Александр Македонский. Пески Амона
Шрифт:
— То есть?
Опершись на левую руку, Спифридат склонился над столом и начал водить по карте пальцем правой. Его палец остановился у голубой извилистой полоски, обозначавшей реку, что бежала на север, во внутреннее море — Пропонтиду [5] .
— Скажем, здесь.
— На Гранике?
Спифридат кивнул:
— Тебе знакома эта местность?
— Более или менее.
— А я знаю ее как свои пять пальцев, поскольку не раз бывал там на охоте. Река в этом месте имеет крутые и глинистые берега. Труднодоступные, если не сказать
5
Пропонтида — античное название Мраморного моря.
ГЛАВА 3
Когда на землю опустилась ночь, Мемнон вернулся в свой дворец на вершине холма — величественное строение в восточном стиле, окруженное парком с деревьями всевозможных видов; тут же было обширное поместье с постройками, возделанными пшеничными полями, оливковыми рощами и фруктовыми садами.
Много лет он жил среди персов как перс и был женат на знатной персиянке, Барсине, дочери сатрапа Артабаза, женщине невероятной красоты. Смуглая, с длинными черными волнистыми волосами, она была изящна, как серна с высокогорья.
Его дети — два сына, один пятнадцати, а другой одиннадцати лет — совершенно свободно говорили на языках отца и матери и были воспитаны в обеих культурах. Как персидские юноши они привыкли никогда, ни по какой причине не лгать, упражнялись в стрельбе из лука и верховой езде; как греческие юноши — исповедовали культ мужества и воинской доблести, знали поэмы Гомера, трагедии Софокла и Еврипида и теории ионийских философов. У них была смугловатая кожа и черные волосы, унаследованные от матери, мускулистые фигуры и зеленые глаза — от отца. Старший носил греческое имя — Этеокл, а младший персидское — Фраат.
Вилла возвышалась посреди иранского сада, возделанного и ухоженного трудами персидских садовников. Здесь росли редкие растения и водились экзотические животные, в том числе чудесные индийские павлины из Палимботры — легендарного города на реке Ганг. Сад украшали персидские и вавилонские скульптуры, древние хеттские барельефы, которые Мемнон велел забрать из одного заброшенного города на плоскогорье, роскошные аттические вазы, бронза из Коринфа и далекого Египта, расписанные яркими красками скульптуры из паросского мрамора.
На стенах комнат висели картины современных художников: Апеллеса, Зевксида, Паррасия — в основном с охотничьими и батальными сценами, но были также представлены и традиционные мифологические сюжеты с приключениями знаменитых героев.
Все в этом доме отличалось смешением разных культур, и, тем не менее, на всякого пришедшего он неизменно производил необычайное впечатление и оставлял необъяснимое чувство гармонии.
Навстречу хозяину вышли двое рабов, которые помогли ему снять доспехи и провели в ванную, чтобы он мог освежиться перед ужином. Барсина приблизилась к мужу с чашей прохладного вина и села рядом.
— Что нового слышно о вторжении? — спросила она.
— Александр продвигается внутрь страны, вероятно с намерением спровоцировать
— Тебя не захотели послушать, и теперь враг на пороге нашего дома.
— Никто не ожидал, что этот мальчишка осмелится на подобное. Все полагали, что войны в Греции задержат его на долгие годы и истощат его силы. Ожидания совершенно не оправдались.
— Что это за человек? — спросила Барсина.
— Его характер трудно определить. Он очень молод, очень красив, порывист и страстен, но, встретившись с опасностью, становится холоден как лед и способен с невероятным хладнокровием разобраться в самых запутанных и тонких ситуациях.
— И у него нет слабостей?
— Он любит вино, любит женщин, но, по-видимому, у него лишь одна постоянная привязанность — его друг Гефестион, который, вероятно, для него не просто друг. Говорят, они любовники.
— Он женат?
— Нет. Он отправился в поход, не оставив наследника македонского трона. Кажется, перед отправлением он отказался от всего своего имущества в пользу близких.
Барсина сделала служанке знак отойти, и сама занялась мужем, который выбрался из ванны. Она взяла простыню из мягкого ионийского льна и обернула ему плечи, чтобы вытереть спину. Мемнон тем временем продолжал рассказывать о своем противнике:
— Говорят, один из этих близких спросил его: «А что же останется тебе?» — «Надежда», — ответил Александр. Трудно в это поверить, но результат налицо: молодой монарх уже стал легендой. И это беда: непросто сражаться против мифа.
— У него действительно нет женщины? — спросила Барсина.
Одна служанка вынесла мокрую простыню, а другая помогла Мемнону одеться к ужину в длинный, до пят, голубой хитон, расшитый по краям серебром.
— Почему это так тебя интересует?
— Потому что женщины всегда являются для мужчины слабым местом.
Мемнон взял жену под руку и вместе с ней вошел в обеденный зал, где столы были расставлены по-гречески — перед обеденными ложами. Он сел, и служанка налила ему еще немного вина, прохладного и легкого, зачерпнув из великолепного старого, двухсотлетнего коринфского кратера, стоявшего на центральном столе.
Мемнон указал на картину Апеллеса, висевшую на стене прямо напротив него и изображавшую весьма смелую любовную сцену между Аресом и Афродитой.
— Помнишь, как сюда приезжал Апеллес, чтобы написать эту картину?
— Конечно, прекрасно помню, — ответила Барсина, которая всегда ложилась к этому произведению спиной, непривычная к бесстыдной манере греков изображать наготу.
— А помнишь модель, что позировала ему в качестве Афродиты?
— Еще бы! Она была ошеломительна — одна из самых великолепных женщин, каких я только видела. Поистине достойна воплотить богиню любви и красоты.
— Это была греческая любовница Александра.
— Ты шутишь!
— Ничуть. Ее звали Кампаспа, и, когда она разделась перед Александром впервые, он был так ею очарован, что велел позвать Апеллеса, чтобы тот изобразил ее обнаженной. Но вскоре он заметил, что художник сам без памяти в нее влюбился — такое случается между художником и моделью. И знаешь, что сделал Александр? Подарил ему ее, но в обмен потребовал картину. Этот человек ничему не дает поработить себя; боюсь, даже любви. Он опасен, говорю тебе.