вы не заставите меня поверить, Сир, во все глупости, которые вы наговорили Констану и вашему брату. – (Фуше, как всегда, отлично осведомлен обо всем.) – Вот только для чего вы это сделали, я не понял.
– Вам трудно поверить, что польза Франции, безопасность Парижа могут быть для кого-нибудь превыше всего?
– Для «кого-нибудь», но не для вас, Сир. Я никогда не поверю, что есть хоть что-то на свете, ради чего вы согласитесь перестать воевать.
Оба помолчали. Наконец Фуше спросил:
– Вы действительно думаете уехать в Америку?
– И я уверен, что вы уже предупредили об этом англичан, – усмехнулся император.
Фуше молчит. Наконец произносит:
– Я дам вам охранную грамоту от имени правительства.
– Временного, не забывайте постоянно добавлять это слово. От имени временного правительства императору Франции и королю Италии охранную грамоту даст вчерашний убийца короля. Смешно.
– А по-моему, логично. Убийце герцога Энгиенского даст охранную грамоту убийца Людовика Шестнадцатого, – отвечает Фуше. И добавляет: – Полжизни бы отдал, чтобы понять: что же вы задумали?
– Этого вам никогда не понять. Точнее – не дано понять. Мечты цезаря и мечты лакея такие разные…
Фуше молча откланивается.
Император объявил:
– Мы покинем дворец, коли они так настаивают. Утром мы отправимся в порт Экс. А оттуда…
Он замолчал.
– В Америку? – не выдержал я.
– В Америку… – как эхо повторил он. – Но по дороге заедем в Мальмезон.
Тут заговорил кто-то из придворных (кажется, граф Бертран):
– Но, Сир, осмелюсь сказать, нельзя терять времени. Союзники вот-вот войдут в Париж Роялисты охотятся за вами…
Он не ответил. Пошел принимать свою любимую ванну.
Вскоре император позвал меня.
Он лежал в ванне и читал «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря. Я вошел, держа в руках предусмотрительно взятую с собой тетрадь – решил записывать в нее важные события и мысли императора.
Он одобрительно посмотрел на мою тетрадь:
– Спрашивайте, Лас-Каз.
– Сир, почему вы не повесили Фуше и Талейрана?
– А зачем? Талейран слишком любил деньги и женщин. Покуда он знал, что при мне можно хорошо зарабатывать и хорошо е…ся, – (император любит солдатские выражения), – он служил мне верой и правдой. Умнейший человек! Сохрани я его, я и сегодня сидел бы на троне. За ним просто надо было следить – но неусыпно. Моя вина, что я не сумел этого сделать… Что же касается Фуше, здесь та же история: подлый лакей, оставленный повелителем без должного присмотра. Я всегда знал, что при первой неудаче они меня продадут. Но опрометчиво был уверен, что никогда не дам им такой возможности… Что ж, банальное: никогда не говори «никогда».
Я вопросительно посмотрел на свою тетрадь для записей.
– Записывайте, записывайте. Вы сейчас свидетель Истории.
Да, я свидетель. Я добросовестно записал события этих неповторимых дней: как император мог смести этих жалких говорунов, как он мог установить диктатуру, о которой умолял его весь Париж, и как он отказался это сделать. Но сейчас, глядя на него, преспокойно лежащего в ванне после того, как он отдал империю, я вслед за Фуше задавал себе вопрос: почему? Почему он, который пролил потоки крови, вдруг испугался крови? Или он… устал от крови?
Император засмеялся и тотчас ответил:
– Я сказал правду этому лакею Фуше – цезарем не становятся, им рождаются. И мысли цезаря не понять тем, кто не рожден цезарем. Не записывайте, ибо это тоже банально. Понять цезаря не дано было даже великому Тальма. Потому он так плохо сыграл шекспировского Цезаря. Я объяснял ему: «Когда Юлий Цезарь произносит тираду против монархии, он не верит ни единому своему слову. Так что эти слова нельзя произносить с пафосом, наоборот, – со скрытой насмешкой». Тальма не смог… Ах, мой друг, как я хохотал над слухами, будто я учился у Тальма искусству жеста! Нет, цезарь не учится у актеров. Цезарь уже рожден великим актером.
И вот тогда он сказал:
– Какую прекрасную книгу оставил Юлий Цезарь! Мы с вами позаботимся о том же.
И замолчал.
– Я не понял, Сир…
– Нет, поняли.
Читал мысли! Конечно, я понял (именно тогда понял): он уже думает об изгнании и решил взять меня с собой. Ему нравилось, что я записываю за ним. Тогда же он спросил меня: «Вы, кажется, отлично знаете английский?» И я решил, что он думает об Америке. Но уже скоро мне пришлось понять истинное значение этого вопроса.
В ту ночь я помогал императору. До трех утра мы сжигали его бумаги, наполнив пеплом весь камин. В четвертом часу император отправился спать, а я – домой.
Жена не спала. Я рассказал ей о предложении императора.
– Я должен оставить вас, надеюсь, ненадолго. И еще надеюсь: ты поймешь меня.
Она поняла меня… и заплакала.
Но когда я сказал, что хочу взять с собой сына («Быть рядом с величайшим человеком столетия – это большое счастье и самая лучшая школа»), началась бурная сцена с рыданиями и истерикой. Но я настоял.