Александр Македонский
Шрифт:
В конце февраля 324 года, в то время как Гефестион вел южным путем основные силы армии Александра, вьючных животных и слонов в Персиду (через Таром-Фесу-Шираз), где не так сильны холода, Александр в сопровождении самых легких на ногу пехотинцев, кавалерии гетайров и отряда лучников направился прямиком в Пасаргады, новую столицу Персии почти в 500 километрах от Карманы. Здесь ему пришлось вновь выступить в роли судьи: отдал под суд повинного в преступлениях и святотатствах лжесатрапа Орксина, а потом передал его его же подданным, чтобы повесить, казнил царя-самозванца медов и персов Бариакса и его сообщников, виновных в заговоре, отдал распоряжение о восстановлении в парке гробницы Кира Великого, оскверненной Пуламахом, знатным македонянином, и наказал последнего. Наконец, Александр во всеуслышание объявил о том, что раскаивается в совершенном шестью годами ранее поджоге дворца в Персеполе. А чтобы еще решительнее подчеркнуть свое стремление к тому, чтобы в нем видели царя и заступника персов, Александр назначил сатрапом, то есть царским наместником в Персиде Певкеста, своего телохранителя. Это был тот самый храбрец, который спас царя в Индии, поблизости от Камалии, прикрыв его щитом, и который был весьма полезным и преданным его приближенным: он один из гетайров согласился носить мидийское платье и выучить персидский язык. Из уважения к местным обычаям, проезжая через Пасаргады,
Очевидно, именно в окрестностях Суз армия присутствовала при торжественном самосожжении старого индусского факира Калана, принадлежавшего к секте джайнов. Александр убедил его покинуть Пенджаб и присоединиться к находившимся при его штабе людям науки, философам и литераторам, которые расспрашивали Калану о метафизических предметах, а также нравах индусов. Неарх, Онесикрит и Харет, оставившие нам поучительный рассказ об этой смерти, надо думать, полагали, что Александр сделал этого «мудреца» своим другом и что его презрение к материальным благам и даже страданиям должны были подать пример солдатам и грекам вообще. Кажется, говоря с Александром о реинкарнации, Калана сказал ему, что скоро встретится с ним в Вавилоне, в чем окружение царя усмотрело некое предзнаменование. Переводчики не преминули сообщить царю, что слово «кала»на санскрите означает «конец», «смерть», «смертный час». Плутарх («Александр», 65, 5), утверждает, что мудрец обратился к грекам со словом k^ale. Но что бы он ни говорил, это не было ни приветствие, ни звательный падеж от греческого слова, но именно форма слова «кала»,что значит «уместно, вовремя». И когда развеялся дым от костра, поглотившего царского друга, время ускорилось необычайно. Как-то внезапно, за один год Александр ощутил на своих плечах бремя десятилетних завоеваний. Немного не доходя до Суз, поблизости от временного моста, по которому прошла сухопутная армия, Александр совершил жертвоприношения богам, которые вернули ему невредимыми корабли, а людей — живыми и здоровыми. В ходе устроенных здесь игр 41 человек из окружения Александра умер от перепоя и переохлаждения.
Царский мир
Первым деянием государя после его возвращения во дворец в Сузах было повеление схватить и казнить сатрапа Абулита и его сына Оксатра «за дурное правление Сузианой». Так же точно вел себя Александр и в Пуре, перейдя через пустыню, и в Кармане, и в Пасаргадах. Казнили и Геракона, которого жители Суз обвинили в разорении храма. Отныне все сосредоточивалось на личности царя, на возвеличивающих его власть церемониях и его столь же действенной, сколь и скрупулезной канцелярии, которую возглавил Эвмен Кардианский. Гефестиону, ближайшему другу царя, был дан ахеменидский титул хазарапатиша,«главы военного дома» или «главы тысячи яблоконосцев» [11] и дворцовых привратников, титул хилиарха,главнокомандующего кавалерией. Ему были также переданы административные полномочия, которыми располагал в Месопотамии предатель Гарпал, о побеге которого стало известно в марте 324 года. Гефестион исполнял обязанности Великого Визиря и в дворцовом этикете занимал «первое после царя место». Число телохранителей, личных советников и министров царя было доведено до десяти. Те, кто прославил себя подвигами — Гефестион, Певкест, Леоннат, Неарх и Онесикрит, — были торжественно награждены золотыми венками. Негодных сатрапов сменили гетайры, которые пользовались исключительным доверием царя. Всем велено было неукоснительно вносить подати и карать зачинщиков беспорядков. А в таких не было недостатка, ибо начиная с 325 года несколько греческих гарнизонов «дальних» сатрапий Согдианы и Бактрианы оставили места своей дислокации 46 и овладели Бактрами, после чего скрылись. Беглецов следовало поймать в горах; индийские сатрапы повиновались лишь скрепя сердце, а вассальные царства Таксилы, обоих Паурав, Акуфиса, Абисара в Кашмире стали практически независимыми, при том, что им не переставал угрожать могущественный сосед из долины Ганга — честолюбивый Чандрагупта. Сердце империи билось на расстоянии двух месяцев пути от наиболее удаленных частей ее исполинского тела.
