Александр Македонский. Пески Амона
Шрифт:
Барсина посмотрела мужу в глаза:
— А ты? Ты даешь любви победить тебя?
Мемнон отвел взгляд:
— Это единственный противник, перед которым я признаю себя побежденным.
Пришли сыновья пожелать спокойной ночи перед сном и поцеловать отца и мать.
— Когда ты возьмешь нас в сражение, отец? — спросил старший.
— В свое время, — ответил Мемнон. — Вам еще нужно подрасти. — А когда они удалились, добавил, опустив голову на грудь: — И решить, на чью сторону вы хотите встать.
Барсина какое-то время пребывала в молчании.
— О чем ты думаешь? —
— О будущем сражении, о предстоящих тебе опасностях, о тревоге, с которой буду высматривать с башни гонца, который скажет мне, жив ты или мертв.
— Это моя жизнь, Барсина. Я солдат, это мое ремесло.
— Я знаю, но знание не помогает. Когда это произойдет?
— Когда я встречусь с Александром? Скоро, хотя и против своей воли. Очень скоро.
Они закончили ужин сладким кипрским вином, и Мемнон поднял глаза на картину Апеллеса. Бог Арес был изображен без доспехов, которые он бросил на землю, в траву; богиня Афродита сидела рядом, голая, прижимая его голову к своему животу; его руки обхватили ее бедра.
Мемнон повернулся к Барсине.
— Пошли спать, — сказал он.
ГЛАВА 4
— И все же это чрезвычайно интересная книга. Послушай:
Солнце уже перевалило за полдень, и в это время варвары обычно отступали: они имели обычай разбивать лагерь не менее чем в шестидесяти стадиях [6] от противника, из страха, что с наступлением темноты греки нападут на них. По ночам персидское войско действительно не стоило ничего. Они обычно привязывают коней, а, кроме того, еще и стреноживают, чтобы те не убежали, если отвяжутся. Поэтому в случае ночной атаки персам приходится отвязывать коней, снимать с них путы, взнуздывать их, облачаться в доспехи и забираться в седла, а все это операции непростые в темноте и суматохе нападения.
6
стадий — греко-римская мера длины, равная 176,6 м.
Птолемей кивнул:
— И ты думаешь, это соответствует действительности?
— Почему же нет? У каждого войска свои обычаи, и они привержены им.
— Что ты задумал?
— Разведчики сообщили мне, что персы двинулись из Зелеи на запад. И это означает, что они идут нам навстречу, чтобы преградить проход.
— Лишь на это нам и остается надеяться.
— Если бы ты был их командиром, какое место ты бы выбрал, чтобы воспрепятствовать нашему продвижению?
Птолемей подошел к столу, на котором была развернута карта Анатолии, взял лампу и провел ею от береговой линии в глубь материка и обратно. Потом задержался на одном участке.
— Думаю, вот на этой речке. Как она называется?
— Она называется Граник, — ответил Александр, — и, скорее всего именно там они нас и поджидают.
— И ты планируешь перейти речку в темноте и напасть на другой берег до восхода солнца. Я угадал?
Александр снова заглянул в Ксенофонта.
— Я же тебе сказал: это очень интересное произведение. Тебе
Птолемей покачал головой.
— Что-то не так? — осведомился Александр.
— Да нет, план превосходный. Только вот…
— Только вот что?
— Да сам не знаю. После твоего танца вокруг могилы Ахилла и после изъятия его доспехов из храма Афины Илионской мне представлялось сражение в открытом поле при свете дня, строй против строя… Гомерическая битва, если можно так выразиться.
— Так и будет, — ответил Александр. — А то зачем, ты думаешь, я взял с собой Каллисфена? Но пока не будем попусту рисковать жизнью ни одного солдата, если нас к этому не вынудят. И вы должны действовать так же.
— Будь спокоен.
Птолемей сел, продолжая смотреть на своего царя, который все делал пометки в лежащем перед ним свитке.
— Этот Мемнон — крепкий орешек, — сказал он немного погодя.
— Знаю. Парменион мне рассказывал о нем.
— А персидская конница?
— Наши копья длиннее и древки крепче.
— Надеюсь, этого достаточно.
— Остального добьемся внезапностью и волей к победе: в нашем положении мы должны разбить их, во что бы то ни стало. А сейчас мой тебе совет: иди отдохни. Трубы затрубят до рассвета, и весь день мы проведем на марше.
— Ты хочешь занять позицию к завтрашнему вечеру, не так ли?
— Именно так. Мы соберем военный совет на берегу Граника.
— А ты? Не ляжешь спать?
— Поспать еще будет время… Да пошлют тебе боги спокойную ночь, Птолемей.
— И тебе тоже, Александр.
Птолемей отправился в свой шатер, разбитый на маленьком возвышении около восточного ограждения лагеря, умылся, переоделся и приготовился ко сну. Прежде чем лечь, он бросил последний взгляд наружу и увидел, что свет еще горит лишь в двух шатрах: у Александра и вдали — у Пармениона.
По приказу Александра трубы действительно протрубили еще до рассвета, но кашевары были уже давно на ногах и успели приготовить завтрак: дымящиеся котлы с мацой — жидкой ячменной кашей, сдобренной сыром. Командирам подали пшеничные лепешки с овечьим сыром и коровьим молоком.
По второму сигналу труб царь сел на коня и занял место во главе войска у восточных ворот лагеря. Рядом с ним расположились телохранители, а также Пердикка, Кратер и Лисимах. За ними двинулись фаланга педзетеров, в авангарде которой пристроились отряды легкой конницы, в арьергарде — тяжелая греческая пехота и вспомогательные части фракийцев, трибаллов и агриан, а на флангах вытянулась тяжелая конница.
Небо на востоке окрасилось розовым, запели птицы. Из близлежащих рощ медленно поднялись тучи лесных голубей: топот марша и лязг оружия пробудили их от ночного забытья.
Перед глазами Александра расстилалась Фригия — заросшие елями холмы, пересеченные речушками маленькие долины; вдоль рек росли серебристые тополя и ивы с блестящей листвой. Пастухи с собаками погнали на пастбища табуны и стада; жизнь спокойно следовала своим чередом, как будто грозное бряцание оружия на марше прекрасно гармонировало с блеянием ягнят и мычанием телят.