Александр Македонский. Пределы мира
Шрифт:
Все молчали, никто не улыбался и не шутил, не бахвалился, как обычно бывало в таких случаях. Царила гнетущая атмосфера недовольства и неловкости. Все знали, как царь обошелся с Клитом в Задракарте, когда тот позволил себе пройтись насчет его наряда. Все думали, не выражая мыслей вслух, каких хлопот и усилий стоит эскортировать огромную свиту из наложниц, слуг и евнухов, которые без толку замедляют движение войска. Все знали о постоянных раздорах между македонскими и персидскими частями.
Александр по очереди посмотрел каждому в лицо, ища понимания и поддержки, но все отводили глаза, едва ли не стыдясь проявить привязанность, которую питали к нему столько лет.
— Не вижу большого воодушевления, — заметил царь умышленно сдержанным тоном. — Может быть, я плохо с вами обращался? Разочаровал вас чем-то? Ну, говорите!
Заговорил Гефестион:
— У них не хватает мужества признаться тебе — они боятся. Посмотри на них! Теперь, разбогатев и надеясь насладиться жизнью, они боятся. Они попрекают тебя за слишком роскошные наряды, за то, что ты ведешь за собой персидских солдат и этих девок. А ведь сами хотели бы жить вот так! А еще лучше — расположиться со всеми удобствами в прекрасном дворце где-нибудь поближе к финикийскому побережью. Что, ребята, не так? Эй, может быть, не так? Ну, скажите же что-нибудь! Или вы все проглотили язык?
— Прекрати, Гефестион, — вмешался Кратер. — Я готов немедленно отдать жизнь за царя, как и все остальные. Вопрос не только в нарядах и наложницах. Людям нужно знать, когда закончится эта война. Назови конечную цель. Скажи, сколько времени понадобится для ее достижения. Они не могут выяснять в последний момент, что теперь предстоит еще один поход, а потом еще один, и еще — и так день за днем, все новые и новые. На север, юг — или, может быть, на запад? Они должны узнать тебя заново, Александр, понять, что ты навсегда останешься их царем. Они готовы идти за тобой, но не могут жить в постоянной неопределенности, проводить жизнь без надежды, без уверенности в чем-либо.
Александр молча кивнул, словно принимая к сведению ситуацию, которую всего месяц назад даже представить себе не мог.
Слово снова взял Гефестион:
— А вы-то, вы что скажете вашим солдатам? Ты, Филот, — ведь ты сейчас командующий всей конницей, — что ты скажешь своим гетайрам? По-прежнему будешь твердить, что у Александра ничего бы не вышло без тебя и твоего отца? Что он стал размазней? Что каждый вечер он только тем и занимается, что любуется вереницей своих голых наложниц, выбирая, какую удостоить своим членом? Что он больше не строит военных планов, не заботится ни о своих солдатах, ни о своем предназначении?
— Врешь! — не сдержавшись, закричал Филот. — Я никогда не говорил ничего подобного!
— Не знаю, не знаю, — отозвался Гефестион. — Во всяком случае, такие слухи ходили еще в Киликии после сражения при Иссе и в Египте — после нашего возвращения из оазиса Амона.
— Клевета! Ложь! Приведи мне того, кто говорил такие слова, найди хотя бы одного, кто подтвердит это мне в лицо, если найдет в себе достаточно мужества. Вчера пришло известие, что мой брат Никанор при Задракарте был тяжело ранен стрелой, находясь в дозоре в горах Гиркании, и ни один врач до сих пор не смог найти средства, чтобы помочь ему. Кто-нибудь побеспокоился узнать о его здоровье? Кто-нибудь подумал о моем отце, который уже потерял младшего сына, а теперь, возможно, потеряет второго? А я — может быть, я просил освободить меня и оставить в тылу, чтобы я мог позаботиться о нем?
— Ты командующий всей конницей, и эта должность достаточно тяжела, чтобы забыть про бедного Никанора, — с сарказмом возразил Гефестион.
Вскочив, Филот едва не бросился на него, но его остановил Птолемей, встав между спорщиками и взглянув прямо в глаза Гефестиону.
— Прекрати! — крикнул он. — Несправедливо так говорить с Филотом. Никанор умирает. Недавно я получил известие от гонца — незадолго до начала этого совета. Сейчас он, может быть, уже…
В шатре советов повисла могильная тишина, и несколько нескончаемых мгновений слышались лишь шум ветра над плоскогорьем — тревожный голос безграничного одиночества — да настойчивое хлопанье царского знамени на шесте. Филот закрыл лицо руками. Гефестион потупился, не зная, что сказать. Селевк и Птолемей обменялись беспокойными взглядами, тщетно пытаясь найти ответ в глазах друг друга и не понимая, как разрядить это невыносимое напряжение. Свернувшийся у ног Александра Перитас поднял морду и беспокойно заскулил, словно ощутив тяжесть, гнетущую душу его хозяина.
Александр погладил пса, а потом встал и проговорил:
— Мне искренне жаль Никанора, но я должен знать: могу я ли рассчитывать на вас?
Кратер посмотрел на своих товарищей, потом тоже встал и подошел к Александру.
— Как ты можешь сомневаться в этом? Разве мы не сражались, не жалея себя, не получали ран? Мы хотим лишь понять, чего ты добиваешься от нас, а особенно — от солдат, которые пришли сюда за тобой.
— Я просто хочу, чтобы меня понимали, — ответил Александр, — потому что я не изменился. Мое дело должно быть сделано.
— Можно сказать? — попросил слова Леоннат.
— Разумеется.
— Солдаты боятся, что ты хочешь стать таким же, как Великий Царь, что хочешь сделать их для себя персами, а персов — македонянами.
— Если бы я хотел стать таким, как Великий Царь, разве я сжег бы в Персеполе дворец и тронный зал? Завтра мы выступаем. Евмолп из Сол сообщил мне, что Сатибарзан в Артакоане. Выходим на рассвете. Кто из вас не согласен, может вернуться назад и забрать с собой своих солдат.
— Александр, но мы же… — попытался возразить Леоннат, но царь уже встал и вышел из шатра.
Филот поднял голову и обвел взглядом товарищей.
— Он не имеет права обращаться с нами таким образом. Не имеет права, — повторил он.
Александр тем временем вернулся в свой шатер. Внутри его дожидался Евмолп из Сол.
— Есть новые сведения о Сатибарзане? — спросил царь, опускаясь на табурет.
— Он готовится к сражению, но боевой дух его войска довольно низок. Я не верю, что они окажут упорное сопротивление. Как прошел совет?
Александр пожал плечами.
— Не принимай близко к сердцу, — утешил его осведомитель. — Им просто нужно привыкнуть к новой реальности. Эти люди до сих пор накрепко привязаны к своим традициям. И еще, по-моему, они ревнуют. Они боятся, что ты удаляешься от них и больше не можешь поддерживать прежние близкие отношения.
— Похоже, ты хорошо их знаешь.
— Достаточно хорошо.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что после Исса, вновь поступив к тебе на службу, я занялся и твоими друзьями. Как ты думаешь, кто подкладывал девиц им в постель?
— Ты? Но я не…
— Ах, пустяки! Моя работа или делается хорошо, или не делается никак. И потом, постельные тайны — моя специальность. Тебе известно, что мужчины после постельных утех склонны развязывать язык? Разве не любопытно?
— Прекрати.