11
Называвшихся так потому, что они были вооружены копьями, украшенными золотыми шарами в форме яблока. — Прим. пер.
А еще ведь нужно было обеспечить безопасность путей сообщения, с учетом сурового климата. Весной (в мае?) 324 года из Суз был направлен обстоятельно подготовленный указ для торжественного прочтения глашатаем перед греками, собравшимися на Олимпийские игры в августе того же года. В нем Александр провозгласил себя царем Азии и, ссылаясь на этот титул и на титул «царя Александра», то есть государя Македонии, протектора Фессалии, Фракии и пр., а также на свою должность главнокомандующего Греческой лигой, потребовал следующее: 1) упразднения тираний; 2) возвращения всех изгнанников, за исключением повинных в кощунстве и убийстве, в родные города. Последнее требование сопровождалось письмом регенту Македонии Антипатру с повелением «принудить непокорные города» ( Диодор,XVII, 109, 1; XVIII, 8, 4; Курций Руф,X, 2, 4–7; Плутарх«Александр», 34, 1; М. Tod,A selection of Greek Historical Inscriptions, II, № 202). Указ вызвал недовольство этолийцев и афинян, поскольку последние не желали отказываться от большого острова Самос, с которого они изгнали зажиточных граждан. У всех создалось впечатление, что «царь Азии» и одновременно «царь Македонян» видел себя также и царем Европы, что он желал, чтобы повсюду, как при персах, его предшественниках, возобладал «царский мир», то есть воля самодержца — по необходимости обеспечиваемый страхом и применением силы. Царский указ изобиловал неприкрытыми угрозами в адрес Афин на тот случай, если они отважатся принять Гарпала и его наемников.
Той же весной 324 года Александр, желая обеспечить легитимность и нерушимость своей власти над Персией, а также освятить
В то же самое время Александр, который распорядился перевести для него надписи и тексты, касающиеся ритуала персидских праздников, повелел поддерживать священные огни, символы постоянства царской власти, и попытался привлечь на свою сторону магов-священнослужителей. Вне всякого сомнения, маги принимали участие в бракосочетании в Сузе, как впоследствии, четырьмя месяцами спустя, они участвовали в пире примирения в Описе.
Не знаю, к какому месяцу отнести необычный циркуляр , вышедший из царской канцелярии в Сузах и адресованный всем греческим городам. Царь царей требовал, чтобы его именовали «Сыном Амона», а не «сыном Филиппа», и, соответственно, чтобы ему оказывали почести как небесным богам, то есть устанавливали статуи, выделяли священные участки, совершали жертвоприношения. Письму была предпослана преамбула со ссылкой на пример Геракла, 12 лет беспрестанных побед, овладение самой большой из когда-либо существовавших империй, выход к границам мира… В Афинах, чрезвычайно обеспокоенных самосским вопросом, Демосфен предложил называть его «Царь Александр, непобедимый бог». Народное собрание приняло постановление учредить культ Александра, присоединив его к двенадцати богам, подобно его предку Гераклу, и отправить в Персию посольство, чтобы поздравить царя.
По мере того как весна на безводных возвышенностях Хузестана переходила в лето, в Сузы съезжались недавно назначенные наместники крепостей и покоренных областей. Они привозили юных новобранцев для армии, которых Александр назвал своими преемниками, «эпигонами» . Все они были азиатами. Поскольку эти юноши должны были заполнить вакансии в армии, заменив будущих отставников, новобранцы получали македонское вооружение и проходили принятую в Македонии военную подготовку с командами на греческом языке. Поначалу из них было образовано особое подразделение фаланги, и командирами у них были персы. Когда македоняне узнали, что интендантство оплачивает долги воинов из Европы, самых пожилых солдат увольняют со службы с выплатой премиальных, в то время как главнокомандующий намерен остаться в Азии, 6 тысяч фалангистов взбунтовались. Их против воли удерживали на службе у самодержца, который все больше привязывался к персидским обычаям. Созвав собрание, македонские пехотинцы угрожали царю неповиновением. Зачинщики кричали, чтобы впредь царь шел в бой «со своим отцом Амоном» и «со своими юными плясунчиками» (то есть эпигонами). Спрыгнув с возвышения, на котором стоял, Александр указал своей азиатской страже на 13 зачинщиков, заковал их в цепи и казнил без суда: в тот же день прямо в цепях их бросили в реку.
Из азиатских пехотинцев был сформирован «контрполк», с которым, как заявил царь, он и впредь будет править Азией. Бунтовщики превратились в просителей. Некоторым уволенным ветеранам было позволено остаться в Азии, но большая их часть должна была последовать за приболевшим Кратером (которому царь безоговорочно доверял) и его находившимся в добром здравии помощником Полиперхонтом. Однако в кавалерию гетайров и в царскую гвардию были включены знатные персы, вновь сформированный пятый кавалерийский полк, или гиппархия , был составлен преимущественно из персов, вооруженных македонскими копьями, и наконец, тысяча персов влилась в отборную македонскую пехоту. Образованные из «варваров» полки носили престижные названия «пеших гетайров» и «среброщитных» . По отправлении Кратера в Грецию в августе 324 года Антипатру было послано письмо с повелением выслать из Македонии воинский контингент, который был бы в состоянии заменить 11 тысяч уволенных и тем самым обеспечить проведение кампании 323 года.
В начале сентября 324 года Александр отдал Гефестиону приказ провести главные силы этой смешанной и составленной в основном из азиатов армии из столицы, то есть Суз, до Персидского залива. Сам он в сопровождении телохранителей и небольшого числа пеших и конных гетайров поднялся на корабль, спустился по Эвлаю (ныне Карун) до его устья, основал в Дурине, близ современного Абадана, новую Александрию, названную Сузианой, повелев удалить заграждения, которые делали невозможным судоходство по Тигру, после чего вместе со всей армией поднялся до Описа в 30 километрах к югу от современного Багдада.
Устроенный в лагере прощальный пир ознаменовал примирение царя и македонян, а значит, и согласие в войсках (сентябрь — октябрь 324 г.). «После этого Александр совершил жертвоприношения, которые взял за правило совершать, и устроил пир за государственный счет. Александр занял место сам, а все уселись вокруг: рядом с ним македоняне, сразу за ними персы, а дальше — наиболее уважаемые за свое положение или иные достоинства люди из других народов. И как сам Александр, так и все вокруг, черпая из одного кратера, совершали одни и те же возлияния, а предводительствовали в церемонии греческие прорицатели и персидские маги. И Александр, наряду с прочими благами, просил у богов, чтобы между македонянами и персами воцарилось единомыслие и общность полномочий ». Таков знаменитый текст Арриана (VII, 11, 8–9), толкование которого породило много нелепостей. На самом деле речь здесь идет лишь о собрании старших офицеров и аристократов, а не о чудовищном пире с участием 9 или 90 тысяч солдат. В расчет принимались лишь македонские и персидские вожди, и они имели преимущество перед всеми прочими. Как греки, так и азиаты были рассажены концентрическими кругами, что является символом общественного, нравственного, географического и даже космического пространства. Наконец, речь здесь шла лишь о военном командовании, а вовсе не о политической власти. Она оставалась в руках Царя царей, который один решал, следует ли ему, в соответствии с определением Аристотеля, быть с греками вождем , а с варварами абсолютным господином ( Плутарх«Об удаче или доблести Александра», I, 6, 329b).